Арабская поэзия средних веков - Аль-Мухальхиль

Перевод А. Голембы

Загорится зорька пламенем-пожаром,Выеду я утром на коне поджаром;

Выеду я утром по привольной сини,На коне буланом с вызвездью на лбине.

Лихо мы скакали (спали звери в норах).Нам земля раскрылась в лентах и узорах

И в цветах — незрячих и еще несмелых:Вся в бутонах алых, желтых или белых!

Лепестки бутонов, нежные дремотно,На уста похожи, сомкнутые плотно.

А иной — в соцветьях — распустился, зыбкий,И глядит с опаской иль с полуулыбкой,

А пруды — прозрачны, луговины — немы,И, дождем омыты, — блещут, как дирхемы!

И слезой, что чутко спит в глазу влюбленном,Кажется нам солнце в воздухе зеленом.

А потом большими, жадными глоткамиМы вино хлебали, жаркое, как пламя.

Лишь взглянув на это дьявольское зелье,Захмелеть возможно, начудить с похмелья!

Завертела дева смуглою ладошкой —Взмыл в полет за дичью лунный сокол дошлый!

Заблистали перья, как кольчуги звенья,А в очах вдруг вспыхнул светоч нетерпенья!

Клюв его кинжальный остротою страшенИ порою словно пурпуром окрашен.

Голова похожа на округлый камень,И пестреет грудка буквами-значками,

Будто бы пергамент с тайною крамолой…Ну, а хвост отточен, как палаш тяжелый.

Он подвижен злобно, как змея без кожи,А кривые когти с письменами схожи.

Крыльев чернь, повыше рукавицы алой,Оторочкой темной кажется, пожалуй…

«Мы попали под дождь…»

Перевод А. Голембы

Мы попали под дождь, утонули в пучине морской.Нет, не я умолял, чтоб ниспослан был ливень такой!

Приближаясь к закату, взирая на нас из-за туч,Солнце шлет нам последний, вечерний, болезненный луч,

Но не может прорвать облаков непроглядный свинец,Как бессильный старик, что пошел с молодой под венец.

«Платье желтое надела…»

Перевод А. Голембы

Платье желтое надела — и очаровала нас,И пленила, покорила множество сердец и глаз,

Словно солнце на закате, волоча по нивам прянымДрагоценные покровы, что окрашены шафраном!

«Меня взволновала молния…»

Перевод А. Голембы

Меня взволновала молния, блеснувшая в туче алой,Когда закатное солнце посылало нам взгляд усталый.

Свет молнии то показывался, то шастал по дальним нивам,Как будто скупец какой-то зажигает костер огнивом.

«Красавице Хинд что‑то не по душе…»

Перевод А. Голембы

Красавице Хинд что-то не по душе густая моя седина:Мою голову, как плотной чалмой, окутывает она.

О красавица Хинд, это вовсе не мне скоро так побелеть довелось,Побелели пока лишь пряди одни, лишь пряди моих волос!

«Любовь к тебе, о соседка…»

Перевод А. Голембы

Любовь к тебе, о соседка, бессмысленною была,От нее отвлекали другие помыслы и дела,—

И узнал я то, во что прежде молодой душой не проник,—Поседел я, и седина мне подсказала, что я старик.

Созидающий замки зодчий, собирайся в далекий путь,Человек, до богатств охочий, распроститься с ним не забудь!

«Жил я в мире поневоле…»

Перевод А. Голембы

Жил я в мире поневоле, будто кто меня заставил,Я не прилагал стараний, ни хитрил и не лукавил.

Все изведав, знаю — нечем веселить мне сердце боле,Жизнь — сосуд, где угнездились страсти, горести и боли!

Жизнь кляня, уйду однажды в царство вечного ночлега,Не оставив ни отростка, ни ствола и ни побега!

«О друг мой, разве не веришь ты…»

Перевод А. Голембы

О друг мой, разве не веришь ты, сколь чудесны мирские дела,Зиждителю мира, его творцу — благодарность и похвала!

Та жизнь, которую вижу я, заставит влюбиться в смерть:Завидна мне участь того, над кем уже помрачилась твердь!

Твердым-тверда глухая скала, и гладки ее края,По которым скользит дождевая капель и ноженьки муравья,

Но и эта скала — в миг большой беды — не терпимей меня отнюдь.Эти боли порой заставляют меня к пряной горечи рта прильнуть.

Ну так кто ж из объятий рока когда выходил невредим и дел,Даже если он в жизни отрады знал и годами жизни владел!

Жизнь унизит его. Он, что был велик, униженье воспримет вдруг.Поневоле меч власти придется ему уронить из безвольных рук.

Беспечный, в пучине невежества ты купаешься, душу губя,—Так бойся судьбы — я вещаю тебе, предостерегаю тебя!

«Одинокие люди в доме тоски…»

Перевод А. Голембы

Одинокие люди в доме тоски, ваши кельи невысоки,И друг с другом не общаетесь вы, хоть друг к другу вы так близки!

Будто глиняные печати вас запятнали силой огня,И ничья рука не взломает их, вплоть до самого Судного дня!

«Предоставь врага его судьбе…»

Перевод А. Голембы

Предоставь врага его судьбе, чье неотвратимо торжество,И тебя от недруга спасут все превратности судьбы его.

Ежели ты обещанье дал, выполни его, пока не стар:Ведь посулы лживые всегда умаляют сердца щедрый дар.

Щедрый человек живет в веках, мы щедроты судим по делам,Ибо подвиг есть в его судьбе, и она — благодеянье нам!

«Сердце, ты на седину не сетуй…»

Перевод А. Голембы

Сердце, ты на седину не сетуй, в ней обман, задуманный хитро:Ведь нельзя платить такой монетой, бесполезно это серебро!

Я седого не хочу рассвета, страшен мне его угрюмый шаг:Нет ему привета, нет ответа, враг ты мне, хоть светоносный враг!

Младость предала меня до срока, пегой сделалась волос река,Вороненка пестрая сорока прогнала с крутого чердака!

«Часто случалось…»

Перевод А. Голембы

Часто случалось, что щедрые люди нищалиИ перед ближними уничижались в печали.

Так завяжи кошелек и не ссужай разгильдяям:Знай, чем просить у скупца, лучше прослыть скупердяем!

«Обрадованному большой удачей…»

Перевод А. Голембы

Обрадованному большой удачейМедь горестей еще послужит сдачей.

Надменный с униженьем незнаком,Но он к нему все ближе с каждым днем!

Для скупердяя щедрый — вора гаже,Что удивительней, чем скупость даже!

«Я думал, что судьба моя…»

Перевод А. Голембы

Я думал, что судьба моя — блаженных развлечений шум,Но убедился в том, что жизнь — чреда из горестей и дум.

Теперь я счастьем пренебрег и отодвинул винный чан,Теперь без стрел оставил я любви пленительный колчан!

Спросил я душу: «Что? Настал твоих безумств последний миг?»Она в ответ мне: «Да, ведь я вошла в познания тайник!»

Перемежая свет и тьму, я с каждым часом все больней,Вселился в плоть мою недуг до самого скончанья дней.

На одр болезни брошен я, чего хотел завистник мой,—Иссох я — и моя душа влекома замогильной тьмой!

Последний воздуха глоток я сделал — такова судьба.Над телом горестным моим власть жизни призрачно слаба!

Я стойкостью внушил врагам, что я еще вполне здоров,—Но знаю, сколько ран укрыл терпенья моего покров!

«О душа, человеческая душа…»