Византийские церкви и памятники Константинополя - Никодим Павлович Кондаков

Каллистрата (по имени основателя), Флора, св. Мавры, св. Олимпиады, св. Павла, св. Зотика, но все они остались более или менее неизвестны нам: многие переменили свое имя или уничтожились. К царствованию Феодосия и ближайшим временам после него относится, напротив, появление самых знаменитых монастырей столицы, самого людного – Далмата, Студийского (около 403 г.), Паулина, свв. Космы и Дамиана (так наз. Космидон, большой монастырь вне стен, на С. от столицы, построенный тем же Паулином), свв. Вассиина, Геспера и Зои и др. И все эти монастыри представляют, кроме обителей, и обширные при них храмы, и помещаются внутри стен, что при новых опасностях от варваров было необходимо, за редкими исключениями. Из них м – рь Далмата, в ЮЗ углу столицы, по дороге к Зол. воротам, основан около 430 – х годов и был самым обширным. Студийский рано прославился ученостью своих монахов и благочестием. О построении Космидиона передается целая легенда Кодином[15]. Диев монастырь в эту эпоху был настолько больших размеров, что в нем мог заседать собор. Но, что самое важное, все эти монастыри являлись выражением созревшей народной потребности, и зачастую их основатели и даже первые игумны шли разом против правительства и церковной иерархии, коль скоро обе эти власти уклонялись в сторону от народного течения православной церкви. Основатель одного из них Далмат и игумен другого Евтих были ревностными поборниками Кирилла Александрийского и в управление Константинопольскою епархией Нестория могли стать решительно против патриарха. Известию, как Несторий, суровый и несдержанный на язык антиохийский монах, преследователь ариан, заслуживший поднятыми им гонениями имя «зажигателя» (purka=iéav) унаследовавший на своей новой кафедре узкое различение двух естеств в лице Иисуса Христа, пришел к отрицанию «Богородицы», чтимой им как благословенной матери Христа, и в пылу религиозных споров дошел до ереси Ария. Мы не имеем ни сил, ни желания входить в разбор этого колоссального религиозного столкновения, с трудом и не вполне разрешенного двумя соборами, отразившими на себе ожесточенную страстность схватки двух соперничавших епархий – Константинопольской и Александрийской. Однако, нельзя не указать, пользуясь свидетельством правдивого Сократа, что религиозные гонения, поднятые сперва Несторием и в столице, и на Геллемонте против Македониан были противны народному желанию, и лишение их церквей, бывших в столице, было насилием. Правду говорит пословица, прибавляет Сократ (кн. VII. гл. 31-я), найдется всегда вино для пьяниц, и драка для драчунов. Несторий нашел для своего драчливого характера пищу во вражде против народного почитания ев. Девы «Божией Матерью», и хотя вовсе не был повинен в Арианской ереси, по словам того же Сократа, но, страдая самомнением и поверхностною ученостью, а главное, увлекаясь своим красноречием, ставил свое мнение на место признанного учения. Несторий просмотрел свидетельства старины, говорит Сократ. Оригена и Евсевия Памфила и поднялся против имени Феотокос. Известно, как потом тот же Несторий уступал, когда собор санкционировал обычай и утвердил догмат. Тем не менее, эта полемическая борьба ясно указала на Египет и Сирию, где развились преимущественно корни почитания Богородицы, и потому совершенно понятно, что в Константинополе до начала этой борьбы и решения ее собором могло не быть церквей во имя Богородицы[16]. В ближайшее затем правление Пульхерии и Маркиана построено было много церквей и преимущественно во имя Божией Матери: церковь Влахернской Богородицы, Халкопратийской (неподалеку от дворца), Одтитрии, храм Богородицы Кира (tèa Kéurou) (с чудотворным образом); и, быть может, также храм Богородицы Диакониссы, находившейся между церквами Ирины и Софии[17]: также свв. Лаврентия, Стефана (во дворце), пророка Исаии близ Лаврентия (вне стен Константина, по дороге во Влахерны[18]).

Из всех этих церквей во имя Богородицы важнейшая для древней эпохи Византии церковь Одигитрии t%wn éoèohg%wn. Никифор Каллист передает, что самый храм был построен для хранения в нем нерукотворного образа Богородицы, писанного Ев. Лукою и присланного из Иерусалима Евдокиею, женою имп. Феодосия Младшего. Предание о том, что ученая супруга императора, автор поэтических толкований на книги Бытия, бывшая дочь философа, им воспитанная на греческой учености, уже в первое свое паломничество в Иерусалим в 438 году[19] привезла оттуда цепи ап. Петра, правую руку первомученика Стефана и образ Богородицы, писанный Лукою, – принимается, со времен Барония, почти всеми церковными писателями. Романическая легенда окружила, как известно, ореолом благочестия и двух любимцев Евдокии – Кира и Паулина и приписала им ряд высоких дел благочестия и полную невинность в истории опалы второго и казни первого. Как бы то ни было, но в сердцевине всего романа должна заключаться прежняя история вражды светского, т. е. языческого двора и духовных властей, приближавшихся к трону через верующих женщин. Историк церкви Созомен посвящает несколько первых глав своей IV книги похвале добродетелям Пульхерии и ее сестер Лукерии и Марины, доброму учению, которое она дала своему брату императору, хотя лишь на два года младшему, чем она; ее стойкости в православии, которая помешала развитию новых нарождавшихся в V веке ересей; религиозной женской общине, основанной сестрами и пр., и подробно рассказывает об обретении мощей 40 мучеников, но ничего не передает об Евдокии. Другой историк Сократ, заканчивая свою историю, в предпоследней главе упоминает о первой поездке Евдокии (второй он не знает, видимо, потому, что не дожил до того времени, когда она должна была удалиться в Иерусалим в заточение), прибавляет, что она сделала много вкладов в церкви на Востоке, но не сообщает ничего о ее драгоценных посылках домой. Точно также не содержит в себе этого известия и сохранившаяся часть церковной истории Феодора Анагноста, писателя времен Юстина и Юстиниана, начавшего ее там, где остановились два первых писателя. Самое раннее известие об иконе Одигитрии находится у Зонары по поводу похода Цезаря Барды (842 – 860) против Крита, но оно указывает, что икона эта настолько чтилась чудотворною, что Цезарь решился взять ее в поход с собою. Но все разнообразные известия об участии чудотворной иконы в судьбах Византии принадлежат уже эпохе Комненов и Палеологов, и мы ограничимся ссылкой на Дюканжа, который подобрал главнейшие факты (кн. IV, стр. 90). Известия иного рода, лишь подтверждающие существование иконы, встречаются и в эпоху иконоборцев, так как на эту икону, как написанную самим Ев. Лукою, ссылались защитники иконопочитания, и далее та же самая икона, по преданию, была осуждена на сожжение, но, как рассказывается в Синаксаре греческой церкви в Бари, составленном в XI стол., спрятана двумя монахами на корабле в 733 – м году. Таким образом, для одного из важнейших фактов религиозной жизни