Комментарии к материалистическому пониманию истории - Дмитрий Евгеньевич Краснянский

аграрную стадию и ныне находятся на стадии индустриализма.

4. Формационный и цивилизационный аспекты анализа не совсем равноправны. Следуя марксистской парадигме, мы склонны рассматривать формационный подход как более фундаментальный. Соответственно, цивилизационный подход формируется на его базе как специфическая конкретизация анализа. Подобное видение приводит к тому, что часто за пространно-мистическими рассуждениями цивилизациологов о судьбах цивилизации следует видеть действие вполне реальных формационных механизмов. Так, например, за анализом периодов рождения, расцвета, упадка и гибели цивилизации следует видеть чаще всего действие определенного способа производства или социального ресурса.

Итак, цивилизация – специфический способ существования, или стиль бытия, парадигма того или иного социально-исторического организма. А стиль бытия, или цивилизационная парадигма в конечном итоге определяется наличным способом производства социально-исторического организма в целом. Этот способ производства реализуется в определенной социальной структуре. И если эта структура существует достаточно долго, то она имеет тенденцию к последующему воспроизводству себя в новых исторических ситуациях. Она становится традицией. Это достаточно любопытная особенность. Если бы история была бы целерациональным процессом (как это полагают старые марксисты), то в новой исторической ситуации реализовывался бы наиболее адекватный, наиболее современный вариант. Но в действительности мы наблюдаем совсем иное. Старая структура, приобретшая силу традиции, вовсе не спешит соответствовать представлениям социального теоретика, который всегда знает, какова на данный момент наиболее адекватная, наиболее современная, «прогрессивная» социальная форма. Старая структура не склонна уступать место новому и до последнего стремится воспроизвести себя вновь и вновь, по возможности адаптируясь к изменившимся условиям. Иными словами, традиционная структура оказывается институциолизированным, устойчивым способом ответа на Вызовы, предъявляемые социору. В этом нет никакой мистики. Для представителей социора этот способ решения проблем оказывается наиболее привычным и понятным. Кроме того, многие из них являются субъектами этой структуры.

В итоге, общество может пройти несколько качественно различных состояний, но при этом сохранить свою цивилизационую специфику. И именно эта специфика фиксируется в понятии «цивилизационная парадигма».62

Глава II

Русь

Русь – это не Россия. Россия – это одно из ответвлений того, что когда-то именовалось Русью. И, естественно, между Русью и Россией существует определенная цивилизационная преемственность.

Мы можем выделить в рамках Руси два периода: Киевская Русь и удельная Русь.

§ 1. Киевская Русь

Под Киевской Русью мы понимаем социально-исторический организм, сформировавшийся на базе конгломерата восточнославянских племен в регионе Нижнего Дуная – Днестра – Днепра во второй половине IX в. Механизм формирования этого социора до сих пор остается неясным, но мы вряд ли ошибемся, если скажем, что Киевская Русь была результатом действия внешних и внутренних факторов.

В числе внешних факторов хронологически первым оказывается Византийская империя. Само появление славян в среднем Поднепро-вье во многом было обусловлено византийской «реконкистой», когда империя восстановила свою власть над Балканами и вновь укрепила пограничные рубежи. Кроме того, географически Византийская империя являлась потенциальным торговым рынком для продукции, производимой славянами. Другой внешний фактор – Хазарский каганат. С одной стороны, воюя и требуя дань с части славянских племен, он ускорял распад родовых и племенных структур, с другой стороны Хазарский каганат сделал южную степь проницаемой для торговых путей, ведущих в Византию, исламский мир и Китай. По большому счету, каганат положил конец в этом регионе хаосу, последовавшему за великим переселением народов, и установил определенный социальный порядок, который изрядно способствовал расцвету соседних цивилизаций.

И, наконец, важнейшим внешним фактором возникновения Киевской Руси была военная и торговая активность норманнов. О последнем факторе следует высказаться значительно подробнее.

Речь идет о так называемой «варяжской проблеме». Споры вокруг роли варягов в возникновении древнерусского государства ведутся уже почти триста лет. Виной тому и неоднозначность исторических источников, и оголтелый патриотизм отечественных историков, и цивилизационная гордыня историков западных. Мы ни в коей мере не собираемся подменять работы профессиональных историков и делать вид, что парой страниц нашего теоретического трактата мы окончательно проясним эту давнюю дискуссию и положим ей предел. Социальный теоретик, по определению, является потребителем продукции профессиональных историков и максимум, что он может сделать – помочь историкам прояснить социальные основания их теорий. На данный момент большинство научного исторического сообщества склоняется в пользу так называемой «норманнской теории». Это естественно, поскольку даже беглое знакомство с основными историческими источниками свидетельствует в пользу «норманнизма». Кроме того, слишком многое в истории Киевской Руси оказывается загадочным и трудно объяснимым без обращения к «норманнской теории».

В частности:

1. С самого начала государственности Киевской Руси мы обнаруживаем ситуацию, когда русская земля оказывается собственностью одного рода – Рюриковичей. Причем монополия Рюриковичей на власть однозначна и в последующем становится непререкаемой традицией. Лишь однажды, в 945 году древлянский князь неудачно претендует на руку княгини Ольги и на киевское княжение. Ничего подобного далее нет и в помине – местная знать не представляет опасности для рода, основанного норманнами.

Если бы возникновение государства было следствием интеграции славянских племен под руководством полян, то мы имели бы многочисленные социальные следствия этого в виде политического доминирования племени полян или хотя бы граждан Киева, как это мы наблюдаем в римской истории. Либо же у нас были бы свидетельства о мощнейших пережитках военной демократии, выражающихся в выборе князя, или хотя бы, его утверждения на общем собрании воинов.

Ничего подобного мы здесь не наблюдаем. Рюриковичи выступают в роли абсолютных хозяев земли, которая принадлежит им по праву меча.63 Пространные рассуждения историков о местной, автохтонной знати, как источнике возникновения русского государства повисают в пустоте отсутствия фактов – деятельности этой знати мы не обнаруживаем вплоть до начала удельной эпохи.

2. Изначально мы обнаруживаем глубокую пропасть и отчуждение между княжеским родом и «землёй». Вернее, с самого начала князю вообще никто не противостоит. Какое-либо упоминание о земских структурах в виде вече, общего круга, влиятельного совета знатных, либо отсутствует, либо же появляется достаточно поздно. Рюриковичам не приходится узурпировать или отнимать власть у «общества». Изначально этого «общества» просто нет. Оно начинает формироваться лишь к началу удельного периода, причем весьма робко и неуверенно.

3. В этом отношении весьма любопытно совершенно особое положение Новгородских земель в системе Руси. «Уже в период пребывания в составе Древнерусского государства Новгородская земля обладала важными отличиями от других древнерусских земель. Местная верхушка словен, кривичей и чуди, пригласивших в IX в. варяжского конунга стать военным вождем союза, не была в X–XI вв. ни уничтожена, ни включена в состав княжеской дружины. Условия «ряда» IX в., по-видимому, в определенной мере соблюдались обеими сторонами, хотя позиция князя, представлявшего здесь интересы Киева, к началу XI в. явно усилилась, о чем говорит его переезд с Рюрикова городища в сам центр земли – Новгород»64 Управление осуществляется совместно верхушкой местной городской общины и наместником киевского князя.

В течении XII века городская община Новгорода овладевает полнотой власти, сведя положение приглашаемого