Белая эмиграция в Китае и Монголии - Сергей Владимирович Волков

вооруженными силами Великобританской Империи на тот же срок. В соответствии с этим и согласно Приказу Штаба Корпуса, вверенному мне Отряду принять к исполнению тот же срок ношения траура, каковой сложить в полдень 27-го октября». 19 октября, в день погребения останков в Бозе почившей Императрицы, в отряде была отслужена панихида в 7 часов вечера, т. е. в час, соответствующий Ее похоронам по копенгагенскому времени (3 часа 15 минут) в Усыпальнице Датского Королевского Дома.

В тот же день, 19 октября 1928 г., в приказе по корпусу объявлено о формировании Русской волонтерской роты Ш.В.К. на общих основаниях с ротами других национальностей, составлявших Шанхайский волонтерский корпус. Приказом по Ш.В.К. за № 1156 от этого числа английское наименование отряда – «Russian Unit S.V.C.», в отличие от вновь формируемой Русской волонтерской роты, изменялось в «Russian Detachment S.V.C.», и трафарет «V», носимый на погонах чинами отряда, снят. Мы стали регулярной частью Шанхайского волонтерского корпуса.

Вновь формируемая «Русская волонтерская рота Ш.В.К.» являлась бесплатной и несла службу городу только по особому приказу на то муниципального совета или командира корпуса. Самое деятельное участие в формировании этой роты, конечно, принял начальник Русского отряда, майор Г. Г. Тимэ. Командиром этой Русской волонтерской роты назначен был служащий муниципалитета, русской службы гвардии полковник К.П. Савелов{141}, младшими офицерами – капитан Н.П. Баженов{142} и поручик Н.И. Доманский{143}, с производством по корпусу: первый в капитаны, а вторые два – в лейтенанты.

Все это происходило в 1928 г., всего лишь через десять лет после окончания Первой мировой войны. Среди иностранной колонии Шанхая были многие сотни (даже тысячи) тех, кто принимал участие в этой кровавой бойне. К этому времени, конечно, естественное озлобление между недавними врагами уже сгладилось и нынешние шанхайские «бизнесмены», бывшие военные противники, наладили между собой нормальные довоенные отношения, хотя каждая национальность и предпочитала «жить в своем клубе». Но у всех без исключения осталась в памяти героика только что закончившейся войны.

Как символ этой героики на границе Международного Сеттльмента и Французской Концессии, упирающейся в реку Вампу, на Банде был воздвигнут величественный памятник «Победа», у подножия которого ежегодно 11 ноября, в день заключения перемирия с Австро-Германией, возлагались венки в память героев, погибших в борьбе за свою родину.

Величественна была эта церемония: около 10 часов утра в этот день к памятнику начинали прибывать и выстраиваться, в порядке вступления наций в войну с Австро-Германией, небольшие почетные караулы от воинских частей различных национальностей. Прибывали военные оркестры англичан, американцев, французов, японцев, итальянцев, от их частей, расквартированных в Шанхае, и с военных кораблей, стоявших на Шанхайском рейде.

Площадь, занятая этими почетными караулами и оркестрами, оцеплялась канатным барьером, за который не допускались посторонние зрители. К 11 часам, т. е. к часу фактического заключения перемирия, к месту церемонии собирались старшие начальники войск Шанхайского гарнизона, весь дипломатический корпус, председатель муниципального совета и командир Шанхайского волонтерского корпуса. В числе этого «генералитета» были и русские: бывший российский императорский генеральный консул, В.Ф. Гроссе, и генералы Вальтер и Гафнер. Ровно в 11 часов, после сигнала сводного хора трубачей «ласт пост», «генералитет», в порядке вступления наций в войну, возлагал венки к подножию памятника под величественные звуки своих национальных гимнов.

В этот день, 11 ноября 1928 г., особенно радостно было нашему русскому сердцу, так как наш национальный гимн «Боже Царя Храни» игрался первым и наш венок был первым, ибо Россия первой вступила в борьбу с Австро-Германией в 1914 г. В этом, 1928 г. церемония эта для нас, русских, была особенно торжественной еще и потому, что, кроме наших «постоянных» русских представителей на этой церемонии, Гроссе, Вальтера и Гафнера, в этом году в общем строю почетных караулов, на их правом фланге, стоял и караул от Русского отряда, в составе одного офицера и двадцати «прочих чинов».

Звуки величественного русского гимна «Боже Царя Храни», отчетливый ружейный прием «на караул», принятый всеми почетными караулами одновременно, – эта сцена заставила очень многих из русских резидентов, присутствовавших на параде, заплакать от радости. В Шанхае это был праздничный день, и весь район Банда был запружен тысячами зрителей всех национальностей, следившими внимательно за военной церемонией. В этот день, как никогда, разноплеменный Шанхай сливался в одну семью, вспоминая своих героев, погибших на полях сражения Первой мировой войны.

В общественно-церковной жизни русского Шанхая в 1928 г. происходили нелады: епископ Шанхайский и глава пекинской духовной миссии, епископ Симон, почему-то не ладили со Свято-Николаевским военно-приходским советом, который принял решение (и начал проводить его в жизнь) о постройке Храма-Памятника мученически погибшему Государю Императору Николаю II Александровичу. Эти нелады очень больно отзывались в сердцах православной белой русской колонии Шанхая. Свято-Николаевцев называли, почему-то, «дырниками». Может быть, потому, что их первая временная церковь была открыта в захолустном месте, в «дыре», но это название, широко распространенное среди белой русской колонии Шанхая, конечно, вело к разъединению.

Весть об этом печальном событии, естественно, распространилась далеко за пределами Шанхая и докатилась до Харбина, где в то время особым авторитетом пользовался епископ Камчатский Нестор. Епископ Нестор решил попытаться уладить эти церковные раздоры и в ноябре 1928 г. прибыл в Шанхай. Его миссия закончилась успехом. Благополучно завершив это великое церковное дело, владыко Нестор начал свои визиты в русские национальные и общественные организации и, конечно, первым долгом посетил Русский отряд, Ш.В.К., о котором много слышал еще в Харбине. Это было 15 ноября 1928 г., когда он, вместе с епископом Симоном, посетил обе казармы отряда и везде был встречаем подобающим этому случаю пением и церемонией.

Шанхай, «город-гигант» (почти 4 миллиона населения в то время), был городом контрастов: рядом с «мраморным дворцом» миллионера, сирийского еврея Эзра, сделавшего себе состояние на торговле наркотиками, ютятся бамбуковые хибарки китайской бедноты; огромное поместье Хардуна (тоже сирийский еврей, имевший несколько десятков приемных детей разных национальностей, главным образом китайцев, и женатый на китаянке) пустовало, а рядом, в полуразрушенных двух-, трехэтажных деревянных домишках, с покосившимися балконами, выбитыми стеклами и прогнившими полами, готовыми обвалиться каждую минуту, ютились десятки китайцев, набивавших эти домишки наподобие сардин в консервной банке.

Прекрасный автомобиль последней модели обгонял по дороге деревянную арбу, которую с трудом тащила пара изможденных китайцев-кули и целые сотни рикш и «билборроу», запряженных человеком-китайцем.

Пекинг род – одна из наиболее шумных и многолюдных улиц Сеттльмента – шикарный автомобиль дает оглушительные гудки, пытаясь обогнать современный электрический автобус («кукушку»), но, обогнав, неожиданно наталкивается на «непроходимое препятствие»… стадо буйволов, которых гонят на бойню на Фирон род. Впереди идет постоянный, «штатный» буйвол-вожак,