Белая эмиграция в Китае и Монголии - Сергей Владимирович Волков

которой участвуют певцы, музыканты, рассказчики, фокусники и т. п. Выступление отрядного хора под управлением волонтера Курдюмова было очень удачным, и американские марины долго еще после этого вечера напевали мотив «Эй, ухнем!». 21 февраля 1929 г., в знак искреннего расположения к отряду, 4-й полк американских марин сделал Русскому отряду дружеское подношение – большой серебряный кубок, который и был вручен майору Тимэ командиром этого полка, полковником Килгором. Собрание ценных сувениров отряда увеличивалось, и хранились они в особом шкафу, под стеклом, в кантине отряда на Амой род.

24 февраля 1929 г. особая комиссия рассматривала представленные чинами отряда проекты венков на могилу Великого Князя Николая Николаевича. В качестве эксперта-специалиста по художественной архитектуре был приглашен военный инженер-архитектор, полковник А.И. Ярон{144}, давший ценные указания по устранению допущенных технических ошибок и уклонений от идейной стороны. Комиссия избрала и утвердила проект, составленный волонтером 1-й роты Валентином Соколовым (позднее – лейтенантом 3-й волонтерской роты полка), по которому и был впоследствии сооружен в Париже серебряный венок, лично генералом Кутеповым возложенный на могилу Верховного вождя в первую годовщину Его смерти.

Служба роты отряда, расквартированной на Амой род, т. е. вместе со штабом отряда, была несравненно более тяжелой, так как эта работа беспрерывно «была на глазах у начальства»: почти постоянное присутствие в расположении роты начальника отряда, имевшего свою квартиру в одном из бараков на Амой род, и частые «налеты» старших чинов Ш.В.К. заставляли командный состав и чинов этой роты «быть постоянно начеку», лишая их свободы (хотя бы даже в отдыхе) даже в те часы, когда они бывали свободны от службы и занятий.

Рота же, расположенная на Тунглианг род, в районе Янцепу, на далекой окраине города, находясь очень далеко от своего штаба и от штаба Ш.В.К., «блаженствовала», полностью используя свое свободное время так, как она это хотела. У этой роты был свой хороший кантин, размещалась она в отличных благоустроенных бараках-казармах (ранее занятых одной из рот английских регулярных войск), повзводно, причем у взводного сержанта в каждом бараке была даже отдельная комната, в то время как на Амой род койка сержанта находилась в одном помещении с чинами его и взвода, и он постоянно «был на виду» у своих людей, что его, конечно, сильно стесняло.

Это полное отсутствие даже самой элементарной «интимности» и «приватности» в казарменном расположении взводного сержанта на Амой род иногда являлось причиной комических казусов, в которых взводный сержант – этот фактический «царь и бог» в своем взводе – оказывался в смешном положении.

Помню, еще до появления кантина на Амой род, летом 1928 г., после сокращения штата Русского отряда до одной роты, когда я был отделенным командиром 1-го отделения 1-го взвода этой роты, а сержант П.К. Поронник – взводным сержантом этого взвода, наши койки стояли рядом у самого входа в наш взводный барак и в нашей общей «тумбочке» (ночном столике), стоявшей между нами, мы хранили небольшой запас… водки во фляжке, позволяя себе вольность выпить рюмку перед обедом и ужином, хотя хранение спиртных напитков в казарме было запрещено: ведь и «начальство» – тоже люди, и им присущи слабости, которые они допускают, но… не в ущерб службе и установленному порядку.

Но как же выпить рюмку водки, не замеченным чинами взвода, которые обычно собирались в бараки перед сигналом «на обед»? Питьевой воды в бараках не держали, поэтому никто не поверил бы, что «взводный и отделенный» пьют «для здоровья» перед обедом воду, а не водку. Налив в эмалированную кружку из фляжки, прямо в тумбочке, не вынимая наружу фляжки, свою «водочную порцию», осторожно поглядывая по сторонам и улучив (как ему казалось!) удачный момент, Поронник сгибался «в три дуги», сидя на своей койке, и в чрезвычайно неудобной позе для питья выпивал свою порцию, не морщась, чтобы не вызвать подозрения у чинов своего взвода. То же самое проделывал потом и я. Иногда это сходило незаметно, но в большинстве случаев, неизменно из одного из дальних углов барака, доносилось негромкое, с ноткой зависти, «будьте здоровы», и «начальство», делая вид, что не слышало этого пожелания, краснея и ругаясь в душе, «усиленно начинало приводить в порядок» у себя в тумбочке, где и до этого все было в блестящем порядке.

Высшее начальство почти никогда не посещало роту на Тунглианг род из-за дальности расстояния, и рота жила «самостоятельно», не стесняясь. В ночное время жизнь этого района города замирала совершенно, и рота отдыхала спокойно, не тревожимая городской сутолокой и шумом. Учитывая это положение, начальник отряда решил чередовать роты, меняя их квартирование каждый год. С переменой барачного расположения этих рот соответственно изменялся и наряд на службу: «казарма на Тунглианг род» давала караул на охрану тюрьмы на Вард род, а «Амой род» нес караульную службу на мостах и охранял штаб корпуса.

Закрепляя, все еще довольно шаткое, положение Русского отряда, который стоил городу (налогоплательщикам) чрезвычайно дорого, командование волонтерского корпуса охотно выполняло просьбы муниципальной полиции, которая, не увеличиваясь в своем составе, принуждена была нести много дополнительных обязанностей, о назначении чинов отряда в помощь полиции при так называемых «сэрчь парти», т. е. при облавах и обысках.

К назначенному времени необходимое число чинов отряда, под командой одного из своих офицеров, прибывало на корпусных грузовиках-транспортерах во двор указанной в приказании полицейской станции, где офицер, начальник этой группы, получал от полицейского начальства инструкции и указания, что требовалось от чинов отряда. После этого вся «сэрчь парти», которой обычно командовал один из начальников полицейских «дивизионов» (районов), включавшая одну-две «красных марии» с легкими пулеметами «томпсон» и с двумя-тремя десятками полицейских китайцев и индусов, под командой сержантов-европейцев, посаженных в черные полицейские линейки, выезжала к первому пункту, назначенному для облавы или обыска.

Как только эта колонна останавливалась по прибытии на место действия, чины отряда быстро соскакивали со своих грузовиков и, под командой своих унтер-офицеров и общим наблюдением своего офицера, оцепляли район, в котором полиция, разбитая на небольшие группы, производила обыски. Обычно за четыре часа этой службы обыскивались три, четыре района, не расположенные по соседству друг с другом.

Помимо помощи полиции при этих облавах, от отряда потребовали также высылки особых патрулей, под командой унтер-офицеров, состоявших исключительно из чинов отряда, в обязанности которых входило патрулирование районов различных полицейских станций, тех станций, которые сами они не могли покрыть благодаря недостатку людей. Чины отряда, назначаемые для этой патрульной службы, получали на соответствующих станциях револьверы «веб-лей» или пистолеты «кольт». В связи с этим все чины отряда должны были пройти, под руководством полицейского инструктора, курс стрельбы из револьверов