Горы дышат огнем - Веселин Андреев

вы, бачокировцы, эти слова: «Люблю тебя, Оленька. Очень... Не хватает мне тебя... Люблю тебя бесконечно...» Впрочем, почему странно? Ведь нежность была не чужда и всем нам. Как и его надежды.

«Ольга!

Поздравляю тебя с Новым, 1944 годом!

Желаю, чтобы Новый год принес долгожданное счастье!

И пусть я не забуду, что это счастье куется общими усилиями!»

Он не забывал этого, и сорок четвертый год принес счастье... Но помолчим теперь. Эта почтовая открытка свидетельствует также о его недюжинных способностях как художника: наковальня, один кузнец держит кусок металла, другой бьет молотом. Этот старый пролетарский символ ожил в скупых штрихах.

Бай Цонко все время заботился о нас, и мы ценили его заботу. Под вечер он остался с нами, чтобы поговорить и расспросить нас о многом. Настроение у него было отличное. В ходе разговора он кивком головы показал на наши винтовки:

— А почему вы не принесли эти штуковины с решетками на стволах?

Он имел в виду ручные пулеметы.

— Нет у нас их еще, бай Цонко.

Не тут-то было! Иногда и искренность оказывается бессильной. Бай Цонко обиделся:

— Вы, может, мне не доверяете? Ведь люди из Бунова и Радославова рассказывают: у вас было мощное оружие. Наверняка русское. Поэтому я вас и спрашиваю. Хочу посмотреть на русское оружие...

Наверное, в душе он очень обиделся. Ведь так и не поверил, что нет у нас такого оружия.

— Может, вы и правы, что всего не рассказываете. Хорошо иметь веревку длинную, а язык короткий.

— Ты совершенно прав, но мы от тебя ничего не скрываем.

Раз уж мы заговорили о конспирации, то сам бай Цонко стал ее строгим блюстителем, мы договорились и об условных знаках. Этот дом, как я уже сказал, был очень удобен для нас — и как база, и как место для организации засады. И мы договорились: если идем снизу — у канавы валяется корка от тыквы; если спускаемся с гор — на кустах терна висит короткая связка лука. Это знак, что опасности нет. В противном случае сматывай удочки! Бай Цонко страшно понравилась такая таинственность...

Однажды ночью мы возвращались из Радославова вдоль канавы. Корка от тыквы была на месте, и это значило, что путь открыт. Внезапно мы услышали голоса. Я выглянул из-за сливы: костер, около него огоньки сигарет. Стоянчо даже насчитал у костра нескольких человек. Ну, думаем, они явились уже после того, как бай Цонко положил корку от тыквы. Но почему засада устроена так наивно? Костер, громкие разговоры? Мы могли бы повернуть назад, но от усталости валились с ног. Мы замерзли, и наличие засады нас страшно разозлило. Ползком, то и дело замирая на месте и прислушиваясь, мы двинулись к костру. Еще немного... Мы бросаемся вперед — и... у костра никого. Выяснилось, что искры мы приняли за огоньки сигарет, а бульканье воды в котле, где варился картофель для поросенка, за людской говор...

Вспоминаю еще один случай. Не помню, как мы пришли в это место, где это было, когда. Помню лишь невысокий, густой сосновый лес. Светила луна. Собрались, главным образом, молодые люди — молодая партийная группа.

Мы уже привыкли к тому ореолу, которым окружали нас как бойцов партизанского отряда, хотя все время испытывали чувство неловкости. Когда тебе жмут руку, широко открытыми глазами смотрят в твои глаза и говорят тебе приглушенным голосом: «Ну, герой!», ты испытываешь чувство стеснения, и в то же время внутри тебя что-то поднимается (черт побери!), и ты начинаешь немного важничать (хорошо, если немного...). Даже в таких простых делах надо было обладать чувством такта, чтобы не испортить свою репутацию и не слишком бравировать своим молодечеством.

Вопросы, взаимная информация, последние новости. Потом задачи: подрывать поезда, уничтожать немецкие военные склады, истреблять гитлеровцев...

— Эх, где они, где они?.. Так мы здесь все и проспим! — вздохнул кто-то в темноте.

Просто анекдот: этот человек, высказав искреннее сожаление, что таких объектов у нас нет, сам того не понимая, вернул меня к реальности. Уж я ли не знал этот край? Был у меня и опыт. Я понимал, что пустые разговоры обескураживают людей. И какой черт дернул меня вести эту агитацию? То ли я устал, то ли у меня было плохое настроение...

Хорошо, что было темно и никто не видел, что я покраснел, как пион. Когда речь зашла о конкретных делах, оказалось, что кое-что сделать все-таки можно. Женская делегация может отправиться к старосте или даже в комиссариат в Пирдоп и потребовать увеличения пайков. А если написать и распространить листовки против реквизиций, против отправки наших войск в Югославию, Грецию и Россию? А горит ли шерсть? Горит. Почему же не поджечь ту, что собрана для гитлеровцев? В селе есть левые «земледельцы», их можно вовлечь в Отечественный фронт. Продукты, деньги, одежду, оружие — все это собирать как для партизан, так и для боевых вооруженных групп. Найти еще ятаков. Готовить молодежь, коммунистов, всех честных, смелых людей к тому, чтобы этой весной они вступили в отряд.

— Э, вон сколько, оказывается, дел! Было бы желание, — отозвался тот же самый голос.

— Только одних разговоров мало, нужно взяться как следует! — пробасил другой.

Я был уверен: эти люди возьмутся за дело как следует...

Бай Сандо идет впереди, разведует обстановку. Я знаю: молчание для него — труд не малый, но бай Сандо понимает — так нужно.

Вот и Радославово. Мы легонько постучали в ворота одного дома, прислушались... Этот дом тоже расположен очень удобно — на опушке леса, протянувшегося в сторону Челопеча. Выше него находилась лишь одна изба. Бай Сандо постучал в окно, подождал, потом постучал два раза, нетерпеливо. Послышался кашель, характерный для курильщика.

— Эй, Сандо, это ты? — Дверь открылась. — Входите, входите!

Через сени, между связками кукурузы, лука и перца, мы прошли в дом. С кровати в темноте поднялась жена хозяина, надевая через голову платье. Когда зажгли лампу, она схватила меня за рукав:

— Послушай, это ты был в тот день в селе? Когда я вам крикнула: «Бегите, идет полиция!»

— Я! — Меня обрадовало, что эта смелая крестьянка оказалась женой ятака.

— Хорошие вы мои! Никто тогда не пострадал?

— Нет.

— Пана, усади людей и угости, — волнуясь, проговорил бай Иван.

Мы уже привыкли к той тревожной возбужденности, которая охватывала людей при первой встрече с нами, и пытались смягчить напряжение шутками.

Широкая деревянная кровать,