Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что! Харитон его узнал.
Они опять замолчали.
— Ты, Иван, пойдешь с товарищем (о, это уже прогресс!) к Кольо Евтимову, чтобы тот подтвердил его личность! — решил вопрос бай Петр.
— Сейчас, что ли, отправимся? — Мне было неловко говорить так с людьми старше себя, но обстановка вынуждала к этому. Я не имел права не защитить партизанскую честь, товарищей, наше дело. И я решил действовать.
— Давайте не будем играть в прятки! Что вы делаете здесь после комендантского часа? Если я правительственный агент, то вы уже в моих руках. Хотите провалить и Николу Евтимова? Околийский комитет? Провалите и их. Давайте делать дело, а потом будем изучать друг друга...
Стебли кукурузы тихо, чуть слышно потрескивали.
— Ну и дьявол, взял-таки нас в ежовые рукавицы! — вздохнув, проговорил бай Гецо.
Для чего я рассказал эту историю? Чтобы пошутить над людьми? Никогда бы я этого не посмел. Мы стали большими друзьями и остаемся ими по сей день. Однако как иначе сегодня люди поймут правду того времени?
Мы успешно обсудили предстоящие дела, а потом по-дружески разговорились.
— Ну хорошо, однако мне все же интересно узнать, почему они тогда так задержались? Говорят, полицейские нарочно прокололи шилом шины грузовика, не поймешь... — спрашивал бай Христо.
— По-моему, это не от большой храбрости. Кому хочется умирать раньше времени?
— И говорить нечего. Теперь те, кто говорил, что вы разбойники и режете всех подряд, сами начинают всего побаиваться.
Потом перешли в высокие сферы политики. Бай Петр Данчев сделал мне категорическое заявление:
— Знаешь что, товарищ Андро? Я должен тебе сказать, что не могу согласиться с роспуском Коминтерна.
— Так ведь, бай Петр, не я же его распустил.
— А ты не смейся. Я тебе это говорю, Чтоб ты передал выше. Разорить что-либо легко, а вот как потом наладить? Нет, я считаю это неправильным!
Я дал то же самое объяснение, которое получили и мы: коммунистические партии уже набрались опыта и сами могут определять свою политику; нельзя, чтобы их обвиняли, будто ими руководят из центра, который находится за границей...
— Согласен, но все же несправедливо это. Как-то обидно мне!
Многие люди высказывались так же эмоционально: для них Коминтерн был единой колонной коммунистов всего мира. Тогда мы не могли предвидеть, каким важным окажется это решение для развития коммунистических партий...
Как ни труден был разговор, я был рад. А почему, собственно, бай Петр Данчев, старый коммунист из села Радославова, не может иметь своего мнения по этому важному вопросу? В этом же наша сила!
В конце разговора бай Гецо отвел меня в сторону:
— Мне кажется, это ты приходил с Кольо Евтимовым? Ты провел тогда с нами беседу и сказал, что пришел из Софии?
— Ну, вспоминаешь?
— Знаешь, сколько я натерпелся, а ты хочешь, чтобы я сразу вспомнил, что было три года назад? Слушаю я тебя, и мне кажется, что ты из этих мест, нашенский.
— Все мы нашенские, бай Гецо, все, кто идет этим путем.
— Это так, но меня особенно радует то, что и из наших мест есть партизаны...
На прощание они говорили мне, перебивая друг друга:
— Ты прости, что так получилось... Но мы же беспокоимся не только за себя... Поэтому так тебя и испытывали...
Земля мягкая, сухая. Чернеют пары, темнеют луга, обсаженные вербами и тополями. В лужах трепещется отражение луны. Это Старая дорога — путь, который ведет через Златицу и Пирдоп к Лыжене.
Я тихо насвистываю марш из «Веселых ребят». Второй день звучит он во мне и вокруг меня. Наверное, случалось такое и с вами? И день, и два, и неделю наполняет вас одна мелодия, напеваешь и слышишь только ее. Иногда это бывает неприятным: или песня тебе противна, как эта заразная «Лили Марлен», или ее повторение тебе надоедает. Не всегда помогает и совет одного из героев Марка Твена — передать заразу другому, чтобы отделаться от нее. Но сегодня и шаг невольно делается шире, и дышать легче. «И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет!» Хорошо сказано. Хочется, чтобы эти слова относились и к нам двоим. В коротком тоненьком пальтишке, в брюках гольф из простой домотканой материи, рядом со мной идет Стоянчо, высокий, слегка сутулящийся, но стройный. Сегодня он не кажется мне замкнутым и молчаливым. И даже когда мы молчим, молчание это красноречивее слов — нас переполняет радость.
Мы — веселые ребята, весело шагаем, незаметные в этом безбрежном мире, но мы не чувствует себя ничтожными и затерявшимися в нем. «Когда страна быть прикажет героем — у нас героем становится любой!»
Да и как не быть мне веселым, если я шагаю с таким человеком, как Стоянчо, и если передо мной — родной край?..
Эта песня звучит уже в самом сердце. Я невольно ищу глазами свой дом... Вернулись ли наши? Как близко я теперь от дома!.. Наверное, уже успели вернуться... Мама любит читать. Глухота лишает ее многих радостей большого мира, но она восполняет это книгами. Вот она уселась у печки, в круглых очках, не слышит меня... Может быть, те, кто нас ждет, не сумеют прийти из-за того, что за ними следят... Встрепенулась. Не надо, мама! Ты же видишь — я живой. Не плачь, плохо мне будет, если размякну. И не слушай злых вымыслов. Жив я...
Мои шаги замедляются. Я оглушен тишиной, тишиной ночи, ожиданием встречи с родными...
Журчит Белая Чешма. Над ней стоит ободранная, облупленная беседка. Успокоит ли сердце мягкая, сладкая водица? Нет... Ничего не вернешь: никогда больше не встретиться нам здесь с Марином, с Велко, со Стояном Пиперковым. Смерть безжалостна... Где Стефчо, Стефан Минев? Только к Ангелу в Мирково могу я пойти. Сколько ночей провели мы, околийский комитет РМС, здесь летом сорок первого!..
Мы выходим из ивняка. Теперь нужно быть очень внимательным: там, в хижине, нас ждут люди. Стоянчо не знает, что это наше поле у Братойова колодца. Я разделяю присущее молодым презрение к собственности, но сейчас чувствую себя счастливым. Здесь на меже, между сладкой и кривой сливами, висела моя люлька, здесь я лакомился печеными кукурузными початками и вовсю потел во время жатвы...
Потихоньку мы приближаемся к хижине. На миг я рассердился, — не выставили пост! — но в следующий момент я уже распахнул дверь, охватил взглядом, — все
- Финал в Преисподней - Станислав Фреронов - Военная документалистика / Военная история / Прочее / Политика / Публицистика / Периодические издания
- Мировая война (краткий очерк). К 25-летию объявления войны (1914-1939) - Антон Керсновский - Военная история
- Асы и пропаганда. Мифы подводной войны - Геннадий Дрожжин - Военная история
- Разделяй и властвуй. Нацистская оккупационная политика - Федор Синицын - Военная история
- 56-я армия в боях за Ростов. Первая победа Красной армии. Октябрь-декабрь 1941 - Владимир Афанасенко - Военная история
- Победы, которых могло не быть - Эрик Дуршмид - Военная история
- Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II - Борис Галенин - Военная история
- Огнестрельное оружие Дикого Запада - Чарльз Чейпел - Военная история / История / Справочники
- Воздушный фронт Первой мировой. Борьба за господство в воздухе на русско-германском фронте (1914—1918) - Алексей Юрьевич Лашков - Военная документалистика / Военная история
- Вторжение - Сергей Ченнык - Военная история