Генерал Деникин - Владимир Черкасов-Георгиевский

Сами же «ревгенералы», очутившись на российском Олимпе, друг друга разлюбили. Алексеев, став Верховным, сразу же убрал с поста главкома Северного фронта своего ближайшего напарника по устранению императора генерала Рузского. Тот будет доживать в Кисловодске, где в 1918 году его зарубят чекисты в числе других заложников. Мешался Алексееву и популярнейший Корнилов. Его в главкомы петроградских войск пришлось поставить без согласия Алексеева.

Деникин же, не особо вникавший в интриги высшего генералитета, любил Корнилова. В отличие от восседавшего в штабах Алексеева Антон Иванович видел этого генерала под пулями, что было для него лучшей проверкой человека. Так сложилось, потому что Деникин и Корнилов по характерам, нравам – как близнецы. Тут сходство вплоть до того, что Деникин командовал Железной дивизией, а Корнилов, словно б копируя, сделал свою дивизию в боях Первой мировой войны Стальной.

Различались эти два полководца лишь внешне, что в нюансах разнило и их внутреннее содержание. Плотный, склонный к полноте белолицый Деникин с благородным рисунком лица, покуривающий отменные сигары, нередко выглядел барином, являлся хорошим оратором. Корнилов был приземист, худ, кривоног, но крепок, как такие жилистые люди. На узкоглазом, калмыцкого кроя, коричневатого оттенка лице жидки бородка и усы, но нервные пальцы маленьких рук аристократично длинны, голос – с резкими, повелительными интонациями, хотя говорил негладко. В его хмурой, подавшейся плечами вперед фигуре была необыкновенная сила. Корниловскую харизму мгновенно чувствовали, перед ним стушевывались и неробкие.

Был Корнилов с Деникиным един, увы, и в большой доверчивости, доходящей до наивности. Оба: прекрасные сердца, глубоко религиозные люди и неискушенные политики – плохо разбирались в людях. И поэтому столь печальна судьба их «музыки военной реакции», первые аккорды которой задал Деникин в «соло» Керенскому, а в концерт попытается превратить вскоре Корнилов своим путчем.

Циничный Брусилов сказал о Корнилове: «Сердце льва, ум барана». Эту оценку подтвердит Брусилов и на себе, в конце концов поверит большевистским комиссарам. В общем же, горе с генералами, берущимися из своих прямолинейных хазарм за политику. Целая генеральская плеяда будет играть на российской арене в такие же игры в конце XX века. Всех их трудно понять, хотя ясно, что генералы по-своему берутся рубить, когда политики запутались.

В роли командира 8-й армии Корнилов уже показал свою точку зрения, создав ударников Неженцева из добровольцев, в какие охотно пошли и юнкера. Эти батальоны должны были бороться с безобразиями на фронте. А став главкомом наступавшего, потом позорно отступавшего Юго-Западного фронта, Корнилов, надавив на струхнувших комиссаров, начал с расстрелов бросающих фронт. 11 июля он потребовал от правительства восстановления смертной казни на фронте, и она была снова введена. По корниловскому приказу стали расстреливать мародеров, дезертиров, в районе военных действий запретили митинги, разгоняя их оружием.

Деникин с большим удовлетворением реагировал:

«Мероприятия, введенные генералом Корниловым самочинно, его мужественное прямое слово, твердый язык, которым он, в нарушение дисциплины, стал говорить с правительством, а больше всего решительные действия – все это чрезвычайно подняло его авторитет в глазах широких кругов либеральной демократии и офицерства. Даже революционная демократия армии, оглушенная и подавленная трагическим оборотом событий, в первое время после разгрома увидела в Корнилове последнее средство, единственный выход из создавшегося отчаянного положения».

Собрат Корнилов своей степной кровью остро чуял в Деникине больше, чем единомышленника. Он горячо радовался их общему бою против керенщины, отмечая атаку, за которую даже осторожный Алексеев назвал Деникина «героем дня», при какой Корнилов не смог быть, но написал Антону Ивановичу:

«С искренним и глубоким удовольствием я прочел Ваш доклад, сделанный на совещании в Ставке 16 июля. Под таким докладом я подписываюсь обеими руками, низко Вам за него кланяюсь и восхищаюсь Вашей твердостью и мужеством. Твердо верю, что с Божьей помощью нам удастся довести дело воссоздания родной армии и восстановить ее боеспособность».

Принимая пост Верховного, Корнилов выставил ультимативные условия:

• Ответственность перед собственной совестью и всем народом.

• Полное невмешательство в мои оперативные распоряжения и поэтому в назначение высшего командного состава.

• Распространение принятых за последнее время мер на фронте и на все местности тыла, где расположены пополнения армии.

• Принятие моих предложений, переданных телеграфно на совещание в Ставку 16 июля.

Керенский вынужден был уступить, хотя формально признал лишь право выбора Верховным высшего комсостава. Он находился под влиянием Б. В. Савинкова, известнейшего боевого авторитета их партии эсеров, который был комиссаром Юго-Западного фронта и рекомендовал в главкомы Корнилова, надеясь, что он, наконец, возродит армейскую боеспособность.

Верховный Корнилов, пользуясь этим, назначил Деникина главкомом на свой бывший Юго-Западный фронт. Он хорошо изучил его и своими резкими мерами как бы подготовил для крутого Деникина. Антон Иванович попросил, чтобы начштабом у него остался генерал Марков. Этот верный его сподвижник, отлично показав себя в «железных», снова встретился с Деникиным в Ставке, где Марков был генерал-квартирмейстером. Деникин взял его себе начальником штаба, на Западный фронт, а теперь поехал Марков с ним на такую же должность в штаб Юго-Западного в уездный город Киевской губернии Бердичев.

По дороге, из Минска Деникин заехал в Ставку к Корнилову. Верховный, оставшись с ним наедине, выразительно посмотрел на Антона Ивановича и произнес очень тихо, чтобы не подслушали:

– Нужно бороться, иначе страна погибнет. Ко мне приезжал тут один. Он все носится со своей идеей переворота и возведения на престол великого князя Дмитрия Павловича, что-то организует и предложил совместную работу. Я ему заявил категорически, что ни на какую авантюру с Романовыми не пойду. А в правительстве сами понимают, что совершенно бессильны что-либо сделать. Они предлагают мне войти в состав правительства… Ну нет! Эти господа слишком связаны с Советом и ни на что решиться не могут. Я им говорю: предоставьте мне власть, тогда я поведу решительную борьбу. Нам нужно довести Россию до Учредительного собрания, а там – пусть делают что хотят: я устраняюсь и ничему препятствовать не буду.

Корнилов цепко взглянул.

– Так вот, Антон Иванович, могу я рассчитывать на вашу поддержку?

Деникин также прямо ответил:

– В полной мере.

Они встали и крепко обнялись.

* * *

Шел август 1917 года. Главкому Юго-Западного фронта Деникину и в Бердичеве не удалось наладить отношения с местными комитетами и комиссарами. Да как можно: большевистская газета «Свободная мысль» угрожала офицерам варфоломеевской ночью.

Пришло главкому письмо от Алексеева, находящегося не удел:

«Мыслью моей сопутствую Вам в новом назначении… Ничего не сделано и после июля главным болтуном России. Власть начальников все сокращают».

Деникин, хорошо помня последний разговор с Корниловым, ждал его действий.

Генерал Корнилов так был похож на Деникина, что имел и кредо, аналогичное деникинскому: в «пиковом положении» атаковать. Позже, в тюрьме Корнилов запишет его в альбом одному офицеру-союзнику: «Чем тяжелее положение, тем смелее вперед».

Чтобы восстановить дисциплину в армии и правопорядок в стране для доведения войны до победы, Корнилов конкретно договорился с управляющим военным министерством Савинковым, правительственными представителями в Ставке, получившими одобрение Керенского двинуть надежные войска на Петроград. Там Совет, почти перешедший под влияние большевиков, мог начать вооруженное восстание.

В поддержку идеям корниловского выступления 12 августа прошло в Москве Государственное совещание, где активно высказывались кадетские лидеры. В помощь Корнилову конспиративно сформировались офицерские организации: «Военная лига», «Совет союза казачьих войск», «Союз Георгиевских кавалеров», «Союз бежавших из плена», «Союз инвалидов», «Комитет ударных батальонов», «Союз воинского долга», «Лига личного примера» и так далее. В Петрограде, Москве, Киеве, других городах они должны были выступить после того, как Корнилов начнет.

Главной боевой силой Корнилова являлся 3-й конный корпус генерала А. М. Крымова. Этот 46-летний генерал-лейтенант из дворян окончил Павловское военное училище и академию Генштаба. Участник русско-японской войны, он позже служил в Главном штабе и Главном управлении Генштаба. В Первую мировую командовал Уссурийской конной дивизией, которую передал П. Н. Врангелю на Румынском фронте после того, как получил весь 3-й конный корпус, знаменитый «царским» поступком его бывшего начальника графа Келлера, отстраненного за это от командования. В корпус Крымова вместе с казаками-уссурийцами Врангеля входили Туземная («Дикая») дивизия и 1-я Донская казачья дивизия.