Ельцин - Тимоти Колтон

Смена флагов над Кремлем помогла решить только два политических вопроса из числа тех, что больше всего беспокоили руководство страны в позднесоветские годы; они касались власти КПСС и непрекращающейся войны между Центром и союзными республиками. Первый вопрос Ельцин решил президентским указом № 169 от 6 ноября 1991 года, принятым накануне 74-й годовщины большевистской революции. Этим указом Ельцин распустил парализованный партийный аппарат и конфисковал все партийное имущество — банковские счета, издательские дома и собственность от Старой площади до самых отдаленных российских окраин. Переговоры в Беловежской Пуще и Алма-Ате и уход Горбачева повысили статус внутренних межреспубликанских границ до международных. Содружество Независимых Государств было создано для того, чтобы облегчить цивилизованный развод в дисфункциональной семье. Используя СНГ как прикрытие, в середине декабря Ельцин взял под контроль имущество КГБ, а 15 января 1992 года был расформирован Межреспубликанский комитет безопасности[807]. Историческая миссия Содружества завершилась 18 мая 1992 года, когда Ельцин отказался от иллюзорной идеи создания объединенных вооруженных сил (в Беловежской Пуще была достигнута договоренность о совместном контроле над ядерным вооружением) и сформировал национальную армию под командованием министра обороны Павла Грачева. Генерал Грачев курировал вывод войск из Германии, Польши, Монголии, с Кубы и из постсоветских государств. К 1 июля 1992 года все тактические ядерные вооружения бывшего СССР находились на территории России — в соответствии с алма-атинскими договоренностями декабря 1991 года; последние стратегические боеголовки из Украины, Белоруссии и Казахстана были переведены в Россию к 1 июля 1996 года — после переговоров при посредничестве США. С этого момента функции СНГ почти полностью свелись к проведению встреч на высшем уровне и обеспечению пространства для выработки двусторонних соглашений. В июне 1993 года пост командующего стратегическими силами СНГ, который занимал Евгений Шапошников, был отменен.

Если СНГ было создано для того, чтобы разобраться с проблемами, доставшимися в наследство от прошлого, то Ельцин как лидер оппозиции старался по мере своих способностей позаботиться о будущем. России предстояло пройти через демонополизацию (после выхода из КПСС в 1990 году Ельцин часто называл этот процесс «декоммунизацией»), в которой можно было выделить три аспекта: построение демократии, развитие рыночной экономики и территориальная децентрализация. Этот многогранный процесс, как считал Ельцин, должен был заменить коммунистические ограничения свободами нормальной человеческой жизни.

На пресс-конференции Ельцина для зарубежных журналистов 7 сентября 1991 года первый вопрос задал журналист из Франции, поинтересовавшийся, в какой стране живут и будут жить россияне теперь, когда политическая неразбериха закончилась. Вот что ответил президент:

«Я считаю, что страна сейчас освобождается от всех „измов“. Россия — не капиталистическая, не коммунистическая и не социалистическая страна. Это страна в переходном периоде, которая хочет идти по цивилизованному пути, по пути, по которому шли и идут Франция, Британия, США, Япония, Германия, Испания и другие страны. Мы хотим точно следовать этому пути, для чего необходима декоммунизация всех сторон жизни общества, стремление к демократии, более того, к рыночной экономике, возникновению равноправных видов собственности, в том числе и частной собственности».

Чуть позже редактор BBC по международным делам Джон Симпсон снова поинтересовался, какая же модель общества является целью Ельцина.

Симпсон: Я хочу вернуться к тому, о чем недавно говорил господин Горбачев. Он говорил о шведской социал-демократии — такова его модель. А какова ваша модель, модель Ельцина? Может быть, это модель Франции Франсуа Миттерана, или Британии Джона Мейджора, или Соединенных Штатов, или Японии, или Испании, или Германии?

Ельцин: Я бы хотел собрать все воедино. Я бы хотел взять лучшее из каждой системы и использовать это в России.

Симпсон: Это очень политический ответ. Господин Горбачев говорил, что вы должны иметь определенные взгляды — хотите ли вы склониться влево или вправо, к консерваторам или социалистам и так далее.

Ельцин: Что ж, я никогда не был консерватором и даже не имею намерения становиться центристом. Нет, я все еще нахожусь левее центра. Скорее, я выступаю за социал-демократию.

Симпсон: То есть за шведскую модель, как говорит господин Горбачев?

Ельцин: Не на 100 %. Невозможно просто взять модель и установить ее. Возможно, придется создавать новую модель, но включить в нее элементы шведской. И почему бы не взять часть японской модели — интересную часть — и часть французской тоже, особенно касающуюся парламентаризма? И модели Соединенных Штатов, где демократия существует уже 200 лет… они уже поднаторели в этой демократии, и это очень интересно. Так что в принципе я являюсь сторонником социал-демократии, но тем не менее готов взять все лучшее, что есть в этих странах[808].

Эти слова показывают образ мышления Ельцина после того, как он взял бразды правления в свои руки. Он полагал, что можно объединить все позитивное, и не думал о том, что и хорошие явления могут вступать в противоречие друг с другом: например, свободный рынок и демократия. Он хотел брать пример с западных стран и Японии (Японию он впервые посетил как член советского парламента в январе 1990 года), уже давно шедших по пути демократии, хотя в его списке и была одна страна, Испания, которая обрела политическую свободу лишь в 70-х годах ХХ века. Ельцин сосредоточился не на цели, а на пути; путем, который вел в нужном направлении, была цивилизация. Он не отрекся полностью от своих социалистических корней, продолжая называть себя социал-демократом, занимающим позиции левее центра (то есть считал себя левым в европейском понимании этого термина — человеком, полагающим, что государство должно играть заметную роль в развитии экономики). Эту точку зрения он подчеркивал в середине и в конце 1990-х годов в беседах с разными политиками и то же самое сказал и мне в 2002 году[809]. Ельцин весьма эклектично — чтобы не сказать, банально — подходил к вопросу об общественном устройстве, считая себя вправе практиковать избирательный подход и не беспокоясь о том, согласуются ли между собой в теории выбранные им элементы.

В сущности, Ельцин был вполне удовлетворен тем, что благодаря прекращению существования КПСС начали реализовываться первый и третий элементы его триады — демократия (и сопровождающее ее моральное возрождение) и децентрализация. Хотя оставалось немало нерешенных вопросов, в частности создание для посткоммунистической России демократической и федеральной конституции, Ельцин был абсолютно убежден в том, что, с учетом данных им обещаний и катастрофического положения экономики, на данный момент первоочередной задачей является переход «from Marx to Market», то есть от устаревшей плановой модели к нормальному рынку.

У него не было готовой экономической программы, которую можно было бы просто снять с полки, но он уже задумывался о том, что опираться следует на негосударственные предприятия и частных предпринимателей. Он давно видел их в междоузлиях советской плановой экономики и убедился в их эффективности. В Березниках в сталинские времена отец Ельцина построил частный дом. Руководя Свердловским обкомом и Московским горкомом КПСС, Ельцин зачастую выступал против ограничений негосударственного сектора, поддерживал работу самостоятельных комплексных бригад в государственном секторе и высказывался о влиянии разумной корысти на эффективность экономики на Западе.

Во время пребывания Ельцина в оппозиции его представления о реформах были смутными и имели второстепенное значение на фоне дуэли с Горбачевым. Мертворожденная программа «Пятьсот дней» заставила его задуматься о реальных показателях. Оказывается, Ельцин не прочел и страницы из двухтомного труда, который Григорий Явлинский положил ему на стол. Он сосредоточился на том, что имело значение для политики, — броское название и четкие сроки[810]. Закон «О собственности в РСФСР», принятый под руководством Ельцина в январе 1991 года, после того, как Горбачев отверг «Пятьсот дней», законодательно закрепил право на частную собственность и вызвал нападки коммунистов старой закалки. «Для него закон… имел больше политическое, нежели экономическое значение. И он достиг своей цели»[811].

В предложении Ельцина передать основную долю государственной власти от СССР России и ее регионам присутствовали проблески мышления в духе свободного предпринимательства. Он заявил, что это высвободит энергию общества, прежде подавлявшуюся тяжелой рукой Центра. Во время поездки по стране в августе 1990 года Ельцин отклонял требования указаний и дотаций от центра. Прелесть разукрупнения заключалась в том, что местные руководители и граждане становились заинтересованы в принятии самостоятельных решений. В северном шахтерском городе Воркуте, возникшем в 1930-х годах на базе одного из трудовых лагерей ГУЛАГа, Ельцин спросил шахтеров, как они справятся с «полной независимостью». Некоторые задали вопрос о субсидиях и гарантиях поставок и последующей реализации угля. «Ельцин резко оборвал их: „Нет, все будет не так. Независимость — это нечто совершенно другое. Вы будете владеть продуктом, который вы произведете, и вы будете сами решать, кому и по какой цене его продавать. Все это станет вашими проблемами. Мы не собираемся больше вас кормить“»[812]. На Сахалине одна женщина спросила, какие меры собирается принять Ельцин в связи с заиливанием и нефтяным загрязнением реки Наива. Это ваше дело, ответил Ельцин: «Вы сами, а не Москва должны привести свои реки в порядок. Наша задача — дать вам самостоятельность в решении всех вопросов, не навязывать вам свои решения и дать вам право решать все самим»[813].