Песнь серебра, пламя, подобное ночи - Амели Вэнь Чжао

они сделали с твоей семьей? – Нервный смешок, звук ногтей, царапающих кость. – Не смотри на меня с таким отвращением, смертный, ибо меня призвала инь горя, ярости и смерти. Нравится тебе это или нет, но это ты позвал меня.

Мальчик крепко сжал свой кинжал.

– У тебя есть имя? – спросил он.

– Они называют меня «Тот, Чьи Глаза Налиты Кровью», – последовал ответ.

Поскольку имя не показалось мальчику знакомым, он решил, что перед ним низший демон, недостаточно важный, чтобы отмечать его в учебниках по истории. Демон продолжил напевным и подобострастным тоном:

– Чего же ты желаешь? Какое твое самое глубокое, темное желание? То, что разъедало яркое пламя твоей души весь прошлый цикл?

Мальчик знал, что этому существу лучше не доверять. Он читал, что демоны – злые создания, победить которых могут только самые опытные шаманы и практики. Но он посмотрел на утопающую в снегу юрту, на черное знамя с пламенем, что когда-то высоко и гордо развевалось над раскинувшимися степями его родины. Ярость и отчаяние, вызванное беспомощностью, переросли во что-то другое внутри него.

Лучше быть сожженным огнем собственной ярости, вкусить горечь желания отомстить, чем чувствовать опустошающую пустоту небытия, которую оставила за собой потеря.

Он поднял взгляд на бесформенное существо и сказал:

– Я жажду силы. Достаточно силы, чтобы никогда больше не испытывать ничего подобного. Я хочу обладать достаточной силой, чтобы заставить их понять, что я пережил, через какие страдания прошла моя семья.

Ответ не заставил себя ждать.

– И что же ты готов отдать за эту силу?

Мальчик распознал лукавые нотки в голосе демона, но это не помешало ему ответить:

– Что угодно.

«Не большая цена, – подумал он, – для того, у кого ничего не осталось».

Падающий перед ним снег начал обретать форму или, скорее, избегать чего-то, обретающего форму посреди него. Нескладной массы размером с верблюда, состоящей только из тьмы.

– Я готов даровать тебе больше силы, чем есть у любого смертного, – заявил демон. – Вместе мы сможем уничтожить Императорскую армию в мгновение ока, превратить их дворцы в дым одним лишь усилием мысли. Взамен я прошу кровь сотни душ.

Мальчик уже представлял себе окутанную красным и золотым столицу, пагоды и изогнутые крыши, сверкающие под ясным голубым небом, позолоченные, сверкающие, как солнце, доспехи армии. Сотня душ… он принес бы в жертву тысячу, если бы это означало уничтожение Императорской армии.

– Ну так что, смертное дитя? Заключим сделку? Мне будет достаточно твоего слова.

Очертания в снегу становились четче. Теперь мальчик мог разглядеть пару черных глаз, подведенных кровью, кости и плоть, превращающиеся в некое подобие перекошенного лица.

Ему не было страшно. Он знал, что в этом мире настоящие демоны носили человеческие лица.

– Да, – сказал Цзэнь. Ответ легко сорвался с его губ. – Мы заключаем сделку.

Настоящее время Центральные равнины

Черные волны. Серый песок. И небо, которое всего несколько мгновений назад было у него на ладони.

Нет… что-то не так, что-то явно было не так. Всего несколько мгновений назад он смотрел в черные, как затмение, глаза, подведенные кровью, на изможденное лицо, с которого, словно дым, спало любое подобие плоти и костей. Его лишенный губ рот раскрылся, обнажая в подобие улыбки слишком много рядов блестящих, острых зубов.

«Долг уплачен, – прошипел внутренний голос, и с зубов начала капать кровь. Сделка расторгнута».

Нет, нет, нет, это невозможно. Потому что если долг был уплачен…

Он заглянул внутрь себя, глубоко, в самое сердце, где на протяжении всех этих циклов хранил свой секрет.

На том месте, где была извивающаяся бездна силы под фирменной золотой печатью наставника, Цзэнь нашел пустоту. Только проблески его собственного ци, чистого, естественного и сбалансировано разделенного на инь и ян. Глубокая, как дремлющая гора, тишина. И, впервые за более чем двенадцать циклов, мир.

Цзэнь погрузился в свои воспоминания, которые слились в знакомый кошмар. Он был привязан к стулу для допросов. Рядом находился элантийский маг. Сплав, на чьих руках были браслеты из различных металлов, которыми он мог управлять. Он направил на него металлические иглы.

А после вонзил клинок в сердце Цзэня, прямо туда, где покоилось ядро демона. В самый центр печати.

Он помнил, как Дэцзы запечатал силу демона, будто это произошло только вчера: благовония Зала Ста Исцелений, красная, как маки кровь на половицах, крики Дилаи, постепенно превратившиеся в приглушенные рыдания, а затем – полная тишина. Пока Дэцзы рисовал печать, золотое свечение его ци высветило глубокие морщины на его лбу и вокруг рта.

– Эта печать побудит демона погрузиться в спячку, но она может быть сломана, если твоя жизнь окажется в опасности, – тихо сказал Старший мастер. – Но как учил тебя мастер Гьяшо, сила всех печатей, включая эту, прямо пропорциональна твоей воле удержать ее на месте. Это всего лишь один уровень защиты от влияния демона. Основа же кроется в воле твоего сердца, Цзэнь.

Воспоминание поблекло.

Цзэнь прижал руку к груди и услышал звон металла, падающего на песок рядом с ним. Повернув голову, он обнаружил четыре иглы и кинжал – все окровавленные. Он смутно помнил, как маг вводил эти иглы в его вены. Как лезвие вонзилось в грудь.

Тут Цзэнь увидел свою руку. Небо серебрилось, тусклый свет далекого рассвета придавал его коже болезненно бледный вид. Коже, которая теперь была гладкой. Без шрамов.

Когда к Цзэню вернулись обрывки воспоминаний, его охватила дрожь: Эрасциус, вонзающий клинок ему в грудь, боль, пронзающая кости подобно огню. Затем гнетущий, давящий со всех сторон привкус металла, он, стоящий на коленях на каменном полу, сила демона, вырывающаяся на свободу, печать, которая ослабла, когда он начал умирать. Разум Цзэня раздвоился, он почувствовал, как мощная ци демона обволакивает и заживляет рану в его груди. Стоило ему заглянуть в похожие на затмение глаза демона, как он все забыл.

– …Цзэнь?

Практик вздрогнул и сел так быстро, что у него закружилась голова. Чуть дальше, на берегу реки, под ивой свернулась Лань. С осунувшимся лицом, она, обхватив руками колени, наблюдала за ним расширенными глазами.

На Цзэня нахлынуло такое облегчение, что он едва не опустился обратно на песок. Жива… она была жива.

– Лань, – прохрипел он. Когда Цзэнь потянулся к ней, девушка отстранилась.

Он замер. Она смотрела на него со страхом, ясно написанным на ее лице. Хуже всего было то, что он узнал это выражение. Цзэнь видел его и раньше, и не единожды.

– Лань. – Он изо всех сил старался, чтобы его голос звучал ровно. – Что… случилось? Пожалуйста. Я не… Я не могу