Арабская поэзия средних веков - Аль-Мухальхиль

«О ночь моя в Кархе…»

Перевод А. Голембы

О ночь моя в Кархе{182}, останься такой, останься такой навсегда!Но смей никуда уходить от меня, не смей уходить никогда!

Мнился посланец и мне возвестил, что, после разлуки и ссор,Он непременно войдет в мой покой, внесет свой сияющий взор.

Войдя, она яблоко в смуглой руке надушенное держала,Зубы ее были дивно остры, как скорпионовы жала!

«Чтоб успокоить угрызений пламя…»

Перевод А. Голембы

Чтоб успокоить угрызений пламя,Сей список, испещренный письменами,

Она мне примирительно вручила…О, ежели б свернуть мне поручила!

Чтобы и я, в своей бесславной славе,Поцеловать бы оказался вправе,

По праву исстрадавшихся в разлуке,Писца очаровательного руки!

«Душа моя исстрадалась…»

Перевод А. Голембы

Душа моя исстрадалась по той, что не отвечает мне,Эта мука из мук все муки мои превосходит вдвойне и втройне.

Я только сказал ей: «Ответь мне», — и вот она молвила мне в ответ:«Ответ мой: нет, и ответа не жду от тебя на него, мой свет!»

«О ты, надменная…»

Перевод А. Голембы

О ты, надменная, на меня ты больно гневаться стала,Будь мною довольна, ведь я теперь раскаиваюсь устало.

«Разлука с тобою убила меня», — сказал я, а ты рассердилась,Но, если вернешься, невольный лжец, я сдамся тебе на милость!

«Был счастья день…»

Перевод А. Голембы

Был счастья день, когда судьба моя забыла покарать меня жестоко,Когда смежились веки бытия, когда ослепли очи злого рока;

Был день, когда, едва лишь пожелав, обрел я, усмирив души мятежность,Вино, охапки благовонных трав, певуньи голос и любимой нежность!

Она, желанна для очей моих, подобно ясным звездам всеучастья,Несла мне наслажденья краткий миг и обаянье истинного счастья.

Увы, мы были не наедине, был вежливый посредник между нами,Словами он высказывал все то, что не могли мы выразить очами,

И мы решили встретиться опять, когда уснет свидетель нашей встречиИ снова будет ночь торжествовать, пришедшая к любимым издалече!

«Распрощался я с вами…»

Перевод А. Голембы

Распрощался я с вами, безмерно и скорбно печалясь,Что ж, со мною с тех пор очень многие люди встречались,

Проклинали легко, восхваляли же несколько туго,А плясали они на груди закадычного друга!

«Собутыльника‑друга я разбудил…»

Перевод А. Голембы

Собутыльника-друга я разбудил — и он на ложе привстал,И на пламенный мой он откликнулся зов: к развеселому кубку припал!

Гибкость стана хмельного его спорит в дремоте мирскойС веткой зеленой в весеннем чаду, согнутой ветра рукой.

Дрема и одурь еще до сих пор валят его с ног,Изо всех сил от него их гоню и уже почти изнемог!

Я напоил его терпким вином из кубка пьяных времен,Дабы развеять похмелье его, — и не отказался он.

Макушка ночи еще черна, но — внимательней посмотри —Уже пробивается на висках седина молодой зари!

«Седина взойдет, как дурная трава…»

Перевод А. Голембы

Седина взойдет, как дурная трава: не сокрыть ее в жизни земной,Ты прости — побелела моя голова, хоть она и окрашена хной.

Промелькнула юность мимо меня, хоть пошел я навстречу ей,И господь мне оставил от всех щедрот лишь терпенье взамен страстей!

Право, если б не терпкость земного вина и сладчайших бесед распев,Я простился бы, юность развеяв мою, с наслажденьями, отгорев.

Так не разбавляй же вино водой: оставляй его так, как есть,Виноградному соку и суслу его мы охотно окажем честь!

На невесту монарха похоже вино — все в венце из жемчужных пен,В исполинском кувшине томилось оно, забродив меж глиняных стен.

Милый друг, в Кутраббуле{183} нас посети, если хочешь обрадовать нас,Хорошо там будет тебе и нам, если в ханжестве ты не погряз!

Ах, по кругу, по кругу будет ходить непрестанно хмельной кувшин,Все заботы изгонишь в единый миг, вечных радостей властелин!

Чтобы после вернуться к любимой, когда жизнь, презревшая винную муть,Благочестьем представит тебе миг услад, выдаст блуд за истинный путь!

Впрочем, как же тебе устоять, дружок, если с чашею круговойНынче девственно юная ходит газель и кивает тебе головой?

Ах, из кубка первой она отпила и остатком тебя поит,На плече ее шаль шелестит, как плащ, лоб притворно хмур, не сердит!

Льет в прозрачные кубки струю вина, щедро льет, прикрывшись платком:Сделай жадный глоток — и по жилам твоим тот глоток пролетит огоньком!

Ты зачем отворачиваешься и бежишь, разве я с тобой не хорош?Тот, кто скажет, что я другую люблю, тот заведомо скажет ложь!

«Кто защитит и спасет…»

Перевод А. Голембы

Кто защитит и спасет пораженного горем жестоко,Если его растерзали превратности скорбного рока?

Ежели радости дни наяву испытавший вначале,Нынче повергнут он в бездну глухой и безмерной печали?

Коль незнакома ему жизни любовная милостьИ у тревожных судеб явно попал он в немилость?

Стал он желаний рабом, суетных, лживых и мнимых,Много налгавших ему и по-прежнему — неисполнимых!

Вечно неласковы с ним даже прежние добрые братья,Дышат забвением их вялые рукопожатья!

Их от него отвлекли дела человеческой доли:Алчущим, хочется им урвать себе в жизни поболе!

Даже любовь их прошла, как проходит, развеявшись, каждыйОбраз миражный — в краю истомленных безводьем и жаждой.

Многие также из тех, кем ты, мое время, блистаешь,Из сотрясавших скамью в разгаре пиров и ристалищ,

Расположились в земле, в темных могилах забыты,Хоть имена их досель испещряют могильные плиты.

Горестно вспомнить других, уязвленных стрелой смертоносной,Юных когда-то, теперь — сединой убеленных несносной.

Некогда были они благородных деяний зерцалом,Искренней дружбе верны были в великом и малом.

Зная пришедших им вслед, я убеждаюсь, что, право,Это — в обличье людском — хищники волчьего нрава.

Те, что ушли от живых с любовью и верностью вместе,Гордо не ведали лжи, низкопоклонства и лести!

Щедрыми были они, давали не зря обещанья,Лишняя щедрость была причиною их обнищанья!

Ужели с просьбой какой приставали к ним, добрым владыкам,Просьбу встречали они с ясным и доблестным ликом.

Пусть же, обилен и свеж, из туч, нависающих низко,Ливень, щедрей моих слез, омоет гранит обелиска!

Воины были средь них и военачальники были,Скал сокрушенную мощь в бархат они превратили.

Миру земному скажи: «Ты победил меня в схватке,Делай что хочешь со мной, свои прививай мне ухватки!»

Пусть же безумствует мир, как невежда, объятый экстазом:Эти безумства стерпеть поможет мне вдумчивый разум!

Сколько внезапных тревог, приносимых судьбою угрюмой,Опыт мой смог одолеть, ублажить всесмиряющей думой!

Не подноси же мне, друг, кубка с вином темно-красным:Спросит отчета душа в каждом деянье напрасном!

Темя сребрит седина, — что мне в младости, что мне в крылатойЕсли ругатель замолк и опочил соглядатай?

Что ж я сошел со стези, где владычат Любовь и Досада?Бросил безумствовать я — и признался: «Раскаяться надо!»

«Была нам небом ночь дарована…»