Морок (СИ) - Горина Екатерина Константиновна

— Идёте лесом, не по тракту, старик ведёт, отойдёте на тысячу шагов, встанете лагерем. Тут уж ты, старик, смотри в оба. Всякая шушара в замок полезет, но сперва до вас дойдёт, будет ходить около, кряхтеть да мяукать, выть да вынюхивать. Кешку будет искать. Твое дело, старик, этих малохольных так надрючить, чтобы они здороваться не лезли к нежити, а тебе помогали. У вас задача одна — удержать шишиг как можно дольше у себя. А нам с ребятами время дорого во дворце.

— Это ж что такое будет, вы мне скажите, а? — начала крикливо Матильда.

— Светопреставление будет. У тебя — персональное. У остальных — просто мертвяки рядом ходить будут. Ты вот что, мглу не гони, пока на место не придёте, а то эти сволочи догадаются, почему тьма от замка уходит. Мы, надеюсь, время выиграем, если они будут думать, что мы ещё не подошли. Ну, ребята, некогда болтать.

— Как защищать-то? — промямлил Казимир.

— Все придёт, старик, сам поймёшь, скоро уже начнётся. И орлы твои окрепнут. Тут, батя, чудеса начинаются. Ты не спрашивай, поверь, к этому я тебя не подготовлю. Действуй и все. Идите, а потом встанете, как Матильду крутить начнёт, там и стойте.

Иннокентий подхватил заплечную сумку, которую ему наспех передал Богдан:

— Там еды немножко, от завтрака осталось…

— Спасибо, Богдан!

И они двинулись в сторону дворца, не оборачиваясь, не прощаясь и до конца не веря, что вот-вот произойдёт что-то грандиозное, что, возможно, с кем-то они больше не увидятся…

— Лея, тебе, дорогуша, придётся Кешу прирезать… Справишься?

— Почему Кешу? — удивилась девушка.

— То есть вопроса «почему прирезать» у тебя не возникает? — съязвила толстуха. — Конечно, Борьке кровь пустила, как поросёнку, и не моргнула.

Юноши вопросительно посмотрели на девушку. Она отмахнулась от них, мол, не сейчас, потом при случае, расскажу. Никто и не стал допытываться, чудес и быстрых решений уже было достаточно, поэтому тратить силы на рассказы и удивления не хотелось. Потом так потом.

— Кешу, потому что из любви. Нам нужен невинноубиенный, понимаешь? Желательно, девственник. Кеш, ты как в этом деле?

Иннокентий покраснел, а Лея с нескрываемым любопытством уставилась на своего возлюбленного. Признаваться в том, что в этом деле — никак, было как-то не с руки, вроде взрослый парень, хотелось что-нибудь соврать. Но ведь если соврать, то Лея потом всю жизнь вспоминать будет, что изменил, и никогда уже потом не докажешь, что соврал, чтоб казаться старше и опытнее. Иннокентий молчал.

— Ну молчи-молчи. В общем, в роли жертвы ты нам очень даже пригодишься. Все есть у Клариссы, а вот невинноубиенного за любовь нет.

— А я, может, его и не любила никогда, — попыталась оправдаться Лея.

Толстуха хихикнула и продолжила своё.

— Нет такого, потому что любви там нет. Убийцы, воры — этого полно. А вот жертвы по любви, такого нет. Между тем, он единственный проскочит за кристаллом.

— Погодите-ка. То есть меня убьют, чтобы я вам помог? А мне что за это?

— Да не трепыхайся ты, всё нормально будет. Потом мы тебя вытянем.

— Как это не трепыхайся, я раньше боялся, что меня королём сделают, а теперь я боюсь, что меня мёртвым сделают. Я теперь даже на короля согласен, жить-то хочется.

— Ты, мальчик мой, не бойся ничего, — ласково заговорила толстуха. — Я тебя сейчас приведу и поставлю под ясны очи Ея Величества Евтельмины, и скажу, что привела того, кого она ждет. Того самого, про которого в записке было указано, что Лея подала.

— А я? — запыхавшимся голосом спросил Миролюб.

— А ты?! Ну как это мы про тебя-то забыли. А ты у нас, как есть, законный наследник престола. Я тебя так королеве и представлю, пусть думает, что с тобой делать: жениться с тобой и род королевский продолжить или убить.

— И меня в расход? — возмутился Миролюб.

— И ты не бойся, все выживут… Если слушаться будете, ребятки, все будете живы. Слово даю…

— Ага, — съязвила Лея. — Сказал король обмана, князь лжи и властелин тумана…

— Придётся, девочка, придётся поверить на этот раз… Главное, не лезьте никуда. А ты, Миролюб, пальцы разминай. Твоя задача так сыграть, чтоб все во дворце заснули…

При слове «сыграть» Миролюб оживился, он стал идти даже как-то бодрее, выпрямил спину, словом превратился из хромающего калеку в молодого бойкого юношу.

— Эх, — вздохнула толстуха. — Будет вам и белка, будет и свисток… Только меня слушайте, ребятки…

* * *

— Ну, пошли! — Казимир уверенно двинулся вперёд.

Бодро пройдя шагов двадцать, он обернулся. Маги стояли, как вкопанные. Старик вернулся.

— Ну, что не так-то? Сказано идти, надо идти. Чего стоять-то рот корытом?

— Не хочу домой! — взвизгнула Матильда.

— Ты, девка, только дело всё портишь. Ты откуда знаешь, что домой не хочешь? Или ты знаешь, где у тебя дом?

— На болотах…

— На болотах ты время ждала, долго там сидела, но это ведь не твой дом, а? Ласковая моя? Пошли, нам бы поторопиться. Вишь, чего знающие люди говорят. Нам надо нечисть на себя принять. Чтобы друзья твои в замок прошли. Или ты не поняла?

— Дед, — тихонько позвал Богдан Казимира. — У неё, кажись, это…

— Что это? — удивился старик. — И какой я тебе дед-то? Такой же я, как ты!

— Это у неё, про что баба сказывала. Свето-пре-став-ле-ние.

— А-а-а, — засмеялся Казимир. — Рано вроде ещё, попозже должно начаться. Пошли, братцы, девка, догоняй!

— Туда! — Матильда указала рукой направо. — Мы оттуда пришли, от тюрьмы. Там мёртвый ключник. Нам туда.

— Зачем нам к мёртвому ключнику? — развел руками Богдан.

— А как ты думал нежить на себя принимать? Приглашения напишешь на батистовых салфетках да с глашатаями разнесешь? — смеялся Ярослав. — Правильно она говорит, начнём с ключника. Пошли, значит, туда.

— Брр, — Матильда передёрнула плечами. — Мерзость такая.

— Кто? Ключник? Что? Страшно? — уточнил Казимир по дороге.

— Не страшно. Противно. Дырка в голове. И даже не то, что страшно и противно. А жалко его даже больше, он как будто и не знает, что помер. Вот тоже живет человек, какая тут радость. Ни поспать вдоволь, ни поесть досыта. Помрёт человек, и вроде вот он — отдых. Ан нет. Какая-то гадина подняла его после смерти, мучает. А тот, как кукла, туда-сюда мотается, отдыха не знает. Тьфу! — сплюнул Ярослав. — Не хотел бы я после смерти народ пугать.

— Так, может, ему и сказать, что он всё, отдыхать может? — пошутил Казимир.

— Ну, вот дойдём, ты и скажешь, — огрызнулась Матильда.

— Да что толку говорить? — отозвался Богдан. — Ты ему скажешь, мол, ты мёртв, родной, все, иди себе восвояси. Он и пойдёт. И ходить будет вечно так. Разве это покой? Какой же это отдых, когда человеку умереть не дают?

— Брр, — повторила Матильда. — Это ты ещё шишиг не видел, старый…

— Я? — удивился Казимир. — Шишиг не видел? Я, девка, столько видел, что тебе не снилось. Видел так много, что половину уже и забыл, а ты никогда и не встретишь.

За разговорами вышли к «строгим» подвалам. Солнце стояло высоко над горизонтом, небо по-прежнему было ясно, по деревьям щебетали птицы, и только из глубины каменных сводов веяло сыростью.

— Я туда не пойду, — объявила Матильда.

— Тьфу ты, — выругался Казимир. — Как его зовут-то?

— Кого?

— Ключника! Мы ж его с собой заберём, пойдёт с нами? — переспросил Казимир.

— А! Ну да. Никак его не зовут. Мы у него ключи взяли, он за ними сюда и пришёл, — объяснила Матильда.

Казимир скрылся под аркой за тяжёлыми дверьми. Скоро оттуда послышался его голос, он будто кого-то звал. Ещё через некоторое время оставшиеся услышали песню. Казимир пел, и пел красиво, как-то по-старинному, пел о том, как тяжело тем, кто ушёл далеко от дома. Пел, как больно идти голыми ногами по горящим угольям тем, кто потерялся во тьме. О том, как раздирают кожу шипы терновника идущим в ночи. Старинная песня о дивной ночи, которую видели те, кто ушёл навсегда, о ночи, которой никогда не было и уже не будет.