Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

следовательно, иероглиф сы мог опускаться, если из контекста итак было все понятно. И если даже сегодня, через две с половиной тысячи лет, это ясно автору настоящего перевода – не специалисту в вэньяне, а только немного понимающему «дух» подлинного Лунь юя – в таком случае что́ говорить о современниках Конфуция, которые жили в то же самое время и в той же атмосфере? Ведь в предлагаемой нами трактовке суждения нет никакой «тайны», и это не сопряжено с каким-то особым «духовным откровением».

И вот теперь, разобравшись в технических особенностях иероглифического текста, попытаемся объяснить его суть. О чем здесь идет речь? – Конечно, о ритуале. А что же главное в ритуале, по мнению Конфуция? – Состояние внутреннего мира человека, совершающего ритуальные действия. При обращении к миру ушедших предков дух этого человека должен быть умиротворенным, – пребывать в покое и мире. Это – главное, а иначе – «ритуал не ритуал».

Мы уже упоминали об удивительной практичности древних китайцев, и данное суждение – тоже «на злобу дня», т. е. посвящено конкретному вопросу, а не является «абстрактным афоризмом». Из него прекрасно видно, что во время жизни Конфуция ритуал стремительно «отступал по всем направлениям». Против него еще боялись открыто возражать, но на деле многие положения древнего ритуала уже не выполнялись. Конечно, жертвоприношения в Храме предков по-прежнему совершались. Но требование раздела, который предписывал принесение жертвы духам дорог перед каждым отправлением в путь – а такое действие встречалось в жизни любого китайца многократно – уже, как правило, игнорировалось. Китайцы того времени, как и сегодняшние жители земли, стали полагать, что «духи дорог» – это нечто мифическое. «Духи предков» – это да! а духи рек, дорог и всяких прочих гор – это уже нет. Китайцы начинали также «трезво мыслить», как и мы, сегодняшние. И при этом, в качестве «оправдания» рассуждали таким образом, что главное во всех действиях – это «мир в душе». Конфуций же мыслил иначе – категориями древности. И он в настоящем суждении возражает против такого «нашего понимания».

Здесь можно привести конкретный пример, который, как говорится, «витает в воздухе». Причем, такой пример, с которым встречался или встретится практически любой человек в своей жизни. И Конфуций именно его как бы и приводит, этот пример, но так, что он открыто в тексте не показан, а обозначен «всполохами» значений иероглифов, – «на заднем плане» всего текста. Но и те суждения, которые обрамляют настоящее – а их порядок в Лунь юе вовсе не хаотичный – навевают у читателя именно такие мысли.

У человека умирает отец. Сколько горя, слез, «подпрыгиваний» и внутренних душевных мук. Но вот все уже готово, положенное время пришло, и покойника готовы везти к месту упокоения. У старшего сына, который встал во главе семьи и руководит церемонией погребения, – в душе мир, как этого требует ритуал и Учитель. Это тоже своего рода «внутреннее обуздание» себя. Все приглашенные, семья покойного, повозка с гробом и «табличкой», сам сын – все готово к последнему пути. Все мысли о важном, внутреннем, потустороннем; в душе – мир. Зачем же вносить в этот мир еще что-то иное, отвлекающее, кроме этого важного?

И вот на такие мысли или подобные им Конфуций как бы отвечает: «Так не положено. Перед отъездом необходимо обязательно совершить ритуальное жертвоприношение духам дорог, которое требуется выполнить, когда отправляешься в путь». Такое требование ритуала распространялось на любое предпринимаемое путешествие, а проводы в последний путь – это тоже «путешествие».

Что это, и как это понимать? Как буквоедство? Конечно же, нет. Мир в душе (хэ) – это главное, и этот иероглиф повторен в суждении трижды. Но это является «главным» только в приложении к указанному ритуалу, а если без ритуала – то такой «мир в душе» – уже ничто. Потому что ритуал – это «кольчуга», «меч» и «древние доспехи» рыцаря, а «мир в душе» – это сам рыцарь. Без этих «доспехов» рыцарь сразу же будет побежден «злыми духами». А Дао самого Конфуция – это победа того ученика, которого Конфуций обучает «рыцарскому делу»: как победить духов зла и присоединиться после смерти к прославленным «духам верха». Ведь именно среди этих духов обитают «погрузившиеся» в иной мир Вэнь-ван и Чжоу-гун.

Мы прекрасно понимаем, что приведенное выше объяснение – со всем этим «занудством» – не очень вдохновляет нашего читателя. Таковы реалии нашего сегодняшнего времени. Судить о том, кто́ в данном случае прав, – древний Конфуций или современные «мужи от науки» – не нам с вами. Со временем этот вопрос рассудит справедливым судом будущее. Но факты, получаемые сегодня наукой, дают все больше и больше свидетельств в пользу того, что «что-то от человека» не исчезает после смерти. То есть «наука» все больше и больше разворачивается на 180 градусов относительно своего прежнего «дарвиновского» представления о том, что человек и его тело – это одно и то же. И возможно, она когда-нибудь – конечно, с той же самой великой помпой, которая всегда присуща этой науке! – «откроет человечеству глаза» на ту «истину», со знанием которой человечество жило всю свою сознательную жизнь. Оно жило с этой главной истиной жизни десятки тысяч лет, за исключением какого-то малюсенького «хвостика чёрта» – самых последних двухсот «научных» лет нашей «великой цивилизации».

И от того, что все мы, сегодняшние, имеем этот самый «хвостик» в качестве нашего «нового» сознания, ровным счетом ничего не меняется в том бескрайнем мироздании, которое создано не нами: так же текут великие реки, все так же восходит солнце на востоке, все так же рожают женщины (хоть они уже давно переоделись в мужские брюки), и все так же умирают люди. И неужели сегодняшнее «животное» состояние европейского человека – это и есть вершина «прогресса» человеческого бытия? Нет, это, скорее, его «Марианская впадина». А вершиной было… Ранее Чжоу. И если наука когда-нибудь признает то, что человек не умирает со смертью тела, значит, – право было это Чжоу. Но в таком случае, несомненно так же и то, что наши «предки» живы. А значит, они действительно могут нам помочь или навредить. И кто из похоронивших своих родителей, или кого-то из самых близких – жену, мужа, сына или дочь – может искренне себе сказать, что этих близких уже нет, что они не существуют? Человек – такое сказать не может. А значит… неужели все мы – животные?

Суждение 1.13

1.13. Ю-цзы сказал (юэ): «[Если] вера (синь) [в духов] переходит в (цзинь, т.ж. «*овладевать», «*входить в предмет», «*близко касаться», «*непосредственно затрагивать») жертвоприношение (и, т.ж.