Я тоже её люблю (СИ) - "Леопард заманчивый"

— Да слить его, падлу, в тёмную, и все дела, — заключил Пчёлкин, продолжая попытки вскрыть непослушную бутылку.

— А нельзя, — будущий политик на такое провокационное предложение отозвался как-то слишком спокойно.

— Чё так? — Витя повёл бровью. Он в самом деле не понимал, почему нельзя просто уничтожить, снести с дороги того, кто причинил им столько зла. Помнил, слишком хорошо помнил облаву на даче, времена Первой чеченской — за всем этим стоял смрадный призрак человека с маленькими лисьими глазами.

— У него покрышка федеральная, — сказал Белов, и это действительно многое объясняло. А ещё с ходу добавляло проблем. Но ведь там, где нет проблем, и жить неинтересно…

— Да ты чё?! — Пчёла скептически хохотнул, невольно втягиваясь в странную историю. — А как же ты собрался у него выборы выигрывать?

— Молча, — последовало самоуверенное заявление.

Тем временем, не изменяя своему стилю, в палату ввалился Холмогоров с огромным букетом белых гвоздик. Не без труда водрузил подарок Валере в вазу и тоже стал настороженно прислушиваться к разговору.

— И давно он под ними? — Витя не унимался, как маленький жадный ребёнок, изголодавшийся по приключениям. Даже не замечая новоприбывшего товарища, он слушал каждое слово авторитета. Чего греха таить — все эти беспросветные месяцы ему правда не хватало холодного Сашиного ума, любимого бизнеса и новостей из настоящего криминального мира. Ведь в этом вся моя жизнь… Как я, идиот, мог решить, что смогу без неё?

— Ну, года три как минимум, — прикинул Белов.

— Не, ну хорош вы о делах-то, — с укором проворчал Космос, поправив цветы в вазе. Он оставался правой рукой главного бригадира и старался не прекращать общения с Пчёлой, так что сейчас мирный диалог друзей казался ему чем-то вполне естественным. Наконец-то перестали делить то, чего нет, и собрались все вместе. — Всё-таки к Филу приехали, или как?

— Кос, не грузи, а, — отмахнулся Пчёлкин, продолжая рассматривать перешедшую к нему газету с фотографией Владимира Каверина.

Сын астрофизика сел рядом с постелью больного и ушёл в размышления, далёкие от политики.

— Что он там видит… — прошептал задумчиво, глядя на Филатова. — Он на той стороне. Там темно… Страшно…

— Ладно, братья, давайте за Валерку, — с тоской проговорил Саша, поднимая стакан с шампанским. — Чтоб он выкарабкался.

— И за твою победу, Сань, — добавил Витя.

— Не-не-не, — Космос отрицательно помотал большой головой. — За то, чтобы… Мы все вместе держались.

— Правильно, — хором согласились остальные.

Дружный звон соприкоснувшихся стаканов наполнил палату. Великолепная троица стояла над кроватью четвёртого друга. Может, они не были в эту минуту так счастливы и полноценны, как им бы этого хотелось. Зато волей судьбы бригадиры снова оказались вместе, оставив в прошлом все крупные и мелкие недомолвки, все грязные ссоры. Что бы не произошло, впредь они собирались держаться друг друга ради общей цели — победы над хтонью и болезнью Фила. Внезапно приборы запищали, прямая линия на мониторе превратилась в зигзаг, мертвенно бледные веки Валеры слабо задрожали, а парни переглянулись…

— Ребят, вы чё за кабак устроили! — в палату тут же влетела молодая темноволосая медсестра в голубой униформе.

— Мадам, а чё здесь случилось? — допытывался Кос.

— Чё это такое? — указывая на монитор, вторил другу Пчёлкин.

— Да тихо, тихо, сейчас разберёмся, — девушка тщетно пыталась утихомирить напуганных посетителей. Быстро сверила цифры на приборе, осмотрела пациента и тут же заключила: — Так, ну-ка давайте все отсюда…

— Нет, ты объясни, это человек сломался или аппаратура твоя?! — возмущался Холмогоров, размахивая длинными руками, но в ответ получил только непреклонное: «Все вопросы потом».

Бригадирам ничего не оставалось делать, как проследовать в комнату ожидания. Взвинченный Пчёла никак не мог найти себе место на диване, Саша и Космос спорили о неполадках в аппаратуре. Та самая медсестра, появившаяся вскоре, казалась чуть ли не добрым ангелом, знающим ответы на все вопросы. Потому друзья больного накинулись на неё так ожесточённо:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Что это было? — подскочив, на одном дыхании выпалил Витя.

— Успокойтесь, он в порядке, — терпеливо заверила медработница. — Такое иногда случается, техника странно себя ведёт. Он ведь всё-таки живой, что-то там смыслит, соображает по-своему, а вы пьянку устроили, — она с укоризненным видом вручила парню недопитую бутылку игристого, оставленную в реанимации, а затем быстро набрала доктора: — Борис Моисеевич, я по поводу Филатова…

Люблю таких строгих. А она ничего… Устаёт, наверное, всяким надоедливым гостям разжёвывать. Лукавый голубой взгляд Пчёлкина пробежался по женской фигуре и остановился на округлой груди, удачно подчёркнутой формой. Ну прямо ожившая фантазия, честное слово!

— Какие глаза… — по лицу тут же скользнула развязная улыбка, глаза заблестели, и через секунду белокурый герой-любовник снимал белый халат, пристраивая его Холмогорову: — Держи.

— Пчёла, ну ё моё, — воскликнул Саша, узнавая старые повадки товарища.

Однако его замечание осталось без ответа: Витя, забравший остатки алкоголя, бросился по коридору за очередным объектом вожделения.

— Я же вам сказала, с вашим другом всё в порядке, — развернувшись лицом к догонявшему, повторила медсестра. — Аппарат так среагировал на дыхание — пока слабое, зато уже самостоятельное.

Значит, Фила приходит в себя! Нужно пометить этот день в календаре красным — всё складывается как нельзя лучше: о будущем позаботился, с Сашкой помирился вроде, вот у нашего Валерки явные улучшения. Пятнадцатое января девяносто девятого, я запомню. Взгляд горел, плечи расправились, голова чуть склонилась набок. Внезапно бурные переживания сменились возбуждением, и Пчёла знал только два способа, с помощью которых можно было снять стресс. Интересно, о чём думает эта труженица…

— Выпить не хотите? За здоровье моего друга, — беззастенчиво предложил он и демонстративно потряс бутылкой. — Кстати, меня Витя зовут.

— Карина, — отозвалась новая знакомая, и на красиво очерченном личике заиграла улыбка. — Ну, давайте. Давай… Только если за здоровье Филатова.

Победно ухмыльнувшись, Витя отпил шампанское из горла и проследовал за девушкой в подсобное помещение. Разлил остатки бутылки по ловко подготовленным стаканам, чокнулся со своей хрупкой дамой и бодро произнёс тост:

— Ну, за приятное знакомство, Кариночка.

Щёки медсестры порозовели не от алкоголя, не то от смущения; она облизала губы и ещё раз гулко глотнула. Её миловидная внешность в сочетании с интимным полумраком плохо освещённой комнаты производила нужный эффект: тело резко обдало горячей волной, в затуманенную голову явилась мысль прижать случайную подружку к стене. Отставив стакан на ближайшую полочку, Пчёлкин потянул девушку ближе к себе и принялся страстно целовать её гибкую смуглую шею. А Карина словно этого и ждала — жадно прильнула в ответ, зарылась маленькой ладонью в его светлые волосы, слегка прикусила мочку уха острыми зубками. Лучшего сигнала к действию быть не могло — не прекращая ласк, Витя повернул ключ в замке, снял с неё голубую шапочку, расстегнул рубашку и приступил к делу…

… Яркий коридорный свет ударил в глаза, буквально ослепив: Пчёла прищурился, откинул назад спадавшие на лоб волосы и поправил воротник рубашки. Застёгивал её на ходу, чем вызвал приступ хохота и целый шквал шуток от товарищей:

— Ничего у тебя, Пчёлкин, не меняется, — Саша впервые хлопнул его плечу. — Жениться тебе надо уже!

— Да ну тебя! — отмахнулся тот и тут же громко рассмеялся следом.

— Мужики, а может, по такому случаю — в Метлу? — крутанув пачку «Мальборо», вдруг предложил Холмогоров.

Жизнь сделала полный круг и вернулась в почти привычное русло.

Все раны имеют свойство затягиваться, все обиды с точки зрения целой жизни уже не кажутся такими трагичными. Со дня страшной ссоры Беловых прошло больше года, и с тех пор Саша не раз приезжал в Трудовую: забирал Ваню и катал его на машине вместе с Максом, отвозил в тир и учил стрелять по мишеням. Твёрдо решил, что как бы жестоко не обошлась с ним Оля, её ребёнка он не оставит. Желание подарить кому-то нерастраченное тепло оказалось сильнее принципов, но ещё сильнее было желание стереть с Ваньки след его родного отца, становившийся всё более заметным. Научить мальчика всему, что знал сам, дать нужное образование, доказать Суриковой, что её обманутый супруг — не такое уж и чудовище. В конце концов, сын Пчёлы — Пчёлы, которого Белый так великодушно простил — был единственным шансом бандита стать лучше, добрее. Своего рода маленький билет в светлое будущее, где нет крови и пороха.