Муссолини и его время - Роман Сергеевич Меркулов

объектом для уколов итальянской пропаганды, следовало, по мнению дуче, почаще напоминать об их варварских галльских предках и о том, что когда-то Франция (Галлия) была не более чем римской провинцией. Хотя в будущем Муссолини и надеялся вернуть Корсику и Ниццу, уступленные французам в предшествующие столетия, на рубеже 20–30-х годов итальянские претензии в основном относились к Африке. Еще в 80-е годы XIX века Италия вступила в конфликт с Францией из-за Туниса, доставшегося в конечном счете французам, но теперь Муссолини собирался с лихвой расквитаться за это, расширив итальянские владения за счет африканских колоний Франции.

Однако, на протяжении 20-х годов внимание Рима отвлекали ливийские повстанцы: Италия оказалась втянута в утомительную антипартизанскую кампанию. Во многом это стало следствием действий самого дуче – с присущей ему отвагой неофита он принялся распутывать сложное переплетение проблем в главной итальянской колонии.

Когда-то Муссолини громко протестовал против войны с Османской империей, в ходе которой итальянские войска и захватили Триполи; теперь же он выступал за самое жесткое и, как ему казалось, быстрое решение: в Ливии предстояло провести унификацию, подобную той, что уже произошла в Италии. До Муссолини колониальные власти закрывали глаза на определенную независимость, сохранявшуюся у мусульманского населения со времен османского владычества, – теперь же с любыми «автономиями» и правами было покончено, а ливийцы, взяв в руки оружие, нападали в ответ на небольшие отряды колониальных войск и трудолюбивых итальянских колонистов, создававших в прибрежной зоне образцовые городки. Вполне возможно, что этот конфликт был исторически неизбежен, но именно самонадеянность дуче, спешившего покончить с проблемой в несколько месяцев, если не недель, привела к тому, что для подавления мятежа в Ливию пришлось отправлять значительные контингенты войск, включая и бронетехнику. Хотя к началу 30-х годов генералу Родольфо Грациани, проведшему несколько утомительных кампаний, высокопарно названых «Реконкистой Триполитании», и удалось нанести поражение основным силам мусульманской герильи, сопротивление ливийцев не прекращалось вплоть до 1943 года. В конце концов, Муссолини настоял на своем и добился определенного успеха, но привычка опережать военную готовность «смелыми политическими озарениями» впоследствии сыграла с ним дурную шутку.

Помимо возобновления старых колониальных распрей и территориальных споров в Европе, дуче частенько выступал в качестве защитника итальянских диаспор за границей королевства. Не успели закончиться волнения в Больцано, как Муссолини, делавший все, чтобы растворить доставшуюся Италии общину тирольских немцев, обрушился с яростными нападками на французов, которые-де стараются ассимилировать итальянцев не только на Корсике или в Ницце, но и в Тунисе. Британцам, когда-то выступившим на защиту англоязычных жителей бурских республик, ныне приходилось выслушивать крикливые упреки фашистской дипломатии, обеспокоившейся правами итальянского языка на Мальте. Досталось и Швейцарии, хотя в те годы бюргерская республика еще не входила в перечень первоочередных интересов дуче. Намного больше его тогда привлекали Балканы, и там главными противниками Италии вновь выступили тесно связанные с Парижем и Лондоном Югославия и Греция. Хотя в годы Первой мировой войны журналист Муссолини приветствовал «мужественный сербский народ», теперь дуче пытался всеми способами ослабить позиции Белграда.

Интриги против Белграда велись достаточно топорно и порождали атмосферу враждебности в итало-югославских отношениях. Италия поддержала хорватов в их стремлении выйти из состава королевства – будущие деятели режима усташей находили у Муссолини укрытие и помощь (в том числе и оружием), итальянцы осуществляли патронаж почти над каждым достаточно крупным сепаратистским движением в Югославии. Все это не было особым секретом, равно как и поддержка фашистами македонских противников греческого правительства, однако политика Рима на Балканах носила скорее хаотический, чем хорошо (и коварно) спланированной характер, – в качестве дипломата Муссолини намного лучше удавалось создавать кризисные ситуации, нежели оборачивать их в свою пользу.

Какое-то время казалось, что намного более конструктивно его внешняя политика проявила себя в Албании, где совершивший переворот при помощи бывших белогвардейцев король Ахмет Зогу остро нуждался в поддержке со стороны какой-нибудь великой державы. Сперва в качестве таковой и выступила Италия, но в конечном счете слишком откровенное стремление Рима превратить Албанию в протекторат вызвало отпор и к началу 30-х годов Албания выпала из орбиты итальянской политики. Не слишком удалась и попытка сблизиться с «латинской сестрой» – Румынией, продолжавшей оставаться под французским влиянием.

Другим перспективным направлением итальянской дипломатии для дуче стало создание своего рода «проримской системы» на территориях сгинувшей в огне Мировой войны империи Габсбургов. Италия установила весьма дружественные отношения с венгерским режимом адмирала Хорти и тайно помогала перевооружать его армию. В то же время не слишком стабильная Австрийская Республика все больше попадала под влияние Рима.

Но все эти успехи не могли изменить главного порока итальянской внешней политики – вслед за дуче, она все более утрачивала связь с реальностью. Во второй половине 30-х годов неадекватность суждений Муссолини станет очевидной, но уже на рубеже десятилетий он предпочитал химеры фактам. Не ограничиваясь более Италией, он объявил поход против «фальшивых либеральных ценностей», имея в виду «наследие Великой французской революции». Вследствие такого «идеологического подхода» итальянская дипломатия, которую традиционно всегда оценивали достаточно высоко, стремительно теряла свои профессиональные навыки. Пообещав, что министерство иностранных дел станет самым фашистским в его кабинете, Муссолини принялся за кадровые перестановки, предпочитая не ненавистных ему «аристократов» и уж тем более не «либеральных буржуа», но надежных деятелей фашистской партии. К сожалению, опыт разгрома социалистических газет или насильственного вливания касторки мало помогал партийным назначенцам в их новой повседневной практике.

Назначение в 1936 году собственного зятя на пост министра окончательно отрезало Муссолини от отрезвляющего влияния дипломатов старой школы, но и до этого действительное положение дел в этом ведомстве оставляло желать много лучшего. Представитель «интеллектуального фашизма» Дино Гранди, номинально руководивший итальянской дипломатией между двумя «министерствами» дуче (диктатор сперва сложил с себя обязанности министра, но спустя три года, в 1932-м, вновь занял эту должность), не предпринял ни единой попытки обуздать амбиции своего шефа и открыть ему глаза на реальное положение дел. В те годы будущий антифашист-заговорщик был апологетом «смелой внешней политики» и потакал убеждениям дуче о том, что никто и никогда не посмеет выступить против него. В конце концов Муссолини, который всегда ревниво относился к чужой славе, отправил приобретающего, как дуче казалось, слишком большую популярность министра в почетную ссылку – послом в Англию, а сам снова возглавил министерство.

Однако, дело было не только в недоверии (хотя диктатор и не забыл о сомнениях Гранди накануне «марша на Рим», равно как и о его фрондерстве позднее), но и в том, что, по мнению дуче, наступала пора «решительных действий», а Муссолини не желал ни с кем делиться даже толикой славы. Только