Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье

выпить. Я иду к маршалу, так как он привез нам новости. Я вернусь очень скоро». По возвращении он, взяв меня за руку перед совершенно сконфуженными офицерами, сказал: «Пойдемте, маршал желает видеть вас».

Когда маршал увидел мой мундир, он сказал: «Вы — один их моих „старых ворчунов“». «Да, генерал. Это вы посоветовали мне положить в чулки игральных карт, чтобы я казался достаточно высоким для того, чтобы попасть в гренадеры, которыми вы в то время командовали». — «Это так, я помню. Вы тогда уже получили почетное ружье за битву у Монтебелло, и с тех пор вы неоднократно награждались». — «Да, генерал. Первый раз в 1804 г.» — «Это один их моих старых гренадер. Вы не должны уезжать до завтра. Я дам вам свою депешу. В каком вы корпусе?» — «Я приписан к младшему составу Императорского штаба под командованием графа Монтиона». — «О! Это очень хорошо. Завтра, в 10 часов вы получите мою депешу. Посадите этого старого солдата за офицерским столом и накормите его лошадь». — «Да, маршал». — «И передайте ему всех вернувшихся людей. Проверьте во всех полках, прибыли ли они и сегодня в 8 часов доложите мне об этом». Мне он сказал: «Завтра в 10 вы поедете в Витебск и найдете Императора. Я дам вам письмо для Монтиона». Вернувшись к офицерам, начальник штаба сказал: «Этот офицер — один из наших ветеранов. Обращайтесь с ним так, как он того заслуживает, его хорошо знает маршал. Пусть он пообедает вместе с вами и после обеда мой адъютант проводит его к командующим офицерам, чтобы принять вернувшихся солдат».

На этот раз мы вместе помолились и выпили вина. Я был радушно принят, а после обеда пришел в лагерь, где я нашел вернувшихся ко мне моих людей, поспешивших попросить у меня прощения за такое грубое отношение ко мне. «Я не сержусь на вас, — ответил я, — вы проявили чрезмерное усердие».

При встрече с полковником испанцев — французом, я спросил о прибывших. «Но, — заметил он, — половина их них отсутствует». «Они мертвы, полковник. Идите и поговорите с маршалом». — «Как, мертвы?» — «Их расстреляли». — «Тогда я расстреляю и оставшихся». — «Вы не сможете, их простили. Они усвоили урок, и этим делом занимается Император». — «Сколько человек расстреляли?» — «62, в том числе двух сержантов и трех капралов». — «Расскажите поподробнее». — «Я не могу, меня ждет маршал. Я должен получить отчет и сразу же уезжать». Адъютант отошел с ним в сторону и через несколько минут мы ушли. Нa следующий день, в 8 часов я пришел к маршалу. «Вот ваши депеши, отправляйтесь в путь!»

К полудню я прибыл в Витебск и отправился к графу Монтиону. Я вручил ему депеши и отчеты. Он узнал о том, что произошло, и Императору тоже доложили об этом. Маршал сказал мне несколько слов, которые понравились генералу. «Вы не вернетесь к своим обязанностям до тех пор, пока мы не придем в Смоленск».

Витебск — большой город. Там я встретил своих старых товарищей и офицеров. Мы ждали прибытия провизии и боеприпасов. Невыносимая жара в дополнении ко всем нашим лишениям повлекла за собой дизентерию, от которой наша армия понесла значительные потери. Император покинул Витебск ночью 12-го августа. 14-го августа все шедшие ускоренным шагом и под его командованием корпуса встретились в 32-х лье от Смоленской крепости. Утром 17-го августа город был полностью блокирован. В 2 часа дня Наполеон приказал атаковать его по всей линии фронта, это было отчаянно кровопролитное сражение. Во время боя он послал за мной. «Немедленно с этим приказом отправляйтесь в Витебск. Этим приказом каждому, независимо от того, к какому корпусу он принадлежит, предписывается предоставлять вам оседланную лошадь. Кроме артиллерийских, в вашем распоряжении будет любая лошадь. У вас есть лошадь?» — «Да, Сир, у меня сейчас есть две лошади». — «Возьмите их обеих. Когда одна будет загнана, пересаживайтесь на другую. Поезжайте так быстро, как только можете. Я буду ждать вашего возвращения завтра. Сейчас 3 часа. Отправляйтесь!» Я сразу же вскочил на свою лошадь. Граф Монтион сказал мне: «Нужно спешить, ветеран, возьмите свою второю лошадь, а первую оставьте на дороге». — «Но они обе оседланы». — «Оставьте лучшее седло у моего слуги. Не теряйте времени».

Я летел как молния, ведя за собой вторую лошадь. Когда первая выдохлась, я поменял лошадей. Одним взмахом я перекинул седло на другую и оставил несчастное животное лежащим на земле. Я стремительно продолжал движение. Когда я выехал в лес, я встретил маркитантов, которые направлялись к своим корпусам. «Стойте! Лошадь, быстро! Взамен я оставлю свою, я ужасно спешу. Расседлайте ее» «Вот четыре хороших польских лошади, — сказал один из них. — Какую выбираете?» «Вот эту! Скорее, скорее! У меня совсем нет времени!». Какая хорошая лошадь, как быстро она меня несла! В этом лесу стояли несколько охранявших дорогу пикетов. Я подъезжал к командирам и говорил: «Вот приказ, быстрее давайте мне лошадь! Мою оставьте у себя!» По пути до Витебска я не потерял ни минуты времени. Я передал депешу генералу. Прочитав ее, он сказал: «Накормите этого офицера, пусть он поспит часок, дайте ему хорошую лошадь и несколько егерей. Полк расположился на опушке. Лошадь можно поменять на посту в лесу». Через час пришел генерал. «Ваш пакет готов, в путь, мой храбрый друг. Если вы не будете останавливаться, то на весь путь вы не потратите и 24-х часов, даже если учесть время на смену лошади». Я ускакал со своим хорошим сопровождением. Я нашел расположившийся в лесу полк и передал приказ полковнику. Прочитав его, он сказал: «Дайте ему вашу лошадь, адъютант-майор, это приказ Императора. Расседлайте его лошадь. И побыстрее».

В лесу я ожидал найти кавалерийский пост, но его не было. Они либо ушли, либо были захвачены в плен. Я остался один, без сопровождения. Я не знал, что мне делать. Дальше я ехал медленнее и впереди на некотором расстоянии на возвышенности я увидел несколько сошедших с коней кавалеристов. Чтобы не быть замеченным я шел у кромки леса, поскольку, вне всякого сомнения, это были казаки. Я ушел глубже в лес. Неожиданно из леса вышел крестьянин и сказал: «Казаки!» Я очень отчетливо видел их. Не колеблясь ни секунды, я слез с лошади, схватил свой пистолет и направил его на крестьянина, показывая на деньги в одной моей руке и пистолет в другой. Он понял и сказал: «Так, так», — что означало, — «Хорошо». Положив золотой, в карман жилета, и переложив поводья, я держал заряженный