Заводная девушка - Анна Маццола

и отныне посвящала себя молитвам и скучным играм в каваньоль[31]. Жанна знала, какими прозвищами ее саму награждали придворные: «Maman Putain»[32] или еще более легкомысленным «Помпом».

Галерея была забита до отказа. Пространство, где стены почти сплошь состояли из зеркал, а придворные дамы шелестели веерами и подолами кружевных платьев. Удушливо пахло дымом от тысяч свечей, горящих в бесконечных люстрах, откуда на ковры капал расплавленный воск. Иногда Жанну поражала красота этого места: игра света в зеркалах и на стекле, блеск серебра, смелые наряды женщин. Но сегодня ее все раздражало. Она словно оказалась запертой внутри гигантского фонаря, находясь в опасной близости от пламени. У нее стучало в висках, глаза слезились. Жанна шла к приготовленному ей месту, желая поскорее убраться отсюда и вернуться в тишину своих апартаментов. Но это было не так-то просто, как и все в Версале. На ее пути оказался Ришелье, беседовавший с министром д’Аржансоном, человеком, которого он ненавидел лишь немногим меньше, чем ее. Оба повернулись в ее сторону и переглянулись, из чего она заключила, что разговор шел о ней.

– Мадам де Помпадур, что вы думаете о новой игрушке Людовика – этой заводной принцессе? Мы с графом как раз обсуждали сию диковину. Не правда ли, противоестественная штучка?

«Да, – подумала Жанна. – Странная, жуткая кукла, возможно способная чинить зло». Она ненавидела причастность Людовика к этой затее и хотела скорейшего прекращения спектаклей, устраиваемых по прихоти короля. Однако нечего врать: Ришелье и д’Аржансон говорили, конечно же, не о кукле.

– А я, месье, считаю ее замечательным творением.

– Серьезно? – пожал плечами Ришелье. – Я не нахожу в ней ничего особо примечательного. Какое-то время она будет забавлять короля, но, по правде говоря, это грубая поделка, годная лишь для развлечения толпы. Голова, лишенная мозгов, а в груди – колесики и пружинки вместо настоящего сердца. Одним словом, бездушная машина. – Ришелье улыбнулся. – Я бы сказал, она довольно скоро наскучит королю.

Жанна тоже улыбнулась. Язвительно.

– По-моему, месье, вы недооцениваете эту куклу. Сдается мне, она гораздо умнее, чем вам кажется. Думаю, она продержится при дворе дольше, чем любой из вас. Окружение короля успеет превратиться в прах, а кукла будет обучаться новым трюкам и играть в новые игры.

Сказав это, Жанна неспешно продолжила путь к своему месту. Ловя свое отражение в многочисленных зеркалах, она заметила выпирающие жилы на шее, эти тонкие синие червячки, проглядывающие сквозь белила. Она знала: ей не пережить никого из них, но если уж кто и доконает ее, то ни в коем случае не Ришелье.

* * *

Передний ряд стульев расставили полукругом. Там уже сидели королевские дочери Виктория и Аделаида, а также дофин и его беременная жена. Королева отсутствовала. Для нее даже не поставили стул. Возможно, заболела, хотя Жанна подозревала иную причину. Мария Лещинская отличалась набожностью, и главным делом каждого ее дня являлись молитвы. Для нее, как и для Церкви, кукла была не только противоестественной забавой, но и преступлением против Бога.

Жанна села на второй ряд. Принцессы мельком обернулись к ней, но даже не поздоровались. По прошествии времени их грубость перестала ее задевать. Она относилась к ним по-доброму: сочувствовала их скучной, замкнутой жизни, напоминавшей тупое существование жирных мотыльков. И все же такое подчеркнутое пренебрежение не могло не вызвать в ней всплеск гнева. Ее обрадовало появление Берье, пришедшего в сопровождении двоих младших офицеров. Он поздоровался с Жанной, затем встал слева, невдалеке от нее. Жара в Зеркальной галерее сделалась совсем невыносимой. Запах крепких духов и раздавленных цветов смешивался с запахами пота, париковой пудры и воска. Похоже, часовщику тоже было неуютно. Наверное, такое скопление придворных его пугало. Он стоял около постамента с куклой, спрятанной под покрывалом, и говорил с Лефевром. Хирург, как всегда, пришел в помятой одежде, но сегодня он меньше нервничал. Неподалеку стояла служанка Рейнхарта, разглядывая толпу. Даже сквозь вуаль Жанна видела шрам на лице Мадлен. Какая досада: у этой девицы была хорошая фигура и привлекательное лицо, а какой-то мерзавец поставил на ней клеймо, как на лошади.

Наконец пришел Людовик. Синяя атласная лента перепоясывала накрест его камзол. Он ослепительно улыбнулся Жанне, и на какой-то момент ее сердце возликовало. Вспомнилось, сколько радости она испытывала, когда только стала его любовницей. В те дни она трепетала от его прикосновения, а ее тело раскрывалось, как цветок. Он уселся между дочерьми, заняв позолоченное кресло, и сразу же заговорил о том, сколько радости и неожиданности принесет им представление. Не желая слушать их раболепные ответы и покорный смех, Жанна отвернулась.

– Аделаида, мне думается, сегодня кукла напишет послание специально для тебя, – сказал король.

– Быть того не может. Как здорово!

Рейнхарт вышел вперед, снял покрывало и золотым ключом завел автомат. Представление началось. Жанна внимательно следила за куклой, начавшей писать. Послышались удивленные смешки, аплодисменты. Толпа придворных была в своем репертуаре. Рейнхарт уже знал, кому адресовано послание. Взяв лист, он направился к Аделаиде, но через несколько шагов вдруг остановился и наморщил лоб. Еще раз перечитал написанное и зачем-то перевернул лист.

– Не понимаю, – пробормотал он. – Ничего не понимаю.

С мест, где сидели особы королевской крови, послышались перешептывания. Людовик встал и выхватил из рук Рейнхарта лист. Глаза короля сверкали, как черные бриллианты.

– Что все это значит? Извольте объяснить! – низким, угрожающим голосом потребовал Людовик.

Жанна поспешила к Людовику, взяла его за руку и прочла написанное куклой:

За то, что знала я, меня убили,

Но правда продолжает говорить,

И злодеянья, виденные мною,

Вы все равно не сможете сокрыть.

– Что это? – резким тоном спросила у Рейнхарта Жанна. – Что означают эти стишки? Оказывается, ваша кукла умеет играть в жуткие игры?

Темные глаза Рейнхарта испуганно бегали. Он покачал головой:

– Я сам не понимаю. Я лишь намеревался…

– Что вы намеревались?

Жанна оглянулась на Берье и увидела, что тот уже шел к ним. Она передала бумагу генерал-лейтенанту. Лицо Берье каменело с каждым прочитанным словом.

– Вы ответите за это, – сказал он Рейнхарту. – Вы сейчас же остановите свой балаган и дадите мне подробный отчет.

– Это невозможно. – Рейнхарт забрал у Берье злополучный лист, поднес к глазам и замотал головой. – Нет, нет! Я здесь ни при чем. Я не знаю, откуда взялся этот странный трюк. – Он озирался по сторонам, затем посмотрел на куклу, словно пытаясь понять, не предала ли она своего создателя, затем сокрушенно поднял руки, умоляя о пощаде. – Я не закладывал в нее эти слова. Вы