Я тоже её люблю (СИ) - "Леопард заманчивый"

Холмогоров имел в виду невысокого бледного мальчика с тёмно-русыми волосами. Беднягу окружили другие дети — примерно пятиклассники, судя по виду. Уже через минуту старшие толкнули хлюпика прямо в лужу.

— По ходу… — протянул Пчёлкин, — Я его за первой партой на прошлом уроке видел.

Оставаться в стороне герои бирюлёвских дворов точно не могли. Витя залихватски закатал рукава новой рубашки, по случаю праздника поглаженной Ириной Дмитриевной. Медлить не стал ни минуты — с готовностью рванулся в самую гущу событий.

— А вам мамки чё, не объясняли в детстве, что малых обижать не хорошо, а? — уже готовя кулаки для отчаянного боя, с вызовом спросил пятиклассников.

— Э, мелюзга, ты такой борзый, я смотрю? — один из его оппонентов распетушился, поправил волосы и гневно сощурил глаза.

— Это ты щас так оборзеешь, что мать родная не узнает, — шикнул Пчёлкин и что есть силы пихнул мальчишку на землю.

Драка назревала нешуточная: «старшаки» обступили товарища по кругу, готовые вот-вот кинуться на задиру. Недолго думая, Космос ринулся следом, как вдруг из кустов выскочил маленький коренастый брюнет. Ему стоило одного удара, чтобы завалить противника и заставить его друзей в страхе броситься врассыпную.

— Спасибо, пацаны, — поднимаясь из лужи и отряхивая заляпанные брюки, испуганно поблагодарил русый. — Сходил, блин, первый день в школу…

— Ты, если что, обращайся, — гордо вздёрнул нос Витя. — Меня тут все в Бирюлёво боятся.

— Ага, только не Лотарёв, — хмыкнул коренастый драчун, в один приём разогнавший толпу обидчиков. — У него пояс по рукопашке.

— А ты чё, борец? Откуда знаешь? — рассмеялся Холмогоров.

— Ну занимаюсь, — не без бахвальства произнёс тот. — Кстати, меня Валера зовут, я тоже из первого «Б».

— Саша, — скромно отозвался обиженный мальчишка.

— Я Витя, а это мой профессорский друг — Космос, — пояснил Пчёлкин, протягивая руку одноклассникам.

— У меня отец — профессор астрофизики… — Холмогоров начал свой привычный рассказ, и все дружно захохотали.

— Ладно, профессор, — вдруг отмахнулся Валера, пожав руки новым товарищам. — Видок тут у некоторых уже совсем не для того, чтобы в храм науки возвращаться. Пойдёмте ко мне? Мои в Крым укатили…

— Вот тогда, как мы у меня дома впервые крымского вина хряпнули, и поклялись всегда друг за друга горой быть, — грустно улыбнулся Фил и смахнул с лица скупую слезу, накатившую от ностальгии. — И за Сашку мы отомстим, мужики. Даже не сомневайтесь.

Март 2000-го…

У парапета Лужнецкой набережной расположились трое мужчин. Как и десять лет назад, они расставили вдоль него пивные банки и наперебой говорили о чём-то, вот только взгляд у каждого из них потух. Измучились, выгорели… И теперь должны были возродиться заново.

Прошло уже два с половиной месяца с тех пор, как главных врагов настигла месть бывших бригадиров. Владимир Каверин вместе со своим должником Лапшиным поплатились за убийство Саши прямо средь бела дня на стройке будущего крупного торгового центра: первый был застрелен из «Кольта» чётко в голову, второй же истерзан пулями АПС.

— А я горжусь, что Саня был нашим другом… Что мы были его друзьями, — тяжело вздохнул Космос, делая глоток любимого «Хайнекена». — Клянусь никогда не пожалеть об этом.

— Клянусь, что никогда не оскверню его память, — реагируя на торжественный тон, Пчёла в ту же минуту положил руку на широкую ладонь Космоса.

— Клянусь, что никогда не предам нашу дружбу, — последней сверху легла немного трясущаяся ладонь Фила.

— Клянусь, — произнесли уже все хором, преданно посмотрев друг другу в глаза и разорвав весомое мужское рукопожатие.

Теперь это рукопожатие было скреплено не только кровью раненого товарища, как в восемьдесят девятом. Оно было скреплено и кровью врагов, что останется на этих руках навсегда, и своей собственной, текущей по венам каждого из них.

— Мы пронесли нашу дружбу сквозь самое страшное десятилетие, — качнул головой Валера, дрожащими пальцами взяв сигарету. — И я обещаю быть с вами до конца, братья.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ну ещё чё: прощаешься тут, помирать, что ли, собрался? — вдруг засмеялся Кос. — Жаль, Фила, жаль, а я тебя на свадьбу пригласить хотел…

— Чё, реально на Людке женишься? — вскинул бровь Витя, отпив из банки пенный напиток. Открытое заявление Холмогорова вызвало привычную ухмылку: кажется, жизнь становилась на круги своя.

— В конце месяца, — гордо заявил жених и солидно поправил ворот кашемирового пальто. — А думал, что пока в больнице валяюсь, твою свадьбу раньше отгуляем!

— Завязывай, Космосила, — горько выдохнул Пчёла. — Да я права не имею. Саня, он…

— Пчёлкин, ты в натуре болван? — Филатов закашлялся едким дымом и толкнул друга в бок. — Да вы с Олькой познакомились раньше нас с Томкой. Ты её ждал дольше, чем Людочка Коса! Мнёшься всё. Цветы в зубы, и пулей к ней!

— Вот-вот, — согласно кивнул Космос. — Брат, Саня тебя давно простил. На любовь все имеют право, ё моё!

Витя убрал банку, поправил заломленный воротник рубашки и резко отвернулся, чтобы его странная улыбка не была заметна другим.

Он мог бы в очередной раз попытаться забыть её, всю жизнь корить себя за грех перед Сашей, медленно оттаивать, греясь в клубах и ресторанах.

А мог прямо сейчас поехать к ней на старую дачу — кажется, она снова переехала в Трудовую. Войти, увидеть её. В комнате будет тихо спать их сын, она осторожно возьмёт букет из рук гостя, посмотрит виновато и тихо спросит:

— Ты?…

Ведь я тоже её люблю. А на любовь все имеют право.