Амаира Первого дома - Ина Деш

и немного сумрачно из-за того, что пластины неполноценно пропускали дневной свет, и по-своему уютно. Вокруг водоема были расставлены удобные на вид деревянные лежаки. Именно к ним Трейвент повел принцессу. Вода даже внешне казалась теплой. В воздухе разлился легкий запах серы.

— Мы прилетели купаться? — не удержалась от вопроса Шарлинта, когда феникс потянулся к пуговкам ее рубашки.

— Нет, маленькая. Мы прилетели отдохнуть.

— Свадебное путешествие? — слабо улыбнулась Лин, отведя руку феникса от собственной одежды. — Можно сначала я?

Девушка медленно распустила шнуровку его рубашки, поглаживая подрагивающими пальцами кожу.

— Это трудно назвать путешествием, скорее побег в уединенное место.

Шарлинта потянула его рубаху, выдергивая полы из-под пояса мужских штанов.

— А сбежать получится? — с сомнением уточнила она, привстав на цыпочки и пытаясь снять рубаху с феникса.

Верилось в это с трудом. Да и оракул вполне однозначно сказал, что ждет Нела через два дня.

— Кому-то одному из нас, возможно, придется иногда улетать ненадолго. Но здесь точно никто не ворвется к нам до завтрака.

Трейвент помог девушке избавиться от своей рубахи. Тонкие пальцы медленно заскользили по его груди, невесомо обводя линию шрамов. Шарлинта подняла на него потемневшие глаза, словно ища на лице амаинта одобрение своих действий. Потом провела язычком по груди феникса, вызывая у него рваный вдох. Принцессе так хотелось это сделать еще вчера, но тогда она так и не решилась.

— Вкусный, — очень тихо шепнула она, но Трейвент прекрасно все услышал.

Приподнял ее лицо за подбородок, погладил большими пальцами окрасившиеся румянцем смущения щеки, потом поцеловал. Невесомо, нежно, изнурительно сладко. Шарлинте хотелось раствориться в нем самом точно так же, как и в этом поцелуе. Она льнула к амаиру, досадуя на мешающуюся одежду. Так хотелось чувствовать тепло его кожи без этой преграды.

— Искупаемся?

Расстегнуть ряд мелких пуговок у принцессы получилось не сразу. И пальцы почему-то плохо слушались, и Трейвент, быстро избавившийся от остатков своей одежды, очень отвлекал. Это была такая непосильная задача, отвести от него взгляд. Пуговка, еще пуговка. Лин даже странно стало, что раньше ей нравились эти рубашки с высокими манжетами, которые так долго расстегивать. Правда, и обнаженные мужчины до этого от процесса раздевания девушку не отвлекали.

— Линнн, — насмешливо потянул младшенький где-то почти у самого уха принцессы.

Шарлинта повернулась к нему и неловко покраснела. Она так и не расстегнула злосчастную манжету рубашки, замерла, сжав пальцами одну из пуговок и разглядывая Трейвента. Именно за этим занятием ее и застали Икрей и Равенель. Лин и самой себе не могла объяснить, о чем думала в тот момент. Просто она смотрела на феникса, а он на нее. Бездумно, не анализируя, забыв о том, где находится, и о том, что не одни. Теперь же стало стыдно так, что принцесса не знала, куда прятать глаза и непослушные подрагивающие пальцы.

А еще она жалела, что не разделась немедля и не спряталась в воде. А сейчас продолжать разоблачаться на глазах сразу трех амаиров, было неловко, стыдно и почему-то страшно. Захотелось убежать, и Лин даже оглянулась, пытаясь увидеть вход в строение над их головами. Но и один шаг назад девушка сделать не успела. Младшенький крепко обнял за плечи, удерживая на месте, а подошедший Трейвент быстро и ловко расстегнул все пуговки, избавляя Шарлинту от рубашки. Принцесса в полной мере ощутила себя птичкой, попавшей в силки.

— Я сама могу, — слабо возразила девушка, когда Трейвент опустился перед ней на колени и занялся сначала сапожками, а потом и штанами, а следом еще тише нерешительно добавила. — Наверное.

Феникс был не такой высокий, как братья, но даже он, стоя на коленях, несущественно уступал полному росту Шарлинты. Сейчас она, как никогда осознавала, насколько точно это его «маленькая». Близость амаиров волновала, но еще больше Лин смущала реакция собственного тела на скольжение пальцев феникса, снимающих с нее штаны, по оголяющейся коже ног. Лин казалось, что мужчины чувствуют тепло, скручивающееся спиралью внизу ее живота, видят напряженные соски, даже сквозь плотный лен скромной нижней рубахи. Оттого что это все происходило практически на открытом пространстве, вряд ли прозрачное, хоть и мутноватое, ограждение можно было считать существенным, и при дневном свете, неловкость только возрастала.

— Чшш, маленькая, — глухо, уткнувшись лицом ей в грудь, произнес феникс, успокаивая, словно младенца. — Никто нас не увидит. Никто не подлетит сюда, не телепортируется, не поднимется по скалам так, чтобы мы не почувствовали приближения заранее. Это самое безопасное место на территории дома. И самое уединенное. И только наше на следующие две недели.

И в который раз девушка изумилась тому, как точно ее Трей чувствует. Словно он часть ее самой.

Горячее дыхание Трейвента, принцесса ощущала даже сквозь лен рубахи. Оно щекотало кожу, будоража что-то внутри. Что-то малознакомое, еще не получившее определенного названия. Под действием его Лин позволила себе стянуть кожаный шнурок с косицы феникса и запустить пальцы в его песочные волосы. Жесткие. В ее фениксе не было ничего мягкого, разве что голос, или скорее интонации, которыми он разговаривал с ней. Вслед за штанами, Трейвент избавил девушку от чулок, а потом и от нижнего белья. Осталась лишь льняная рубашка до середины бедра, в которую Шарлинта судорожно вцепилась пальцами при попытке снять.

— Я сама.

Видимо, голос уже обрел достаточную твердость, потому что амаиры отпустили принцессу, предоставляя свободу действий. Шарлинта чувствовала себя уязвимой рядом с ними, несмотря на то, что оказалась самой одетой из четверых. Ей так бы хотелось знать, как именно она выглядит в их глазах. Сама же Лин смотрела на амаиров ровно так же, как и на их драконов — с восхищением и восторгом, неприличными наверняка, но чувства разуму и правилам этикета поддаваться напрочь отказывались.

Принцесса подошла к краю водоема, остро ощущая взгляды амаиров. Даже мысленно очень сложно было назвать их мужьями. Где-то там, на подсознании, засела мысль о том, насколько этот полиандрический брак порочен по своей сути. Она мешала признать собственные чувства и желания в полной мере. Отравляла. Жить мешала.

Шарлинта решительно стянула рубашку и разжала пальцы, позволяя ей упасть у кромки воды. Правда, обернуться и взглянуть на амаиров смелости уже не хватило. Принцесса медленно спустилась в воду