Заводная девушка - Анна Маццола

вовсе не желаю портить вам удовольствие. Я только…

– Жанна, я хорошо тебя знаю. Только потому, что ты не была причастна к этому замыслу, ты относишься к нему с пренебрежением и пытаешься найти мне какую-то другую хитроумную игру. Пока я очень доволен куклой Рейнхарта. По сути, она приносит мне больше радости, чем моя нынешняя фаворитка.

Жанна почувствовала, как ледяной ужас переместился у нее из живота в грудь.

– Простите меня, mon bijou[30]. Я ничуть не сомневаюсь в гениальности вашего замысла и его воплощении. Я всего лишь пытаюсь вас защитить.

Людовик протянул руку, запачканную куриным жиром:

– Я не желаю слушать твое мнение на этот счет. Я и не ожидал, что женщина способна оценить подобный шедевр. Особенно женщина без научного образования.

Маркиза проглотила слова, так и просившиеся на язык. На самом деле она прочла немало книг по анатомии и механике. Ее личная библиотека была набита книгами на эту тему. И все – в переплетах из марокканской кожи, с золотым тиснением. По правде говоря, обо всем этом она знала больше Людовика. Но вслух не произнесла ни слова. Мнения Людовика никогда не оспаривались открыто.

Король отвернулся от нее:

– Давай больше не говорить об этом, иначе ты побудишь меня сказать такое, о чем мы потом оба пожалеем. Прошу тебя, постарайся не быть такой утомительной.

В горле Жанны застрял комок, слепленный из гнева и страха. Ей казалось, что после смерти Вероники она наконец-то окажется в безопасности. Но словно в кошмарном сне, эта девица вернулась, став более могущественной, чем при жизни.

Глава 22

Мадлен

Ей не хотелось ни говорить с доктором Рейнхартом, ни тем более смотреть на него. Он неделями скрывался в мастерской, и все это время Мадлен искренне считала, что он скорбит по умершей Веронике. А он… создавал эту «вещь», это извращение, жалкое подобие его умной, жизнерадостной дочери. Мадлен не сумела разгадать замысел Рейнхарта, и теперь Камиль скажет, что она провалила задание.

Слава Богу, ее поселили очень далеко от Рейнхарта: в комнатенке под дворцовой крышей, где хватало места для двух кроватей, комода и таза для умывания. И даже эту комнатенку ей пришлось делить с местной служанкой. В мансардной тесноте, далеко от изысканных духов и свечей из пчелиного воска, апельсиновых деревьев в кадках и ваз с цветами, господствовали настоящие запахи Версаля. Здесь пахло застарелой мочой, немытыми телами, свечным салом и дерьмом. На полах – повсюду грязь, будь то заскорузлые каменные плиты или неструганые доски. Простыни на кровати неизвестно когда в последний раз стирали; из белых они превратились в серые. Мадлен вдруг поймала себя на мысли, что чем величественнее резиденция, тем теснее помещения для слуг; чем богаче хозяева, тем ниже они ценят жизни тех, кто им служит.

Зато из окошка открывался вид на сказочную страну. Громадный парк, несколько озер, а за ними – серебристые воды Большого канала. Первую ночь в Версале Мадлен спала плохо. Отчасти из-за служанки, кричавшей во сне, но главной причиной оставались мысли о механической кукле. Мадлен продолжала думать о фарфоровом лице, так похожем на лицо Вероники, о движениях рук, неотличимых от настоящих, о глазах, пристально смотрящих на нее и в то же время ничего не видящих. Лежа в темноте, Мадлен пыталась понять, когда Рейнхарт начал создавать куклу и когда превратил ее в подобие единственной дочери. Сделал он это после смерти Вероники или с самого начала собирался создавать куклу по ее образу и подобию? Если верна вторая догадка, получается, Рейнхарт держал свое намерение в тайне, ибо Мадлен видела ужас Лефевра, когда с куклы сняли покрывало. Друг часовщика едва ли не опрометью бросился прочь из гостиной. А вот король – тот даже не побледнел. Его величество был заворожен увиденным. Мадлен думала о несчастном белом кролике Франце и другом кролике, которого Рейнхарт потрошил ранее. Ей вспомнился рассказ Жозефа про гусей, умерщвляемых хозяином один за другим, пока он не узнал все, что хотел узнать о строении их тела. Ее мысли перекинулись на Эмиля, одиноко лежащего в кровати. Мадлен отчаянно захотелось оказаться рядом с племянником. Потом она заснула. Ей снилась Вероника, бегающая по полуночным улицам, и Сюзетта с фарфоровым лицом.

Проснулась она от скрипучих криков водоплавающих птиц. Из открытого окна пахло сиренью, перебивавшей вонь мочи. Затем послышались звуки пробуждающегося дворца. Где-то вдали лязгали железные решетки. Скрипел гравий под каблуками солдатских сапог. Вскоре зазвонили колокольчики. Кто-то кричал, требуя слуг к себе. Но ни колокольчики, ни крики не касались Мадлен. Ее голодный желудок заурчал. Она встала и решила спуститься на кухню, чтобы раздобыть себе завтрак. Задача оказалась не из простых, ибо Версаль изобиловал узкими коридорами и проходами для слуг. Иные были ярко освещены, в других царила темень, как у дьявола в заднице. Местные слуги хорошо знали, куда им надо. Они несли бочки с водой, блюда с различной снедью. Мадлен толкали, на нее ругались, что она путается под ногами.

Наконец девушка разыскала кухню. Там пылал гигантский кухонный очаг и трудились десятки краснолицых поваров, помешивавших содержимое громадных медных кастрюль и покрикивавших на юрких помощников. Настоящее видение ада, да и жара здесь была как в пекле. Ее быстро выпроводили, указав, где надлежит есть слугам. Там за длинными столами сидело три десятка слуг и служанок. Они ели, болтали и переругивались. Мадлен присела на свободное место и принялась есть бриошь. В этот момент к ней подошла солидного вида женщина, одетая в дорогое синее шелковое платье с белым кружевным воротником. Явно не из простых слуг.

– Ты и есть служанка часовщика? – тихо спросила женщина.

– Да, мадам, – ответила Мадлен и встала.

Женщина покачала головой:

– Садись и спокойно ешь. Когда позавтракаешь, отправляйся к Водному партеру. В ту его часть, что ближе всего к дворцу. Там я буду тебя ждать.

Мадлен не представляла, где находится Водный партер. Она пыталась спросить дорогу. Кто-то пробегал мимо, спеша по делам, иные буркали что-то вроде «Пора бы самой знать» или пожимали плечами, целиком погруженные в свои заботы. Когда же она наконец отыскала это место, женщина в синем шелковом платье пошла с ней рядом.

– Я мадам дю Оссе, – представилась дама, беря Мадлен за руку. – Мне велели тебя привести. Сделаем вид, будто мы близкие подруги, решившие прогуляться по садам.

Мадам дю Оссе повела ее вокруг озера, одетого в гранит, мимо отдыхающих бронзовых нимф и каменных детей.

– Мадам, куда мы идем?

– В Лабиринт.