Я тоже её люблю (СИ) - "Леопард заманчивый"

Сейчас на глазах бывшего бригадира выстраивалась абсолютно чистая схема — Пчёла смог провернуть её сам, без участия Саши Белого, в чьей тени провёл без малого девять лет. Осознание того, что он тоже обладал талантами и силой, не могло не льстить глубоко задетому мужскому самолюбию. Едва ли не исторический момент: вот Джафаров опять хлебнул коньяк, вот потёр лицо, окончательно решаясь, и наконец с улыбкой протянул ладонь:

— По рукам, — договорённость была в ту же минуту скреплена рукопожатием. — В «Dolls» заглянуть не хочешь? — полюбопытствовал он многозначительно.

— Не, Аслан, я к брату в больницу сейчас, — встав из-за стола, Пчёлкин быстро накинул на плечи бежевое пальто и дружески хлопнул партнёра по плечу. — Позже отметим, бывай, — распрощавшись с кавказцем и не забыв прихватить пачку любимых сигарет, будущий легальный бизнесмен поспешил к выходу. Наше сотрудничество будет плодотворным…

Январский воздух был совсем морозным после тёплого игорного заведения, но Пчёла всё равно вдохнул его полной грудью, едва оказавшись на улице. Новый год наступил, а с ним и жизнь вроде бы начинается потихоньку… И только наш Фила ничего про это не знает. Прошёл уже год со дня трагедии, а Валера в себя так и не приходил. Доктора продолжали стараться, даже не заикаясь больше об эвтаназии и безнадёжном случае — боялись гнева Саши Белого. Вот только легче от этого всё равно не становилось, тоска неумолимо сдавливала грудную клетку, распад по-прежнему ощущался болезненно. Витя вздохнул обречённо и открыл дверь любимого внедорожника. Уже в салоне предусмотрительно зажевал мятной жвачкой резкий запах алкоголя, вывернул руль и нажал педаль газа. Чёрный «Ленд Крузер» громко свистнул колёсами, взяв курс в сторону Садового кольца.

В больничных стенах за время его отсутствия почти ничего не изменилось: привычно пахло лекарствами, слышался тонкий писк мониторов. Посетитель бросил верхнюю одежду и чёрные кожаные перчатки на скамейку у двери отделения реанимации, переоделся в белый стерильный халат — нужно соблюдать дурацкие правила… Хотел уже зайти внутрь, но со спины его окликнул знакомый до боли грубый голос:

— Да… Надо нам было график посещений составлять, а то так ведь и знал, что пересечёмся. Мало приятного лицезреть твою рожу, — не скрывая своего презрения, выдал Белов и остановился в двух шагах от бывшего друга. Крепко затягиваясь сигаретой, безжалостно смотрел прямо в глаза и говорил с обидной насмешкой: — Чё, Пчёлкин, как у тебя дела с моей женой?

А ты всё такой же манипулятор, Саня… Знаешь ведь: между мной и Олей ничего с тех пор не может быть. Но опускать меня лицом в грязь имеешь полное право. Тяжело вздохнув, Витя лишь стыдливо отвёл взгляд. Прошло уже одиннадцать месяцев. Одиннадцать месяцев, как они не виделись, а парень тащил на плечах ужасное чувство вины за непростительный поступок. Пожалуй, это было справедливо: он поддался слабости, поправ неписаный закон братства. Наверное, его большая любовь стоила тысячи принципов, но уж точно не могла оправдать разрушенную в щепки дружбу.

— Сань, послушай, — Пчёла загнанно посмотрел на друга и сильно сжал в руке пачку сигарет, — я по-скотски поступил — права не имел такого, сам понимаю. А мы ведь со школы это обещали друг другу… Ну, что виды на жену брата иметь — дело последнее, — напряжение возрастало, и чтобы стравить его, пришлось без стеснения закурить прямо в больничном коридоре. Пустив серое облако дыма, виновный продолжил: — Я влип просто тогда, в восемьдесят восьмом, как пацан. Знаю, сам всех предал, всех подставил. Сначала на глазах Оли с Воловиковой ей изменил, обидел сильно. Потом хотел всё объяснить, ещё когда ты на Рижском про соседку-скрипачку рассказывал, но… Струсил, что ли. Хрен разберёшь теперь. Прости меня. Хотя знаю, что нет мне прощения.

Ожидал худшего. Новой вспышки ярости, оскорблений, разборок… Нет. Ничего не было. Всё, что было год назад, отстоялось и ушло в никуда, оставляя после себя пустоту и отчаяние.

— Я, Пчёла, в этой Санта-Барбаре только одного нихуя понять не могу, — Саша медленно прошёлся вдоль коридора, борясь с утомительными мыслями. Окурок коротким нервным движением опустился в прозрачную пепельницу, стоявшую на подоконнике. — Если у тебя с Суриковой такая, блять, любовь была, то зачем она за меня замуж вышла? Какого хера врала, что с тобой ни-ни? Я ж спрашивал! А потом вы кувыркались у меня за спиной… Нахрена всё это нужно было?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Справедливые вопросы ранили гораздо больнее ножевых ударов, вот только выбить честный вразумительный ответ не могли.

— Я не знаю, Сань, — Витя растерянно повёл плечами, радуясь, что может занять дрожащие руки и губы сигаретой. — Это ведь всего один раз было, и Оля мне сама ни про сына не рассказала сразу, ничего… Я бы на твоём месте тоже, наверное, прибил нахер. Могу только пообещать, что с моей стороны такого не повторится никогда. У нас с ней всё…

— Ладно, проехали, — Белов попытался улыбнуться, вымученно и холодновато, но всё же это был первый шаг к хрупкому примирению. — Неблагодарное дело — из-за баб сраться, а тем более, с ножом на безоружного идти. А с Воловиковой — это ты жгёшь, конечно, — он вдруг звонко прыснул от смеха, слегка задев локтём бок бывшего товарища. Казалось, друг перед другом стояли не члены преступной группировки, а юный рэкетир и только вернувшийся из армии паренёк. — Слушай, ты мне так и не рассказал, чё творилось, пока я служил. Пришёл, да сразу на разборки нарвался…

Оба рассмеялись с облегчением и за разговором даже не заметили, как рука об руку оказались в палате Филатова. Прямо по пути делились воспоминаниями и новостями, строили планы на дальнейшую жизнь.

— А я вот решил таки в политику удариться, — неожиданно сообщил Белый и с гордой азартной улыбкой уточнил: — В депутаты баллотируюсь в декабре.

Пчёла молчал, нахмурившись. Много же я пропустил… Досада на упущенное время смешалась с недоверием и смутным предчувствием, немного похожим на то, что он испытал в день взрыва. Наверное, присутствие Фила так влияет.

— Да нахер тебе это надо, брат, там же всё повязано, — он мрачно покачал белокурой головой и даже не сразу заметил, как обратился к Саше. — Да и что без тебя с бизнесом будет?

— Ну, ты мог бы вернуться. Отвечал бы за транспорт, недвижку, оружие, — осторожно намекнул бандит и поджал тонкие губы, ожидая ответа.

Так вот оно что… Теперь понятно, почему ты так быстро закопал топор войны, Белый. Я тебе понадобился, чтобы помочь с новыми схемами. Ты знал, что я торчу тебе, как земля колхозу, и не смогу отказаться. Всё продумал аж за год! Манипулятор и есть. Пчёлкин ухмыльнулся, но вслух так ничего и не произнёс. Предпочитал выяснить, какие ещё идеи посетили новоявленного политика в его долгое отсутствие:

— У Фила всё также остаётся, на Коса некоторые бумаги перекинем… В офис потом поедем, я всё обрисую, — не переставал хвастаться Белов.

— Так это же всё заново раскидывать нужно… — этот беспорядок в делах смущал только сильнее. Как же мне разобраться, что к чему… Пчёла хотел задать вопрос, но лидер уже потерял к нему всякий интерес: пристально изучал лежащую на столике газету с мерзкой, до боли знакомой фотографией.

— Ё моё… — только и смог выговорить Белый, трепля в руках серую бумагу. — «Из чеченского плена — в думское кресло», — прочитав заголовок, он тут же рассмеялся над своим потенциальным соперником. — Какой плен? Жертва войны…

— Да гонит, как Троцкий, — подхватил Витя и поставил на стол два стеклянных стакана. Хотелось промочить пересохшее от волнения горло, отвлечься ненадолго — работа мысли выматывала. — Короче, я про него у Вахи выяснял, слышь, Сань? — к счастью, в холодильнике обнаружилась закрытая бутылка шампанского, видимо, хранившаяся ещё с Нового года. — После мясорубки на станции его люди Триела пригрели. Так он, сука, сразу к трубе и присосался. Потом с турками завязался, чё-то получал подряды строительные на восстановление…

— Живучий чёрт… — сквозь зубы процедил Саша, пригвоздив льдистый взгляд к одной точке.