Последний защитник - Эндрю Тэйлор

и поскреб голову, отчасти потому, что она чесалась, отчасти, чтобы избавиться от навязчивого взгляда молодой женщины.

– Хотите, я сперва расчешу вам волосы, сэр?

– Что?

– Думаю, у вас вши. Судя по тому, как вы чешетесь. Да вдобавок еще и гниды. Не сомневайтесь, я смогу вам помочь, я в этом уверена как нельзя более.

Меня бросило в жар. Это правда, у меня в последнее время стала чесаться голова. Поскольку теперь я на людях носил парик, то приходилось периодически брить голову. Но я не брил ее вот уже несколько месяцев, и мои собственные волосы отросли. Обычно Стивен расчесывал меня и проверял на предмет вшей, но слуга не делал этого несколько недель. Зимой вши досаждали меньше.

– Где у вас гребень?

– В ящике туалетного столика. Там рядом таз с водой. – Голос у меня звучал ниже, чем обычно, будто я был простужен.

Послышались шаги и звук выдвигаемого ящика. Я уставился на свои руки на коленях. Хлорис вернулась. Я не смотрел ей в лицо и заметил, что пальцы у нее длинные и удивительно тонкие. Под ногтями чисто.

Хлорис стояла очень близко, ее бедро касалось моей руки. Я чувствовал, как гребень двигался по моей голове, и ощущал легкое прикосновение ее пальцев. Казалось, они постукивают по самой кости под кожей и прощупывают ее. Не помню, когда женщина дотрагивалась до моей головы так нежно и столь интимно. Время от времени она стряхивала вшей и гнид в воду и вытирала гребень о рукав. Я чувствовал каждое ее движение. Просто ни о чем другом не мог думать.

– Вот так, сэр. Вы мне еще спасибо скажете.

Мне показалось, что в самом голосе Хлорис звучало приглашение. Я чувствовал ее готовность и желание дарить удовольствие. Я смотрел на свои руки, приказывая им не двигаться, а себе – не смотреть на нее.

– Все, хватит! – буркнул я. – Оставь меня.

– Уверены, сэр? – У нее был грудной голос, и он звучал теплее, чем раньше, более нежно.

– Оставь меня! – повторил я громче. – Мне нужно написать письма.

Я спустился в гостиную. Сев за стол, я написал письма, запечатал их и позвал Хлорис. Было еще светло, когда она выходила, но, несмотря на праздничные толпы на улицах, она нисколько не опасалась за свою безопасность.

– Меня страшит не то, что происходит снаружи, – сказала Хлорис, когда я спросил, не боится ли она. – А то, что внутри.

– Хочешь, я пока возьму на хранение твое золото? Рискованно носить его при себе.

– Нет уж, сэр. – Она ухмыльнулась. – За кого вы меня принимаете?

Я велел ей сначала идти в Скотленд-Ярд, а потом уже на Генриетта-стрит. И назвал имена адресатов на случай, если она не могла их прочесть.

Письмо в Скотленд-Ярд предназначалось господину Уильямсону. Я понятия не имел, где он мог быть в этот вечер. Возможно, начальник получит мое послание только завтра утром. Но поскольку у меня не было возможности встретиться с ним лично, казалось разумным сообщить ему о том, что произошло. Я писал, что нашел доказательство, что нападения на публичные дома были вызваны политическими причинами и имели целью подорвать репутацию правительства и авторитет короля. Я решил не упоминать, что за беспорядками стоял Бекингем. Письмо могло попасть в чужие руки. Я написал, что меня захватили бунтовщики в Попларе и заточили в борделе – во дворе «Кобеля и суки». Но я сбежал оттуда и сейчас нахожусь у себя дома.

Письмо к Кэт было короткое, и я надеялся, что оно не расстроит господина Хэксби, если попадет к нему в руки. Я умолял о прощении, если случайно обидел ее на днях, и просил написать, как обстоят дела у них с мужем.

В ожидании Хлорис я пытался отвлечься при помощи «Истории мира» Рэли, но едва ли понимал хотя бы одно слово из десяти. Смеркалось, и я позвал Маргарет, велев ей зажечь еще свечей.

– Куда это Хлорис запропастилась? – сердито спросила она. – Темнеет.

– Не знаю. По моим подсчетам, она должна была уже вернуться.

– Может, сбежала. Таким девицам доверять нельзя.

– Молчи! – буркнул я.

Маргарет фыркнула:

– А вы ее плащ видели? Шелковая подкладка. Никакая она не служанка.

Я смотрел в раскрытую книгу.

– Подумаешь, плащ. Вероятно, хозяйка не стала его больше носить и отдала ей.

Маргарет ничего не ответила, но не ушла.

– Ты свободна, – сказал я, когда молчание стало невыносимым.

– Сэм свою шпагу уже дважды точил, а теперь за вашу принялся. И все это за кухонным столом, а я, между прочим, ужин вам пытаюсь приготовить. Он меня так доведет до сумасшедшего дома. Поверьте, хозяин, не нравится мне все это.

– Мне тоже. – Я взглянул на ее обеспокоенное лицо. – Но у меня выбора нет. Как и у тебя.

Маргарет недовольно зыркнула на меня. Я тоже сердито посмотрел на нее в ответ.

Через полчаса наконец-то вернулась Хлорис, и я выдохнул с облегчением. Она вошла через калитку во двор. Вернее, калитка, конечно же, была заперта, но они с Сэмом договорились об условном знаке, чтобы он ее впустил. Медленно передвигаясь из-за хромоты, он привел Хлорис из кухни, в чем не было никакой нужды, поскольку она знала дорогу. Я слышал, как Сэм что-то говорил ей на лестнице. Он распахнул дверь в гостиную.

– Вот, пожалуйста, хозяин, – объявил он. – Цела и невредима, как я и предполагал.

Хлорис вошла в комнату, щурясь от света свечей. На ней была старая шаль Маргарет. Она здорово сутулилась. Я бы и не узнал ее, если бы встретил на улице.

– Все в порядке? – спросил я. – Почему так долго?

– Улицы запружены, не разбежишься.

– Ну, что с письмами?

– Одно оставила в Скотленд-Ярде, как вы и велели.

– А второе?

Хлорис достала письмо, адресованное Кэт, и положила на стол. Печать была не вскрыта. Я нахмурился.

– Я пыталась отдать его привратнику в доме под знаком розы. – Хлорис развязала шаль. – Но он сказал, что госпожи Хэксби нет. Дескать, только что приходил какой-то мужчина, и она ушла вместе с ним. Но я еще смогу их догнать, и показал в конец улицы. Сказал, что не ошибусь, потому что спутник госпожи Хэксби очень высокий. И я пошла за ними.

Меня вдруг бросило в холод.

– Я догнала их в Сент-Мартин-лейн, – продолжала Хлорис. – Но письмо леди не отдала.

– Почему?

– Потому что встречала этого человека раньше, сэр, вот почему. Во дворе «Кобеля и суки».

– Он был… постояльцем?

– Нет. И я видела его только один раз. Но он такой высокий и такой худой, что не