Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер

– Ты ведь говорил, что родом из Крайхгау? – спросил торговец, тяжело ворочая языком. – Из Книтлингена?

Юноша кивнул.

– А почему вы спрашиваете?

Ривершмитт расплылся в ухмылке и показал своего соседа по столу. Это был один из торговцев, до того пьяный, что казалось, в любую секунду рухнет со стула.

– Этот вот господин прибыл из Бреттена, это же недалеко от твоего городка. Может, ты с ним знаком. Его имя Клаус Ройтер.

Иоганн вздрогнул, и его захлестнула тоска по дому. Чтобы здесь, в Венеции, встретить кого-то из родного края… И в то же время он испугался, что его могли узнать. За последнее время Ривершмитт проникся к нему уважением; он считал его несколько старше. Кроме того, Иоганн представился третьим сыном богатого ткача. Он бросил тревожный взгляд на торговца. Это был толстяк с отвислыми щеками и маленькими, глубоко посаженными глазками. Нет, прежде они никогда не виделись. Но Ройтеры представляли в Бреттене видный купеческий род. Они вели дела с Книтлингеном и монастырем Маульбронн, и, кроме того, занимали пост бургомистра в Бреттене. Что, если этот человек знал его отца?

Иоганн вымученно улыбнулся.

– Как здорово встретить на чужбине кого-то из родных мест… Что там нового в Крайхгау?

Торговец громко рыгнул.

– Швабы все больше наседают, – сказал он, растягивая слова, как говорили в Крайхгау. – В прошлом году Вюртемберг стал герцогством, вот они и выпрыгивают из штанов. Дело пахнет войной.

– А в Книтлингене? – осторожно спросил Иоганн, и сердце его замерло. Быть может, Клаус Ройтер знал и Маргариту? – Там как дела?

Толстяк пожал плечами.

– Останавливался там в первый день. Это было осенью. Вино в этом году кислое, аж зубы сводит. – Он ухмыльнулся и отпил из бокала, синее венецианское стекло сверкало в свете факелов. – Ни в какое сравнение не идет с этим нектаром.

Иоганн прокашлялся и предпринял новую попытку.

– Я немного знал тамошнего фогта. Их с моим отцом… связывали дела. Вы не знаете, как он там поживает?

– Фогт в Книтлингене? – Ройтер рассмеялся. – Дела у него идут не лучшим образом. Он собирался выдать дочь за купеческого отпрыска из Бреттена и надеялся на хорошую партию. За младшего Шмельцле. Не красавец, конечно, зато семья богатая. Ну, что сказать? Девочка, видно, свихнулась.

– В са… в самом деле? – Иоганн постарался скрыть дрожь в голосе. – Это как?

– Понятия не имею. – Ройтер смахнул капли вина с мясистых губ. – С тех пор почти два года минуло. Она не произнесла ни слова; лежала себе в постели, как рыбина… – Он вновь рассмеялся. – Как бы там ни было, женитьба сорвалась. Видно, девка прежде повязалась с каким-то другим парнем. Отец выдал ее за другого, какого-то винодела из Гейдельберга. Тот, видно, единственный не расспрашивал лишнего и не требовал большого приданого.

– Значит, Маргарита теперь в Гейдельберге? – тихо проговорил Иоганн, скорее самому себе. Сердце его вдруг бешено заколотилось.

Торговец, казалось, мигом протрезвел.

– Маргарита? – Он уставился на юношу маленькими свиными глазками. – Откуда же ты знаешь ее имя, парень?

– Ну, я ведь говорил, что наших отцов связывали дела, – ответил тот и торопливо поднялся из-за стола. – Рад был познакомиться, мастер Ройтер. Кланяйтесь от меня в Крайхгау.

Прежде чем торговец успел что-либо сказать, Иоганн поклонился сбитому с толку Ривершмитту и поспешил прочь. Ему нужно было побыть одному, наедине со своими мыслями. Туман росой оседал на его лице. Стояла глубокая венецианская ночь. Иоганн непрестанно повторял единственное имя:

– Маргарита, Маргарита, Маргарита…

Единственная большая любовь вернулась в его жизнь.

* * *

В последующие дни Иоганн с трудом мог сосредоточиться на занятиях. Всякий раз, когда он склонялся над книгами, ему вдруг слышался смех Маргариты. Синьор Барбарезе тоже отметил его рассеянность.

– Что с тобой такое, мальчик мой? – спрашивал венецианец, нахмурив брови. – Я думал, тебе действительно интересно в моей библиотеке. Но теперь ты постоянно отвлекаешься и глазеешь в окно… – Он с недоверием взглянул на него сквозь темные стекла очков. – Ты с кем-нибудь говорил? Кто-то еще знает о наших ночных встречах? Ну, отвечай же!

Иоганн помотал головой.

– Я просто устал, только и всего. Мне надо немного отдохнуть.

– Ну, если так… – Синьор Барбарезе положил руку ему на плечо, он была холодная как лед. – Возьми несколько дней передышки. Я скажу гондольеру, чтобы он до следующей пятницы не появлялся у Фондако. Развейся немного, посмотри на Венецию. Это самый красивый и чудный город в мире. Только пообещай мне одно. – Он поднял палец, и голос его звучал четко и пронзительно. – Ни с кем не заговаривай об этой библиотеке и книгах, которые здесь хранятся. Ты меня понял? Последствия могут быть… – он помедлил, подыскивая слово, – непредсказуемыми. Для тебя в том числе.

Иоганн кивнул. Он был рад, что синьор Барбарезе его отпускал. За последние дни многое переменилось, и ему нужна была передышка – прежде всего, от венецианца и его книг, которые буквально истощали его.

Следующие несколько дней Иоганн появлялся в Фондако лишь ради представлений. Все остальное время он слонялся по городу. Но, сколько ни любовался дворцами, церквями и каналами, внутреннего успокоения не находил. С тех пор как торговец рассказал ему о Маргарите, мысли о ней не выходили у него из головы. Все ли у нее хорошо? Заговорила ли она снова? Чувство глубокой тоски переполняло Иоганна и вытеснило все прочие помыслы.

Вечером третьего дня юноша почувствовал, что кто-то неотступно следует за ним. Преследователь не особенно старался скрыть свое присутствие, или же он просто был до крайности неуклюж. Словно тень, этот человек таился в нишах домов и всегда держался в двадцати-тридцати шагах. Иоганн свернул в узкий проулок и спрятался за гнилой бочкой. Когда рядом послышались тихие шаги, он выскочил из-за бочки, занес нож и хотел уже пронзить горло своему преследователю, но в последний миг изумленно отпрянул.

– Арчибальд! – воскликнул юноша, не поверив своим глазам. – Что… что вы здесь делаете? Что это за балаган?

Старик поднял руки и отступил на шаг.

– Прости, но я не видел иной возможности поговорить с тобой наедине.

– И поэтому преследуете меня по всей Венеции? – спросил Иоганн. – Могли бы прийти ко мне в комнату…

– Там небезопасно. – Арчибальд осторожно огляделся. – И здесь тоже. Идем!

Прежде чем Иоганн успел возразить, старик потащил его в следующий, еще более тесный проулок. На веревках между стенами сушилось белье, под мостом дрались несколько голодных кошек, в воздухе висел запах гнилой рыбы и стоячей воды. Они вошли в небольшую церковь, стоявшую на краю маленькой площади. В этот час внутри почти никого не было, только две пожилые женщины молились в первом ряду. Тусклый свет падал сквозь узкие окна на алтарь, украшенный высушенными розами. В церкви было холодно, как зимой.

– Что все это значит, Арчибальд? – снова спросил Иоганн. – Вы опять перебрали? Признайтесь!

Магистр горестно рассмеялся.

– Ты не представляешь, как бы мне хотелось этого! Так было бы легче перенести правду. Но нет, я совершенно трезв. Ну, почти… – Он понизил голос. – Теперь я знаю, к кому ты уходишь каждую ночь, Иоганн. И ты должен знать правду о нем.

– Так это вы следили за мной по ночам? – возмутился Иоганн.

– Саломе попросила меня. Она… она думала, ты навещаешь какую-то девицу, и, видно, заревновала. Но я давно заподозрил неладное. Эти твои вспышки гнева, молчание… и потом эти книги, что ты читал у себя в комнате, «Гримуар Гонория» и…

– К чему вы клоните? – прервал его Иоганн. Ему хотелось как можно скорее покинуть это холодное место.

– За эти дни я навел справки о твоем новом знакомом.

Арчибальд шептал над самым его ухом. От него несло вином, и, очевидно, он был не так трезв, как утверждал.

– Этот синьор Барбарезе, как он себя именует, известен в некоторых кругах, – прошептал старик. – О да, это влиятельный и могущественный человек! Настолько могущественный, что его никто не трогает, хотя о нем и его деяниях ходят ужасные слухи.