Божественная комедия (илл. Доре) - Данте Алигьери

Песнь пятнадцатая

Пятое небо — Марс (продолжение)

1

Сочувственная воля, истекаяИз праведной любви, как из дурнойИ ненасытной истекает злая,

4

Прервала пенье лиры неземной,Святые струны замиряя властно,Настроенные вышнею рукой.

7

Возможно ль о благом просить напрасноТе сущности, которые, чтоб датьМне попросить, умолкли так согласно?

10

По праву должен без конца страдатьТот, кто, прельщен любовью недостойной,Такой любви отринул благодать.

13

Как в воздухе прозрачном ночи знойнойСкользнет внезапный пламень иногдаИ заставляет дрогнуть взор спокойный,

16

Как будто передвинулась звезда,Хоть там, где вспыхнул он, светил державаЦела, а сам он гаснет без следа, —

19

Так от плеча, простершегося вправо,Скользнула вниз, вдоль по кресту нисшед,Одна из звезд,* чья там блистает слава.

22

И с ленты не сорвался самоцвет,А в полосе луча промчался, светел,Как блещущий за алебастром свет;

25

Так дух Анхиза страстно сына встретил,В чем высшая нас уверяет муза,Когда его в Элисии заметил.*

28

«О sanguis meus, о superinfusaGratia Dei, sicut tibi cuiBis unquam coeli ianua reclusa?»*

31

Так этот свет; внимательно к нему яВозвел глаза; потом возвел к моейВладычице, и здесь, и там ликуя:

34

Столь радостен был блеск ее очей,Что мне казалось — благодати РаяМоим очам нельзя познать полней.

37

А дух, мой слух и зренье услаждая,Продолжил речь, но смысл был так глубок,Что я ему внимал, не понимая.

40

Он не нарочно мглой себя облек,А поневоле: взлет его сужденийДля цели смертных слишком был высок.

43

Когда же лук столь жарких изъявленийБыл вновь ослаблен, так что речь во всемСошла до нашей умственной мишени,

46

То сразу же я различил потом:«Благословен в трех лицах совершенный,Столь милостивый в семени моем!»

49

И дальше: «Голод* давний и блаженный,Той книгою великой* данный мне,Где белое и черное нетленны,

52

Ты в этом, сын мой, утолил огне,Где говорю я, и да восхвалитсяТа, что тебя возносит к вышине!

55

Ты веруешь, что мысль твоя стремитсяКо мне из Первой* так, как пять иль шестьИз единицы ведомой лучится;*

58

И ты вопрос не хочешь произнесть,Кто я, который больше, чем вся стаяСчастливых духов, рад тебя обресть.

61

Ты в этой вере прав: здесь обитая,Большой и малый в Зеркало* глядят,Где видима заране мысль любая.

64

Но чтоб любви, которой я объят,Бессонно зрящий, и всегда взволнован,Как сладкой жаждой, не было преград,

67

Пусть голос твой, уверен, смел, нескован,Мне явит волю, явит мне вопрос,Которому ответ предуготован!»

70

Тогда я к Беатриче взор вознес;Та, слыша мысль, улыбкой отвечала,И, окрыленный, мой порыв возрос.

73

Я начал так: «Вы — те, кому предсталоВсеравенство* ; меж чувством и умомДля вас неравновесия не стало;

76

Затем что в Солнце, светом и тепломВас озарившем и согревшем, оба*Вне всех подобий в равенстве своем.

79

Но мысль и воля* в смертных жертвах гроба,Чему ясна причина вам одним,В своих крылах оперены особо;

82

И я, как смертный, свыкшийся с такимНеравенством, творю благодареньеЗа отчий праздник сердцем лишь своим.*

85

Тебя молю я, в это украшеньеСтоль дивно вправленный топаз живой,По имени твоем уйми томленье».

88

«Листва моя, возлюбленная мнойСквозь ожиданье, — так он, мне в угоду,Ответ свой начал, — я был корень твой».

91

Потом сказал мне: «Тот, кто имя родуДал твоему* и кто сто с лишним летИдет горой по первому обводу,*

94

Мне сыном был, а им рожден твой дед;*И надо, чтоб делами довременноТы снял с него томительный запрет.*

97

Флоренция, меж древних стен,* бессменноЕй подающих время терц и нон,*Жила спокойно, скромно и смиренно.

100

Не знала ни цепочек, ни корон,Ни юбок с вышивкой, и поясочкиНе затмевали тех, кто обряжен.

103

Отцов, рождаясь, не страшили дочки,Затем что и приданое, и срокНе расходились дальше должной точки.

106

Пустых домов назвать никто не мог;И не было еще Сарданапала,Дабы явить, чем может стать чертог.

109

Еще не взнесся выше МонтемалоВаш Птичий Холм, который победилВ подъеме и обгонит в час развала.*

112

На Беллинчоне Берти* пояс былРеменный с костью; с зеркалом прощаласьЕго жена, не наведя белил.

115

На Нерли и на Веккьо* красоваласьПростая кожа, без затей гола;Рука их жен кудели не гнушалась.

118

Счастливицы! Всех верная ждалаГробница,* ни единая на ложеДля Франции* забыта не была.

121

Одна над люлькой вторила все то жеНа языке, который молодымОтцам и матерям всего дороже.

124

Другая, пряжу прядучи, роднымИ домочадцам речь вела часамиПро славу Трои, Фьезоле и Рим.

127

Казались бы Чангелла* между намиИль Сальтерелло* чудом дивных стран,Как Квинций иль Корнелия — меж вами.*

130

Такой прекрасный, мирный быт граждан,В гражданственном живущих единенье,Такой приют отрадный был мне дан

133

Марией,* громко призванной в мученье;И, в древнем вашем храме восприят,Я Каччагвидой стал в святом крещенье.

136

Моронто — брат мне, Элизео — брат;Супругу взял я из долины Падо;*Отсюда прозвище ее внучат.*

139

Я следовал за кесарем Куррадо,*И мне он пояс рыцарский надел,Затем что я служил ему, как надо.

142

С ним вышел я, как мститель злобных дел,На тех, кто вашей вотчиной законной,В чем пастыри* повинны, завладел.

145

Там, племенем нечистым отрешенный,*Покинул я навеки лживый мир,Где дух столь многих гибнет, загрязненный,

148

И после мук вкушаю этот мир».

Песнь шестнадцатая

Пятое небо — Марс (продолжение)

1

О скудная вельможность нашей крови!Тому, что гордость ты внушаешь намЗдесь, где упадок истинной любови,

4

Вовек не удивлюсь; затем что там,Где суетою дух не озабочен,Я мыслю — в небе, горд был этим сам.

7

Однако плащ твой быстро укорочен;И если, день за днем, не добавлять,Он ножницами времени подточен.

10

На «вы», как в Риме стали величать,*Хоть их привычка остается зыбкой,Повел я речь, заговорив опять;

13

Что Беатриче, в стороне, улыбкойОтметила, как кашель у другой*Был порожден Джиневриной ошибкой.

16

Я начал так: «Вы — прародитель мой;Вы мне даете говорить вам смело;Вы дали мне стать больше, чем собой.

19

Чрез столько устий радость овладелаМоим умом, что он едва несетЕе в себе, счастливый до предела.

22

Скажите мне, мой корень и оплот,Кто были ваши предки и которыйВ рожденье ваше помечался год;

25

Скажите, велика ль была в те порыОвчарня Иоаннова,* и в нейКакие семьи привлекали взоры».

28

Как уголь на ветру горит сильней,Так этот светоч вспыхнул блеском ясным,Внимая речи ласковой моей;

31

И как для глаз он стал вдвойне прекрасным»,Так он еще нежней заговорил,Но не наречьем нашим повсечасным:

34

«С тех пор, как „Ave“ ангел возвестилПо день, как матерью, теперь святою,Я, плод ее, подарен свету был,

37

Вот этот пламень, должной чередою,Пятьсот и пятьдесят и тридцать кратЗажегся вновь под Львиною пятою.*

40

Дома, где род наш жил спокон, стоятВ том месте, где у вас из лета в летоВ последний округ всадники спешат.*

43

О прадедах моих скажу лишь это;Откуда вышли и как звали их,Не подобает мне давать ответа.

46

От Марса к Иоанну,* счет таких,Которые могли служить в дружине,Был пятой долей нынешних живых.

49

Но кровь, чей цвет от примеси Феггине,И Кампи, и Чертальдо помутнел,*Была чиста в любом простолюдине.

52

О, лучше бы ваш город их имелСоседями и приходился рядомС Галлуццо и Треспьяно ваш предел,*

55

Чем чтобы с вами жил пропахший смрадомМужик из Агульоне* иль инойСиньезец,* взятку стерегущий взглядом!

58

Будь кесарю не мачехой дурнойНарод, забывший все, — что в мире свято,А доброй к сыну матерью родной,

61

Из флорентийцев, что живут богато,Иной бы в Симифонти поспешил,*Где дед его ходил с сумой когда-то.

64

Досель бы графским Монтемурло* слыл,Дом Черки оставался бы в Аконе,*Род Буондельмонти бы на Греве* жил.*

67

Смешение людей в едином лонеБывало городам всего вредней,Как от излишней пищи плоть в уроне.

70

Ослепший бык повалится скорейСлепого агнца; режет острой стальюЕдиный меч верней, чем пять мечей.

73

Взглянув на Луни и на Урбисалью,*Судьба которых также в свой чередИ Кьюзи поразит, и Синигалью,*

76

Ты, слыша, как иной пресекся род,Мудреной в этом не найдешь загадки,Раз города, и те кончина ждет.

79

Все ваше носит смертные зачатки,Как вы, — хотя они и не видныВ ином, что длится, ибо жизни кратки.

82

Как берега, вращаясь, твердь луныСкрывает и вскрывает неустанно,Так судьбы над Флоренцией властны.

85

Поэтому звучать не может странноО знатных флорентийцах речь моя,Хоть память их во времени туманна.

88

Филиппи, Уги, Гречи видел я,Орманни, Кателлини, Альберики —В их славе у порога забытья.

91

И видел я, как древни и великиДель Арка и Саннелла рядом с ним,Ардинги, Сольданьери и Бостики.*

94

Вблизи ворот, которые такимНагружены предательством, что далеКорабль не может плавать невредим,*

97

В то время Равиньяни обитали,Чтоб жизнь потом и графу Гвидо дать,И тем, что имя Беллинчоне взяли.*

100

Умели Делла Пресса управлять;И уж не раз из Галигаев лучшийУкрасил позолотой рукоять.*

103

Уже высок был белий столб,* могучиФифанти, те, кто кадкой устыжен,*Саккетти, Галли, Джуоки и Баруччи.

106

Ствол, давший ветвь Кальфуччи,* был силен;Род Арригуччи был средь привлеченныхК правлению, род Сиции почтен.

109

В каком величье видел я сраженныхСвоей гордыней!* Как сиял для всехБлеск золотых шаров непосрамленных!*

112

Такими были праотцы и тех,Что всякий раз, как церковь опустеет,В капитуле жиреют всем на смех.*

115

Нахальный род,* который свирепеетВслед беглецу, а чуть ему поднестьКулак или кошель, — ягненком блеет,

118

Уже тогда все выше начал лезть;И огорчался Убертин Донато,*Что с ними вздумал породниться тесть.

121

Уже и Капонсакко на МеркатоСошел из Фьезоле;* и процвелиИ Джуда меж граждан, и Инфангато.

124

Невероятной истине внемли:Ворота в малый круг во время оноОт Делла Пера имя повели.*

127

Кто носит герб великого барона,Чью честь и память, празднуя Фому,Народ оберегает от урона,

130

Те рыцарством обязаны ему;Хоть ищет плотью от народной плотиСтать тот, кто этот щит замкнул в кайму.*

133

Я Импортуни знал и Гвальтеротти;И не прибавься к ним иной сосед,То Борго жил бы не в такой заботе.*

136

Дом, ставший корнем ваших горьких бед,Принесший вам погибель, в злобе правой,И разрушенье бестревожных лет,

139

Со всеми сродными почтен был славой.О Буондельмонте, ты в недобрый часБрак с ним отверг, приняв совет лукавый!*

142

Тот был бы весел, кто скорбит сейчас,Низринь тебя в глубь Эмы* всемогущий,Когда ты в город ехал в первый раз.

145

Но ущербленный камень, мост блюдущий,*Кровавой жертвы от Фьоренцы ждал,Когда кончался мир ее цветущий.

148

При них и им подобных я видалФьоренцу жившей столь благоуставно,Что всякий повод к плачу отпадал;

151

При них народ господствовал так славноИ мудро, что ни разу не былаЛилея опрокинута стремглавно*

154

И от вражды не делалась ала».*

Песнь семнадцатая