Нянечка для соседей - Лили Голд

кладет голову мне на руку.

— Сай?

— Я так и не закончил университет, — признаюсь я. — Я бросил учебу на четвертом курсе, за несколько месяцев до выпускных экзаменов.

Она хмурится.

— Тебе не нравилось?

— Не просто не нравилось. Я не смог. Я… — У меня внезапно пересыхает во рту. Я делаю еще один глоток пива, ладони потеют на банке. — У меня дислексия[42].

Не знаю, почему мне так трудно это сказать. Я знаю, что Бет это не волнует. Она наверняка присмотрела за кучей детей с нарушениями обучаемости.

В этом, наверное, и есть проблема. Я не чертов ребенок.

Она кивает, на ее лице сочувствие.

— Университет не оказал тебе никакой поддержки?

— Я им не говорил. Мне было неловко. Понимаю, это было глупо. — Я потираю затылок, мои щеки пылают. Ненавижу говорить об этом. — Просто я так привык к тому, что это постыдная вещь. Мои родители ненавидели, что у их ребенка «особые потребности». Мы были частью большой бенгальской общины, и все дети их друзей получали отличные оценки, становились юристами, врачами, фармацевтами. А их ребенок не мог даже просклонять слово. — Я чувствую на себе ее взгляд, теплый и добрый, но не могу заставить себя посмотреть на нее. — Мне поставили диагноз, когда мне было десять лет, но они не поверили. Они таскали меня по разным специалистам и врачам, пытаясь выяснить, почему я так плохо учился в школе. Они проверяли мои глаза. Слух. Анализы крови. Мне делали магнитно-резонансную томографию. Они бы скорее предпочли, чтобы у меня была проклятая опухоль мозга, чем проблемы с обучением. И, конечно, все оказалось чисто. — Я понижаю голос. — Извините, мистер и миссис Рэман. Мне грустно говорить, что ваш сын совершенно здоров, он просто глуп.

— Сай. — Она легонько царапает ногтями мое предплечье. Это удивительно успокаивает.

Я делаю глубокий вдох.

— Я ненавидел школу, но не было никаких сомнений в том, что я не поступлю в университет. Все в моей семье поступали. Я выбрал компьютерные технологии, потому что думал, что там будут в основном цифры. Никому не нужно было знать, как плохо я пишу. — Я усмехаюсь. — Я мог только наскрести на зачет. Просто, блядь, это было нереально. Было около десяти учебников для каждого предмета, и все они были толщиной в пять дюймов, а текст был очень мелким и сухим. У них не было ни аудиокниг, ни электронных книг, так что я не мог их слушать. Оглядываясь по сторонам, я видел, что Джек и Себ читают главы, как обычные люди, а я тратил час на то, чтобы разобраться с одной страницей. Это было похоже на то, как если бы тебе говорили: «Эй, ты идиот» каждый день в течение четырех лет подряд. — Я смотрю на реку, но ничего не вижу. — Первые пару лет было не так уж плохо, но к третьему году я просто впал в гребаную депрессию. В такую долбаную депрессию. Я никогда не чувствовал себя так раньше. Это оказалось худшим временем в моей жизни. Когда мы готовились к выпускным экзаменам, я уже знал, что не сдам. Я знал, что нет смысла даже пытаться. Все равно я не мог найти в себе силы встать с постели и заниматься. Поэтому я бросил учебу.

Она берет меня за руку.

— Сай. Мне так жаль.

— Я даже не знаю, зачем рассказываю тебе об этом, — говорю я. — Возможно, я немного пьян.

Ее губы подрагивают.

— Умоляю. Ты не пьян, — самодовольно говорит она. — Ты говоришь мне об этом, потому что я тебе нравлюсь.

— Это правда, — признаю я, и она улыбается, перехватывает мою руку и тащит меня за собой по улице.

— Итак, ты бросил университет. Что дальше?

— Я переехал к Джеку и Себу. Пока они заканчивали учебу в магистратуре, я целый год работал барменом, искал работу. Отец все больше и больше злился на меня. Продолжал настаивать, чтобы я вернулся в университет. Когда я сказал ему, что не хочу больше заниматься компьютерными технологиями, он сказал, что я должен просто стиснуть зубы и смириться с этим. Сказал, что все работают на работе, которую ненавидят. — Я нахмурился. — Да, многие так и делают, но я не думаю, что это то, к чему я должен стремиться, верно? Это все равно дерьмово. Я ненавидел компьютерные дисциплины. Даже сейчас, просто думая об этом, я испытываю стресс.

Она кивает, ее глаза расширились.

— Тем более, если это повлияло на твое психическое здоровье. Это гораздо важнее, чем большая зарплата.

— Верно. — Я пинаю камень о бордюр. — Однажды вечером я подменил друга в баре на шоу «Волшебные ночи». Я посмотрел одно шоу, и подумал… — Я щелкнул пальцами. — Это работа для меня. Развлечения. Секс. Танцы. Ночные клубы. Женщины. Это моя стихия. Я прошел прослушивание, и меня взяли на работу сразу же. Как только я начал работать, я стал одним из самых популярных танцоров. Это было так странно — быть лучшим в чем-то. — Она улыбается, поглаживая один из браслетов на моем запястье. Я вздыхаю. — Я проработал там год, а потом шоу решило объявить новый состав. Моя мама позвонила мне и спросила, почему на рекламном щите на местной станции метро висит фотография ее сына в боксерах.

Она останавливается.

— Черт.

Я киваю.

— У нас был очень долгий разговор. Я пытался сказать им, что именно это делает меня счастливым. А они сказали, чтобы я больше никогда с ними не связывался. С тех пор я с ними не разговаривал.

Она выглядит убитой горем.

— Сай, это ужасно. Мне так жаль. — Она обнимает меня за руку, словно плюшевого мишку.

— Ничего страшного. Я уже взрослый. Я давно съехал. Они мне больше не нужны. — Я киваю на небо. — Просто такие дни меня раздражают. Когда я знаю, что вся моя семья собирается вместе и празднует, а я… вычеркнут из общей картины.

— Быть отвергнутым своей семьей — больно, Сай. Ведь это одно из самых тяжелых поражений. Тебе позволено расстраиваться по этому поводу. — Она слегка улыбается мне. — Поверь мне. Я эксперт.

У меня щемит в груди. Я провожу пальцами по ее рыжим волосам, наблюдая, как они переливаются в свете фонарей над водой.

Она прижимается щекой к моей руке.

— Вся твоя семья не поддерживает тебя?

— Нет. Мои сестры считают это забавным. Люси все время пытается уговорить меня взять ее за кулисы, чтобы познакомить с парнями. Она влюблена в Харрисона.

— Хорошо. — Она встает передо мной. — Именно так все и должно быть. Твоя семья должна быть счастлива,