Тайна Ночи Свечей (СИ) - Дьюк Эйвери

Глава 19.2 На изломе судьбы

Помянув напоследок недобрыми словами всех, когда-либо живших и только собирающихся появиться на свет гнусных вейнтов, Тера поспешно натянула старомодный короткий плащ, бережно подобрала выпавшие из котомки предметы, покрепче затянула тесемки тройными сложными узлами и не оглядываясь, направилась к образовавшемуся на месте противоположной стены проходу.

Заимствовать у того, кто посмел похитить ее саму — заслуженное и в высшей степени справедливое решение! С плащом и сумкой из священной кетардийской холщевины, способной укрывать магию, да еще и в таком количестве, Тера значительно повышала свои невеликие шансы на благополучный исход дела, как, впрочем, и с прихваченным за компанию содержимым мешка. Удивительная коллекция тянула на долгое и очень неприятное общение с любым из главных королевских дознавателей, хоть по эту сторону моря, хоть по любую из оставшихся. Слишком уж много в неказистой котомке нашлось запретных, смертельно опасных безделушек, способных создать немало проблем и более стойкому противнику, чем хрупкая, выбившаяся из сил зеркальщица.

Представив себе, как беспомощно обрушивается на землю Эйнар, обернувшийся юрким белым лисом в надежде скрыться бегством от опасного врага, как он из последних сил пытается и не может сбросить охотничью петлю кровавого мастера Лиммэ, Тера со злостью перебросила тонкие веревочные лямки котомки через голову крест-накрест. Теперь, даже если ей придется нестись со всех ног, поклажа не покинет ее спины и больше никогда не вернется к изначальному владельцу. Следовало избавить Дэйлиналь, если не от самого последователя Ловца, то хоть от его рабовладельческого инвентаря.

Чем дальше Тера продвигалась по узкому тоннелю, засыпанному все тем же мягким блеклым песком, тем сложнее становилось дышать и различать очертания пустых неглубоких ниш. Картинка то и дело норовила расплыться и видоизмениться во что-то новое, причудливо стелящееся под ноги длинными, беспокойными тенями и нависающее со стен зыбкими лохмотьями иллюзорной паутины. Все отчетливее ощущался удушливый запах жженых, дурманящих трав, проникающий даже сквозь надежную завесу туманного платка.

Одна, туго закрученная головокружительная лестница, вторая, третья, четвертая… Кажется конца им уже не будет, словно зловредный вейнт принес ее не в укромный каменный тайник, затерянный где-то посреди Корды, а в самую отдаленную из всех имеющихся за гранью темниц, приготовленных специально для наихудших грешников, собранных со всего Фэррима. Но ступени все же закончились. На смену им явилась низенькая, облупившаяся дверь, одна из тех, что так ловко прячется за спиной у ничем не примечательной, унылой картины, каких с избытком развешено по стенам скрытной дэйлинальской столицы.

Перешагнув порог, Тера искренне порадовалась своей запасливой жадности, вынудившей ее срезать целую гроздь каменных светляков в то время, как можно было ограничиться всего одним единственным, способным держать темноту на расстоянии вытянутой руки и не привлекать ненужное внимание излишне ярким свечением. Знай она заранее, как неуютно ей станет брести по убегающему вдаль, узкому проходу, выделяющемуся из темноты лишь крохотными язычками травяных свечей, прихватила бы и оставшихся светляков, хоть те и весили, как целый сундук, набитый самыми обыкновенными булыжниками.

Следовало сойти с импровизированной тропинки и попытаться отыскать окно, раз уж за спиной осталось столько лестниц. Но ноги отчего-то упорно не желали слушаться и не спешили переносить расхрабрившуюся хозяйку в зловещую тьму глубины зала, подернутую маревом чадного, горьковатого дыма. Все еще не пробудившиеся до конца ото сна светляки, так же не помогали преодолеть расстояние до ближайшей стены, даже зрительно. Слишком далеко для их сонных, сбившихся в кучу лучей. Различимыми оставались лишь неясные силуэты, развешенного по стенам чуть выше уровня глаз, разномастного барахла, напоминающего видимой частью забитую плащами и платьями, длинную подвесную вешалку в лавке старьевщика.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«А так ли пустынна эта затхлая каменная нора, как представляется на первый взгляд?» Задавшись этим нехитрым вопросом, Тера нехотя сошла с освещенной дорожки, сделала пару неуверенных шагов, повертела головой из стороны в сторону, сдула со лба непослушную каштановую прядь, как следует прищурилась, надеясь разобрать на что смотрит и чуть не заорала от неожиданности. Затуманенный, расфокусированный взгляд моментально прояснился. Она наконец разглядела то, что так ловко ускользало от навязчивых касаний любопытных бликов магического света, порождая иллюзию, развешенных по стенам нарядов.

Нервно окинув взглядом близлежащие, видимые участки стены, и не найдя ничего нового или обнадеживающего, Тера внимательнее присмотрелась к расположению свечей на полу и поняла, что ей немедленно следует позабыть о соблюдении осторожности. Продолжая красться, соблюдая тишину и озираясь на каждый почудившийся шорох, она непозволительно долго оставалась в дальнем от возможного выхода конце зала, а стоило бежать и не оглядываться, так быстро, как только сможет.

На фоне заново открывавшихся перспектив, прежний маньяк с пустоши казался сущим святым, особенно по сравнению с тем ненормальным, которому пришло в голову устроить посреди Корды самый настоящий музей ужасов. Теру замутило от страха и отвращения, а может от усталости или удушливого запаха. Особой роли не играло. Все чего она желала в данную минуту — это оказаться как можно дальше от этого жуткого места, где-нибудь за станами Корды, а лучше сразу за границами Дэйлиналя. Слишком много жестокости и безумия ей пришлось увидеть за такой короткий промежуток времени. Слишком, даже для нее, привыкшей бесстрашно совать нос в самые непрезентабельные уголки королевства и заглядывать в наиболее глубокие ямы порока, скрытого за ширмами памяти сотен, ограбленных ею на воспоминания, негодяев.

Какими бы травами не был пропитан воздух галереи, на пользу ее бодрости и координации он явно не шел. Тера едва не споткнулась о брошенный посреди дороги разломанный табурет и тут же опрокинула кособокую пирамиду из стоящих одна на другой картонных коробок, забитых разноцветными платьями, шляпами и перчатками.

Чада, уродливые травяные свечи, давали куда как больше, нежели света, но несмотря на этот досадный факт, Тера не желала отдаляться от узкой тропинки и терять их тусклые огоньки из виду. Вместо этого она непрестанно крутила головой, проверяя не сбилась ли с курса, засмотревшись на очередной экспонат чудовищной коллекции вейнтского потрошителя.

Тера отчаянно старалась лишний раз не вглядываться в бессмысленные лица покойников и никак не могла заставить себя перестать подсчитывать крюки, торчащие из их застывших в неподвижности грудных клеток. Словно нарядные черви, насаженные на новенькие, блестящие рыболовные снасти… Так плотно и в то же время аккуратно развешены по станам, будто по огромной невидимой линейке с полнейшим соблюдением неведомых правил строгой экспозиции. Ни одного неряшливого экземпляра, нарушающего безупречный вид мертвой выставки неуместными следами крови или трупными пятнами на открытых, будто бы живых лицах, шеях и кистях рук.

Кого здесь только не было. Чужеземцы, легко различаемые по непривычным фасонам броских и не очень нарядов, мужчины, женщины, дети, дэйлинальцы всех городов, сословий и народов, даже прядильщики из ордена Опаленных и пара видящих!

— Каким чудовищем нужно быть, чтобы сотворить такое? — замерев перед целой, по-видимому, семейной композицией, еле слышно выдохнула пораженная зеркальщица. С одной стороны, ей хотелось зажать рот ладонью и нестись со всех ног, пока все эти несчастные жертвы чьего-то, вышедшего из-под контроля безумия, не останутся далеко за спиной, а с другой… Тот, кто так искусно сумел удержать последнее отражение жизни в мертвых телах, представлялся истинным злым гением. Тера ненавидела себя за это, но не могла не поражаться удивительно тонкому, неизвестному ей колдовству. Шаг за шагом продвигалась она по аллее смерти, мимо развешанных по стенам живых мертвецов и ни один из них не был похож на, имитирующую спящего живого, восковую куклу или мумифицированного покойника. Казалось, переступи она незримую черту страха, поднимись по приставной лесенке и коснись возможно еще мягкой, теплой щеки, как потревоженный экспонат нахмурит брови, недовольно уставится на нее и немедленно потребует не осквернять его безмятежный лик неуместными любопытствующими касаниями.