Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер

Выздоравливал юноша очень долго. Старый монах три раза в день кормил его супом, как ребенка. И все это время Иоганн непрестанно думал о том имени, которое Арчибальд собственной кровью написал на стене.

Жиль де Ре…

По-прежнему Иоганн не догадывался, что значит это имя. Инициалы на рукояти ножа также ничего ему не говорили. Возможно, все объяснялось простым совпадением – хотя Иоганн в совпадения уже не верил.

За последние месяцы он возмужал – так зреет хорошее вино в бочке. Ему стукнуло восемнадцать, мускулы у него были жилистые и крепкие, точно канаты, а лицо худое и скуластое. Черные волосы и бороду он еще накануне коротко подрезал ножом и теперь походил на монаха. Его темные глаза сверкали таинственным блеском, и служанки и дочки трактирщиков нередко задерживали на нем свои взоры. Но Иоганн всех отвергал, словно и в самом деле был монахом. Его неудержимо гнала вперед любовь к Маргарите и надежда, что с этих пор все будет по-другому. Порой он вспоминал Саломе, Эмилио, Мустафу и беднягу Петера. То было чудесное время, но и в этом путешествии Иоганн не сумел нащупать своей дороги, увидеть цель.

Возможно, теперь он наконец-то обрел эту цель…

Иоганн уверенным шагом перешел мост. Стоял полдень, и к городским воротам стекались коробейники с ивовыми корзинами и крестьяне на скрипучих телегах. Закованные в броню всадники кричали, требуя прохода; мимо прошествовала группа ландскнехтов в разрезных вамсах и полированных кирасах. Близился день летнего солнцестояния, самый длинный в году. По всему Пфальцу в этот день загорались костры и соломенные колеса. Лето наконец-то вступало в свои права, хоть и держалось недолго – осень и зима уже готовы были потеснить его. Иоганн смотрел, как веселятся дети, как они бегают по мосту, размахивая палочками, на которых развевались пестрые ленты. Из города доносились музыка и смех, ноздри щекотал запах еды. Лишь теперь Иоганн осознал, что с самого утра съел лишь кусок черствого хлеба. Деньги, скопленные в Венеции, почти иссякли, и остатки юноша хотел приберечь до прибытия в Гейдельберг.

На прошлой неделе он оказался совсем недалеко от Книтлингена. Иоганна охватила неодолимая тоска по дому, но еще сильнее была горечь. Что ему делать в краю, где все его ненавидели, и в особенности – отчим? А те, кого он любил, либо умерли, либо пропали… Нет, если он и вернется когда-нибудь в Книтлинген, то с гордо поднятой головой, магистром или даже доктором.

Иоганн запустил руку за пазуху, где лежало письмо Арчибальда. Он так часто его трогал, что бумага уже истрепалась по краям. Оставалось надеяться, что письмо откроет ему путь в университет Гейдельберга. Все-таки благодаря Арчибальду они получили в Венеции крышу над головой. Должно быть, семейство Стовенбраннтов по-прежнему пользовалось влиянием.

Мальчишкой Иоганн уже бывал в Гейдельберге с отчимом. Он хорошо помнил мост и новый замок, возведенный на противоположном берегу, у подножия старой крепости. Посередине, стиснутый между рекой и лесистыми склонами Оденвальд, раскинулся сам город, который за последние годы заметно разросся. На рыночной площади, между массивными колоннами церкви Святого Духа, торговали пекари. Иоганн купил себе сладкий крендель, какие видел у ребят, и побрел по улицам. Горожане в дорогих одеждах спешили куда-то по своим делам. Дома имели аккуратные фронтоны, главные улицы были вымощены булыжником, и запах стоял не такой мерзкий, как в других городах.

Иоганн остановился и с благоговением посмотрел на замок курфюрста. Гейдельберг не походил на Аугсбург и уж тем более на Венецию, но здесь правил Филипп Пфальцский, один из самых могущественных курфюрстов Германии. В числе его предков был немецкий король, а другой его родственник, курфюрст Рупрехт I, более ста лет назад основал Гейдельбергский университет. Иоганн всю жизнь мечтал учиться здесь и едва мог поверить, что теперь его желание, возможно, сбудется.

На улицах вокруг рыночной площади царило оживление. Иоганн разузнал дорогу к университетским зданиям. Они располагались почти в центре города, недалеко от церкви Святого Духа, по обе стороны от улицы. Из часовни как раз выходили несколько студентов в черных мантиях и беретах, лихо сдвинутых набок. Вид у них был надменный и рассеянный. Иоганн смущенно взглянул на свою заношенную одежду. Он вдруг почувствовал себя лишним, точно крестьянин при королевском дворе. Пришлось собрать все мужество, чтобы окликнуть одного из студентов и спросить человека, которого называл ему Арчибальд.

– Хочешь видеть Йодокуса Галлуса? – Студенту было не больше шестнадцати, однако он смотрел на Иоганна насмешливо и с долей презрения. – Если вздумал выпросить у старика монетку, позволь предупредить, что господа ученые зарабатывают не так уж много, чтобы кормить попрошаек. Лучше ступай к августинцам, они нальют тебе тарелку супа.

Иоганн сжал кулаки, но сдержался.

– Я пришел не попрошайничать, а передать доктору Галлусу письмо, – произнес он холодно.

Студент пожал плечами.

– Тогда посмотри в Schola Artistarium рядом с монастырем. Думаю, старина Галлус как раз читает лекцию, – тут он строго поднял палец. – Только не прерывай занятия! А то схлопочешь.

Иоганн молча развернулся. Поплутав немного, он наконец-то разыскал приземистое строение недалеко от монастыря августинцев. Как и многие другие в этом квартале, здание было отстроено совсем недавно. Стены пестрели белой штукатуркой, в окнах блестели дорогие стекла. Через открытые створки доносилась монотонная речь на латыни. Иоганн заглянул внутрь: в вытянутой комнате собралось десятка два студентов. Они сидели на деревянных скамьях вдоль стен; некоторые усердно записывали, но многие, видимо, еще не пришли в себя после вчерашнего. То и дело кто-нибудь клевал носом, и сосед, хихикая, пихал его локтем. За кафедрой стоял престарелый, суровой наружности господин в мантии. Он читал лекцию по арифметике. На доске за его спиной были видны небрежно записанные формулы и расчеты. Кое-что из этого Иоганн уже знал. Он притаился у окна и жадно вслушивался в слова доктора. Его дух изголодался по знаниям. Юноша жадно впитывал слова, как сухая губка – воду.

К его разочарованию, лекция скоро закончилась. Студенты высыпали наружу, и на их лицах было написано облегчение. Из разговоров он понял, что через пару часов они соберутся на очередную попойку.

Иоганн выждал немного, потом вошел в комнату. Человек за кафедрой собирал бумаги в кожаную папку. Он был чрезвычайно тощ, и мантия висела на нем, как платье на пугале. Волос на голове почти не осталось. Доктор поднял сердитый взгляд. Теперь Иоганн заметил, что человек этот не так стар, как показалось вначале. На вид ему было не больше сорока. Но чинные манеры и строгий вид заметно его старили.

– Лекция окончена, – сказал с кислой миной доктор. – Если ты проспал, пусть твои полупьяные дружки перескажут тебе содержание. Хотя сомневаюсь, чтобы они что-то поняли. – Он оглядел пыльную одежду Иоганна. – И больше чтобы не заявлялся сюда в таком виде. Ты позоришь весь университет!

– Я… я не студент, – робко возразил Иоганн. – А вы… доктор Галлус?

Ректор нетерпеливо кивнул.

– Чего тебе?

– У меня для вас письмо.

Иоганн передал ему затасканный листок, с которым не расставался все эти месяцы. Йодокус Галлус взглянул на печать и издал возглас изумления.

– Черт возьми! Старина Арчибальд, через столько-то лет!.. Да разве такое возможно? Я, кажется, еще и магистром-то не был, когда в последний раз видел его.

Доктор Галлус сломал печать и развернул письмо. Затем неспешно нацепил очки и погрузился в чтение. Когда с письмом было покончено, он вновь посмотрел на Иоганна. Теперь взгляд его выражал скорее любопытство. Он подмигнул юноше сквозь стекла очков.

– Хм, если верить старине Арчибальду, ты истинный гений… Где же ты с ним познакомился?

– По… по дороге в Венецию. Он был какое-то время моим учителем.

– И как он поживает?

Иоганн сглотнул.

– О, он передает вам сердечный поклон. Господин магистр, наверное, проведет еще какое-то время в Венеции. Он говорит, местная погода хороша для его старых костей.