Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков

class="p1">Дед Баляцо что-то соображал, потом решил:

— Кто будет искать их в заколоченном доме? Разве только мыши.

— Правильно рассуждаешь, дед, — согласился Бот. — Нужно перенести их в бывший дом хаджи Инуса… А твои Казгирей и Аслан живы и здоровы. Казгирей сам стал командиром, повел свой отряд в Чегемское ущелье.

— Слава аллаху! Я говорю «ага», — просиял Баляцо и расправил усы. — А ну-ка, ребята, ступайте открывайте дом хаджи, несите туда побольше сена. Да чтобы все было шито-крыто.

— Вот не думал хаджи Инус, что в его доме будет больница для Астемира Баташева, — пошутил Бот, хотя ему самому было не до шуток, он тоже был ранен, и его тоже знобило. Бедняга не знал еще, как задумала встретить его Данизат.

Думасара осталась дежурить у ложа больных, а Тембот и Лю должны были по очереди помогать ей и посматривать по сторонам.

— А где же Эльдар? — спохватилась Думасара, когда все, казалось, устроилось и она вышла на порог.

— Эльдар тоже тут. Он сторожит коней, — сказал Бот.

И как бы в подтверждение этих слов за плетнем послышался голос Эльдара.

— Эй, что так долго возитесь? Эй! — окликал негромко Эльдар. — Думасара! Тембот!

— А ты, Бот? Как же ты? — беспокоилась Думасара.

— Эльдар заберет коней и уйдет в горы, а я — домой. Куда же мне еще? Домой! Кузнец нужен всем, кузнеца не будут трогать… Эльдар! Мы все тут — и Думасара, и Баляцо, нет только Сарымы…

Эльдар, рослый и крепкий, подошел, ласково обнял Думасару.

Кони заржали, как бы напоминая о том, что время не терпит, скоро начнет светать. Эльдар быстро увязал постромки и поводья, мужчины помогали ему. Из-под соломы, устилающей подводу, Эльдар и Бот извлекли несколько винтовок и сумки с патронами.

— Куда их?

— Туда же, под солому, к больным. Кто под нее сунется?

— Аллах видит, Бот говорит дело, — согласился Баляцо. — Эта солома будет вроде как бурка для пастуха.

Баляцо имел в виду свойство шерстяной бурки — своим запахом отгонять змею. Веря в это свойство шерсти, пастухи спокойно засыпают, разостлав под собой бурку.

Оружие легло под толстый слой соломы. Дом Инуса становился не только больницей, но и арсеналом…

Эльдар попытался уговорить Бота идти с отрядом в горы, но Бот стоял на своем. Не ведал кузнец, что принял роковое решение.

Пригнувшись, словно на сильном ветру, и покачиваясь, Бот пошел к себе.

Тут же заскрипели ворота, и подвода со своей упряжкой и привязанными сзади верховыми лошадьми выехала на улицу. Обернувшись, Эльдар крикнул:

— Ждите каждый день, а я буду о вас думать и днем и ночью! Рубашка с буквами на мне! Скажи Сарыме… Эгей! — И повозка укатила.

Дед Баляцо запретил Лю и Темботу входить в комнату к раненым и велел отгонять от крыльца даже кур, собак и индюшек. Первый караул был поручен Темботу. Его сменит Лю. До утра было уже недалеко. Чувствовалась предутренняя сырость, на востоке бледнело небо. Все отчетливее вырисовывались контуры высоких старых тополей, окружающих запущенный дом.

Дверь оставалась приоткрытой, и Тембот, сидевший на крыльце, вдруг услышал, как запела мать.

Он привык к ее песням — она складывала их сама. Складывала она песни и про отца, и песни эти были всегда веселыми, даже в то время, когда отец жил где-то далеко и мать терпеливо ждала его. Помнил Тембот и тихие, немного печальные песни — мать пела их над постелью маленького Лю. Иногда ее песни звали обоих мальчиков на подвиг, на защиту родного очага… Сейчас Думасара запела песню-плач, песню-рыдание, давая волю слезам…

Думасара пела вполголоса, так тихо, что и тут, на крыльце, нельзя было расслышать все слова. Лишь сама Думасара знала, о чем она поет, и, видимо, чувства, пробужденные песней, все сильнее охватывали ее душу, потому что все сильнее, все прекраснее звучали ее жалоба, скорбь и плач.

Рано утром опять пришел дед Баляцо. Надо было лечить больных, и Баляцо хотя и неуверенно, но все же посоветовал Думасаре позвать Чачу. Думасара решительно отклонила это предложение.

— Может быть, ты и права, сестра, — задумчиво сказал старик, — лекарства Чачи помогают только правоверным… Да и как впустить ее в такое время в этот дом?

ШКУРОВЦЫ

Не одними пожарами опустошались многие дворы. Хлеб на полях созрел, зерно начало осыпаться, но не все бедняки, весною наделенные землей, могли собрать урожай — некому было выйти в поле. Мужья, отцы, старшие братья ушли в горы с отрядами партизан. А семьи, где еще оставались мужчины, собрав урожай, не решались завозить его в свои дворы. Прежние землевладельцы поднимали головы. Иные угрожающе молчали, другие не стесняясь говорили:

— Снимай, снимай урожай с моей земли! Да только смотри, как бы я не снял с тебя голову… Дело идет к тому.

Да, дела были такие, что день ото дня становилось тревожнее.

Муса, видимо, что-то пронюхал.

Однажды, когда Лю сидел на крыльце дома хаджи с хворостинкой в руках, добросовестно исполняя свои новые обязанности, из-за плетня показался Муса.

— Эй, малыш, что ты там делаешь?

Лю в последние дни часто представлял себе, как вдруг появляется усатый, краснорожий Гумар или еще более страшный Залим-Джери, рассказы о котором он не раз слышал от матери, — словом, появляется опасный человек, и он, Лю, спасает отца и Степана Ильича… Но тут, при виде Мусы, Лю постыдно растерялся.

— Зачем сидишь там? — повторил вопрос Муса.

Он выглядывал из-за плетня, огораживающего двор Баташевых. Поодаль виднелись испуганные лица Тембота и Сарымы, тоже застигнутых врасплох.

Наконец Лю нашелся.

— А ты что же, Муса, не видишь, что я делаю? — в свою очередь спросил он.

— А что ты делаешь? Сидишь?

— Да, сижу.

— А вот зачем сидишь?

— Кур отгоняю.

Ответ озадачил Мусу. «Странная забава у этого мальчика! Нет, не похоже, чтобы тут кого-то прятали, слишком все безмятежно» — так подумалось подозрительному Мусе.

— А что, твой отец Астемир, разбойник-большевик, еще не вернулся домой?

— Астемир и Эльдар и все большевики ушли в Чегем, — поспешила вмешаться Сарыма.

— Все равно далеко не уйдут. Аллах везде их нагонит.

И непрошеный гость поплелся со двора.

Вскоре после этого случая Лю опять сидел ранним утром на своем посту и прислушивался, как у них во дворе нана Думасара ворчит на Рыжую и на ее теленка, мешающего доить, — он норовил ухватить сосок материнского вымени. Лю вспомнил рассказ деда Баляцо о том, что в прежние времена люди отличались необыкновенной силой. Даже женщины. Случалось, хозяйка хватала за ногу такого надоедливого теленка и перебрасывала его