Рок небес - Мэри Робинетт Коваль

переключив канал связи на медицинский модуль. – Шамун, держи меня в курсе их телеметрических показателей, ладно? Если у Терразаса будет заканчиваться гидроксид лития, им нужно будет вернуться раньше.

– Я не свожу с них глаз. Все в пределах допустимых параметров.

Можно подумать, что во время выхода в открытый космос наибольшее беспокойство вызывает кислород, но это просто расходный материал, который можно взять с запасом. На самом деле в открытом космосе нужно думать о таких вещах, как очистка от углекислого газа и время автономной работы. Кислород – наименьшая из проблем. Вы перегреетесь до того, как у вас кончится воздух.

В какой-то момент я разобралась со всеми уравнениями и присоединилась к Паркеру. Мы вместе смотрели в пространство перед собой и слушали, как работают Рафаэль с Терразасом. Это были бесконечные попытки высвободить скобу калибровочного кольца, перемежавшиеся беспорядочными португальскими ругательствами.

Наконец Паркер сел прямо.

– Тридцать минут. Надо закругляться, – он стиснул зубы: – Даю разрешение перерезать трубу.

– Трубопровод точно разгерметизирован? Трубы как стальные.

Паркер еще только переключался на канал связи с техническим модулем, а Леонард уже ответил:

– Тут показатели ровно на нуле. Этот трубопровод – часть стационарного оборудования. Думаю, поэтому трубы такие жесткие.

– Понял. – Паркер взглянул на меня, и мы с ним разделили момент редкого взаимопонимания. Состав для выхода в космос оказался неправильным. Леонард должен был быть там, а не сидеть в техническом модуле, – это не его специализация. Конечно, он готовился, чтобы в случае чего подстраховать Рафаэля, но бо́льшая часть его подготовки была посвящена именно выходам в открытый космос. Мне было ясно, что Паркер жалеет о своем решении согласиться на предложенный ЦУП состав. – Авелино, Леонард говорит, что показатели на нуле. Он думает, жесткость может быть связана с тем, что эти трубы – стационарная часть системы охлаждения.

– Принято, – Рафаэль коротко рассмеялся, – Я просто нервничаю от того, что придется резать мою малышку.

– Я же тебя просил так меня не называть. Ой… ты про корабль.

Какой же Терразас неутомимый шутник.

– Мы потом можем сделать ремонт, – Паркер вздохнул, склонив голову, словно молился, а не отдавал приказ: – Даю разрешение перерезать трубу. Повторяю. Даю разрешение перерезать трубу.

– Принято. Перерезаю трубу и…

Рафаэль вдруг выругался по-португальски.

Паркер резко включил микрофон и наклонился к динамику, как будто так мог оказаться ближе к коллегам.

– Авелино, доложите.

За иллюминатором трепетали белые брызги. Они мерцали в солнечном свете, как когда-то мерцали над Землей звезды. Это было очень красиво, но сердце у меня ушло в пятки, когда я ткнула в иллюминатор пальцем.

– Паркер! Аммиак выходит.

Но в трубах ничего не должно было быть.

За иллюминатором проплыли комки побольше. Они вращались и на свету казались почти красными. Но солнце здесь не могло ничего окрасить в красный цвет: для этого нужна была атмосферная дифракция.

Мы смотрели на замерзшую кровь.

Глава двадцать шестая

ЭСТЕВАН ТЕРРАЗАС (1924–1963 гг.)

Канзас-Сити, штат Канзас, 7 мая 1963 г.

Второй случай смерти в марсианской миссии произошел немногим больше месяца после того, как корабли прошли половину пути. Критики отмечают, что смерть Эстевана Терразаса является признаком некомпетентности сотрудников МАК. Анонимный источник из руководства организации сообщает, что капитан Стетсон Паркер возражал против выхода Терразаса в космос, отмечая, что тому не хватает опыта, но директор Клемонс отклонил эти возражения.

Директор МАК назвал смерть Терразаса несчастным случаем. По имеющимся данным, космонавт застрял в аммиачной системе охлаждения во время ее ремонта. В попытке его освободить другой член экипажа перерезал трубу. По трагической случайности неисправный датчик показал, что трубы пусты, и когда металлическую трубу перерезали, ее острый конец под давлением отскочил к скафандру Терразаса и проделал в нем брешь. Герметичность скафандра была нарушена, и Терразас оказался в космическом вакууме.

Мы с Кэм парили у входа в шлюз. Опять.

Я не могла придумать ни одной рифмы. В голове звучал лишь звук, который благодаря Флоренс доносился из всех динамиков корабля. Точнее, звуки. Голос Леонарда, который помогал Рафаэлю добраться до шлюза.

– Так, протяни вперед правую руку, и там у люка будет поручень.

Другим звуком было прерывистое дыхание Рафаэля – звук, который издает человек, пытающийся сдержать рыдания. Воздух выходил из его легких рывками и с шипением прорывался сквозь зубы. Потом наступала душераздирающая тишина: он задерживал дыхание, пока воздух снова не выходил с еле слышным всхлипом. Но когда он говорил… Боже, его голос был профессиональным и совершенно спокойным.

– Подтверждаю. Взялся за поручень.

– Хорошо. Я положу руку тебе на талию, чтобы подстраховать.

– Принято.

После этого снова начался цикл сбивчивого дыхания.

Я положила руку на холодный металл внутреннего люка шлюза и наклонилась к иллюминатору, чтобы увидеть мужчин. Скафандр Леонарда казался лишь темным силуэтом на фоне еще более темного неба. Его лицо затерялось в тени.

– У Рафаэля местный трос пристегнут. Защелкнут. Черное на черном. Я подбираю наши страховочные фалы и прохожу в люк.

Мысленно я повторяла его движения, щелкая застежкой и сдвигая замок так, чтобы на индикаторе появилась сплошная черная линия.

– Я убираю свой страховочный фал, чтобы все забрать внутрь.

Сбоку от меня Кэм крутила в руках полотенце. Мы тренировались работать с недееспособными членами экипажа, но между симуляторами и реальностью лежит огромная эмоциональная пропасть.

Я скрутила свое собственное полотенце в жгут, и к звукам, наполнявшим корабль, добавился шорох белой махровой ткани.

Чтобы как-то заполнить повисшее молчание, я сказала очевидное.

– Когда Рафаэль проморгается, я помогу Леонарду снять с него скафандр.

– Хорошо. – Кэм проплыла мимо аптечки, которую заранее закрепила в специальном гнезде в стене коридора. – Если он станет проявлять агрессию, у меня есть успокоительное.

Леонард продолжал тихо комментировать свои действия.

– У нас обоих фалы зафиксированы, так что я сейчас проведу тебя внутрь.

– Принято.

Ничто в голосе Рафаэля не намекало на его агрессивность. Но такую возможность нельзя было исключать, и к этому нужно быть готовым. В иллюминатор левого борта стало видно, как в тусклом свете шлюза появляются их силуэты. Если бы не полоски на их костюмах, было бы невозможно сказать, кто есть кто. Вот только Рафаэль хватался за стены, а Леонард помогал ему точными, выверенными движениями.

– Мы в шлюзе. Я тебя на секунду отпущу, чтобы закрыть люк, но ты привязан тросом к внутренним поручням.

– Принято.

Скафандры были такими громоздкими, что невозможно было разглядеть, как поднимается грудь Рафаэля. Когда он приблизился к нашему концу шлюза, свет скользнул по его изогнутому шлему и осветил запотевшее стекло. Его лицо едва просматривалось.

Я отодвинулась вбок от двери, чтобы не загораживать проход. Пока Кэм ждала у датчика давления, я складывала и разворачивала обратно свое полотенце, как будто пытаясь найти оптимальный способ его держать. Наверняка в МАК проводили какое-то исследование на эту тему. Или какой-нибудь аспирант защитил диссертацию на тему «извлечения максимальной пользы из махровой ткани».

Показатели датчика давления у меня над головой росли. Кэм открыла клапан, впуская в