Цифры - Мария Петровна Казакова

постели.

А зачем.

Вирус, вирус, вирус. Заполненный водой апрель.

__________

Солнечные лучи затопили площадь, убаюкивают пыль, прогревают землю.

Утро, ещё совсем рано, почти нет никого. Подтягиваются первые сонные продавцы, вытаскивают товар из телег и сумок, раскладывают его на кособоких столах. Зевают, потягиваются, судачат о своём.

Она повернулась лицом к солнцу и старалась не закрывать глаза. Известная забава: таращиться на него так долго, что либо мир расплавится в твоей слепоте, либо ты увидишь нечто иное. Интересно, а стал ли от солнца белок глаз таким же лимонно-золотистым, как и его лучи? Жаль, нет средства проверить.

Глаза щиплет, мир сжимается и раскрывается вновь. Сквозь пульсирующие веки – болючий сияющий шар. Интересно, а играла ли так та девушка с чёрными волосами, когда была маленькой?

Представив, что погрузилась в транс, она закрывает глаза и отворачивается. Распахивает веки, но видит только золотые пятна, облепившие Вселенную. Теперь она царь Мидас из маминой сказки! Даже могущественнее! Не нужно касаться предметов, чтобы они превратились в чистое золото.

Ветер принёс запах апельсинов. Не выплывая из солнечного транса, она дрейфует сквозь золото к невидимым фруктам, как мореплаватели, что держат курс к неведомым землям в поисках шёлка.

Её маме на днях заказали почистить персидский ковёр из земель Каибовых. Она не знала, где Персия и добрые ли там люди, но ковёр завораживал. Там были и луны, и солнца, и цветы, и узоры разные. Ночью, тайком от мамы, она пробралась к нему, чтобы ещё раз хорошенечко рассмотреть, и почему-то подумалось, что наверняка в месте, куда попала черноволосая девушка, повсюду такие ковры.

Сквозь золото проступил апельсин. Она протянула к нему ладошку – маленькие шершавочки заветного шара. Взяла в ладони – тяжёленький. Поднесла к носу – свежий. Закрывает глаза, раскрывает рот и…

Хлысть! Полосой по оголённым икрам обжигающая боль, золотой мир распадается, апельсин выкатывается из рук и теряется в пыли. Оборачивается – а там глава города, туча без берегов, машет руками: «Стащила. Деньги где?» Хлысть – жирной ладонью наотмашь по детской щеке, на белые кудряшки спрыгивают слёзы, крохотные ручки саднятся об пыльную твердь.

Мир крошится, рвётся, ломается. Золотые пластинки звенят и осыпаются на землю.

Она не слышит, как торговка кричит: «Стойте! Зачем же так! Пусть взяла бы, это же просто ребёнок! Ну зачем Вы так, у Вас же самого сын, её ровесник! Она же просто играла! Детям полезны фрукты! Мы бы потом с её матерью рассчитались, как следует, все же тут знают друг друга! Зачем Вы это? Зачем жестокость?»

Она не слышит, как он отвечает: «Мы не можем вытравить падаль, но должны пресекать в ней мерзость».

Дамиан всего этого не заметил. Он стоял поодаль и любовался на оловянные фигурки. Разная одежда, разные причёски, разные позы. Каждый человечек – уникален! У каждого свои секретики, в каждом – свои чудеса.

Он обернулся на отца и громко захлопал в ладоши, привлекая его внимание. Ой. Отец опять потный, глаза надуты, на земле тяжело дышит маленькая девочка, облачные кучеряшки чешутся в пыли. Кто её обидел? Папа хочет её спасти?

Дамиан бежит к девочке, простирает к ней руки, врезается в ногу отца, осекается о кровавые белки его глаз и жесты: «Ты едешь домой. В колесницу. Быстро». Дамиан в замешательстве: «Девочка?». Отец взмок и покраснел, дышит тяжелее, пыхтит свирепее. Дамиан боится и повинуется.

Девочка пытается решить, что больнее: солёная вода, капающая в ссадины, солнечные лучи, втекающие в глаза, или человеческая злоба, ворвавшаяся в золотой мир.

Шаги жирного удаляются. Торговка берёт за плечи и целует в молочную головку. Гладит, обнимает, чистит апельсин.

__________

Мария Луиза Вайсман (1899-1929) «Маленькая коллекция кактусов, 1»

из сборника «Лесное сердце», пер. А. Чёрного

Так царь Мидас терзался мукой страсти

Повсюду видеть отблеск золотой,

И даже на пиру вино и сласти,

Песок дороги под его пятой –

Всё для страдальца превращалось в злато

Проклятое. Вот так и я – в огне,

От каждого касания расплата

За страсть мою и боль готова мне,

И ты за мной повсюду неизбежно

Землёй и небом следуешь, как цель,

Напоминая, настигая нежно.

И даже если, выдумкой губя,

Посмею я, превозмогая хмель,

Тебя избегнуть – вновь найду тебя.

__________

Онлайн-пара в Zoom:

– Видел ли кто-то из вас когда-нибудь буддийскую ступу? Это такое религиозное сооружение – не подумайте, ничего общего с кухонной ступой, в которой можно что-то пестиком толочь. И Баба Яга тоже не в такой ступе по миру путешествовала. Нет, у буддистов ступа – это культовый монумент, часто полусферической формы, к которому ведут этакие ступеньки. Я сейчас включу демонстрацию экрана, покажу вам.

Так вот. Гандхарские берестяные манускрипты – это одни из древнейших буддистских документов, нам доступных. Первый век до нашей эры.

– А где находится Гандхара?

– Это территория между Пакистаном и Афганистаном. Северо-западный Пакистан, восточный Афганистан.

– Понятно, спасибо!

– Пожалуйста, Лиза. Так вот. Манускрипты были найдены внутри сосудов, захороненных либо в самих ступах, либо неподалёку от них. Иногда, кстати говоря, в сосуды помещали и хоронили уже довольно потасканные и истрёпанные документы. Не полноценные манускрипты, а, скорее, их останки.

Интересно, что ровно таким же образом и в тех же местах хоронили и буддийских монахов. Помещали останки в специальные погребальные вазы, а сами сосуды хоронили в ступах или неподалёку. Ричард Саломон, профессор из Вашингтона, считает это неплохим доказательством, что и тексты, и почившие монахи были равноценными носителями Дхармы – просто в разных формах. Равные по значению для культуры символы, носители, трансляторы Дхармы. То есть текст не обесценивался, а ставился вровень человеческому существу.

Кстати, вы знали, что для создания одного из красителей – не во времена Гандхары, а позднее, правда, но всё же – использовали коровью урину? Получался жёлтый цвет с особым загадочным блеском. Пожалуй, сейчас мы бы назвали его люминисцентным. Поговаривают даже, что для производства этой урины выращивали специальных коров. Они питались лишь листьями манго да водой – и ничем больше. Извините, что отвлеклась от темы, зато теперь у вас есть ещё одна байка, чтобы удивлять друзей за пивом. Что ж, вернёмся от коров к нашим баранам.

Итак, представьте. Вы – археологи, и вы обнаруживаете в ступе сосуд, в котором наверняка прячется какой-то текст. Вам, конечно же, хочется прочитать этот текст. Но сама ваза – не менее древняя. У неё самой как у предмета есть характеристики, которые также могут быть весьма ценны и интересны как для науки, так и для культуры, и для общества в целом. Но текст не достать из заточения без разрушения материнского сосуда. Вы должны сделать выбор: либо ваза, либо текст в ней. Либо мать, либо дитя.

С той же проблемой сталкиваются исследователи по всему миру. Например, в Египте. Не только фараонам, но и обычным