Кржижановский - Владимир Петрович Карцев

столом, подсказывала слова запинающейся активистке профсоюза портных Марии Платоновой, в волнении теребившей председательский колокольчик, отчего он издавал несвоевременный звон. В конце концов Зинаида его отобрала, и Мария, облегченно вздохнув, начала говорить о том, что наболело на сердце: о равноправии, об освобождении рабочего класса, об улучшении условий труда.

…Расходились уже после одиннадцати. Зинаида шла домой измученная, уставшая. Здоровье ее постепенно сдавало. Нужно было ехать за границу, делать операцию. А она все рвалась на новые дела, организовывала празднование 1 Мая в Лосиноостровском лесу, сама разработала систему конспирации, занималась устройством вечерней школы для швейников, деревообделочников, строительных рабочих где-то в Самарском переулке (ее закрыли за неблагонадежную линию уже перед революцией), с жаром говорила о том, как тяжело живется ткачихам, портнихам… Ведь на них еще и семья и дети…

О детях… Эти разговоры всегда были печальны, ибо связаны были с болезнью Зинаиды, и заканчивались общим выводом — необходимостью тяжелой операции. Инженер Кржижановский, получающий чуть ли не 250 рублей в месяц, мог себе позволить послать жену на лечение к известному швейцарскому специалисту. Копили деньги в течение нескольких лет, и вот в 1913 году Зинаида уезжает за границу.

Операцию делал знаменитый профессор Ру. Она прошла как будто бы удачно, но профессор на другой же день уехал из своей лозаннской клиники по срочному вызову, а у Зинаиды Павловны началось заражение крови и многочисленные осложнения, отравившие всю последующую жизнь.

С недолеченным перитонитом Зинаида Павловна вернулась в Москву. Квартира на Обыденском превратилась в лазарет. Температура то и дело подскакивала до сорока, врачи призывали Глеба Максимилиановича крепиться. Говорили, что исход зависит только от крепости организма. Положение все ухудшалось — Глеб Максимилианович понял это, когда жене стали сниться умершие — сначала отец, мать, потом Запорожец. Это был плохой признак и по тибетской медицине, и по любой другой. Глеб Максимилианович то и дело бросался к ней: жива?

— Не бойся. Я обязательно выздоровлю.

Положение ее и в самом деле стало как будто бы налаживаться, однако еще год она провела в постели.

«ЭЛЕКТРОПЕРЕДАЧА»

Разговаривая с Глебом о необходимости постройки в России мощных электрических станций, Классов больше всего упирал на экономические соображения, и в самом деле весьма веские.

— Разве не абсурд, что Россия — гигантская Россия — ввозит бирмингемский уголь из Англии! Подумать только, во что обходится такой уголек! В Москве в топки котлов электростанций забрасывается немного донецкого антрацита, но куда больше бакинской нефти! Это все равно что топить печи кредитными билетами, как говаривал Менделеев, и он не преувеличивал, Глеб Максимилианович!

В то же время в России много местного топлива, — продолжал Классов, — топлива черного, бурого, жидкого, белого, голубого, какого угодно! Россия не разведала и сотой доли своих природных запасов, а среди них неизбежно будет найден уголь! Потом — запасы нефти, и горючих сланцев, и масса другого. Но есть ведь запасы местных топлив уже разведанные, валяющиеся буквально под ногами, лежащие в полном смысле этого слова на поверхности!

— Возьмем водные потоки, таящие гигантскую силу течения, — подхватил Глеб, — используем этот дар богов! Волга! Енисей, Волхов — сотни широких, полноводных рек, привлеченных наконец к делу, закрутят лопасти турбин. А что мы используем сейчас? Маленькая гидростанция на Мургабе, в предгорьях Гиндукуша. Аллавердинская станция в Армении, электростанция «Белый уголь» на реке Подкумок, маленькая станция рудников Алагирского завода на речке Цейдон, где-то в ущелье вдоль Военно-Осетинской дороги, и Порожская станция на реке Сатке — это на Урале. Но ведь это речушки, а не реки, это мощностишки, а не мощности. А взять да и нацелиться на Волгу. Я размышлял об этом и пришел к тому, что это возможно! Мощность всех гидроэлектростанций России сейчас не более 16 тысяч киловатт. Чепуха! В Североамериканских Соединенных Штатах одна «Ниагара Фоллс» дает чуть ли в десять раз больше — 131 тысячу! Это только одна станция, правда очень крупная. И эта станция не потребляет ни одного грамма угля. Никаких вагонов, никаких перевозок. Есть только достаточно дешевый транспорт электроэнергии — по линиям высокого напряжения на 50–60, а скоро и на 100 тысяч вольт! А мы сидим при наших ничтожных мощностях и напряжениях.

— Не это сейчас наша главная задача, — холодно и веско вставил Классон. В нем говорил сейчас инженер, смертельно завидующий инженерам американским, их возможностям, размаху их дел, масштабам их станций, величине используемых ими напряжений, прекрасному электрооборудованию. Зависть глодала его. Глеб воспользовался минутной паузой, чтобы продолжить:

— Конечно, нужно беспокоиться не только об источниках энергии, но и способах ее распределения. Нужно сразу же думать о том, как топливо — белое, черное или голубое — использовать на месте для того, чтобы потом передать энергию целым районам. И чем больше будут эти районы, тем лучше… Все развитие мировой электротехники в настоящее время совершается под знаком областных станций. Их господствующее влияние в области грядущих переворотов мирового хозяйства несомненно. Отстать в этой области — значит влачиться по пройденным этапам экономического развития, значит отстать в основном и определяющем. А в будущем, объединив районные станции, можно будет создать и гигантские энергосистемы — столь обширные, что, когда одни станции будут освещаться солнцем, на других будет царить ночь. Тогда исчезнет проблема «суточного графика», проблема малого потребления энергии ночью!

— Всегда вы были мастер помечтать, Глеб Максимилианович. Сейчас у нас дела более земные — утилизировать топлива, которые лежат у нас под ногами в более непосредственном смысле. Водная твердь поддерживала разве что наших библейских предков. Вернемся на землю. Возьмем, например, торфяники… (Это была новая, всепожирающая страсть Роберта Эдуардовича. Он «заболел» торфом после того, как узнал, что под Богородском продается за бесценок громадное торфяное имение. Он мечтал купить его на чье-нибудь нейтральное имя, чтобы не узнали о возможной электростанции и не взвинтили цены.) Это совсем другой разговор, реальность, здесь не потребуется гигантских капиталов, как при строительстве гидроэлектростанций, здесь топливо будет обходиться буквально в гроши…

— Но ведь и сейчас в России существуют заводчики и фабриканты, употребляющие торфяное топливо для получения электроэнергии. Возьмите самого крупного потребителя торфа — Никольскую мануфактуру Саввы Морозова, мануфактуры его брата Викулы Морозова, товарищества Елагина, Каретниковой, Рябушинских, Кувшинова, Рабенека, Егорьевскую мануфактуру…

— Это правда, но какие там мощности? Самое большое до пяти тысяч киловатт. Нужно строить крупную станцию, с разветвленной сетью мелких потребителей.

— А потом соединить эту станцию с другими мощными станциями линиями высокого напряжения, — вернулся к своей идее Кржижановский, — читали вы, что сказал доктор Вольф на собрании сельскохозяйственного