О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы - Юрий Николаевич Безелянский

10 маршей. Статуя герцога Ришелье выглядела жалкой и облезлой. А далее – Дерибасовская с её яркостью и гвалтом главной и торговой улицы…

1 июня

Гостиница «Пассаж», где мы ночевали, гудела с утра: как проехать на толчок и что можно там купить? Толчок – это пикантная мушка на лице старой бандерши Одессы. Официально он именуется «Промышленным рынком» и вынесен за черту города. Не побывать там нам показалось неприличным. В автобусе шла яростная борьба за сидячие места:

– Посмотрите, какой мальчик сидит. Да он как лошадь может бегать!

– А почему он должен уступать? Он заплатил такие же деньги…

По мере движения автобус всё наполнялся и наполнялся пассажирами, перебранка не утихала.

– Что вы сидите раскорячившись? – стоящий кричал сидящему.

– Каждый сидит, как он хочет, – меланхолически последовал ответ.

Новая остановка – и новые крики. «Набирает как селёдок!» – возмущались ехавшие уже давно. Какая-то молоденькая одесситка колотила в зад с трудом влезающего через дверь грузного пожилого одессита:

– Лезьте быстрее! Ведь ещё одного человека можно воткнуть!..

И таки она воткнулась! Не автобус, а целая новелла «Как это едут в Одессе».

Рынок делился на новую часть, где товары из современных материалов из синтетики, пластика и химии, и старую, где можно было купить галифе генерала Дубасова, переплетённый комплект журнала «Нива» и отрезанные косы послушницы монастыря. И везде, в старой и новой части рынка, шёл отчаянный торг.

– Купи брюки! – предлагал продавец худому парнишке брюки, напоминающие запорожские шаровары.

– Куда они мне?

– Ушьёшь и будешь носить.

Мы, естественно, ничего не купили. Потолкались, поудивлялись, поахали и уехали под залихватскую песенку: «Ужасно шумно в доме Шнеерсона, / Из окон прямо дым идёт…» Мы вернулись в Одессу и закрутились по городским улицам, среди которых было множество именных: Чичерин и Вагнер, Ярославский и Грин, Кренкель и Гарибальди, Шолом-Алейхем и Шота Руставели. На стыке улиц сошлись друг с другом Август Бабель и Карл Маркс…

Удалось осмотреть многое: и Приморский бульвар, и музей морского флота, и бывшую биржу, и памятник Пушкину, и статую графа Воронцова, и даже побывать в Театре музыкальной комедии. Нам не повезло: в тот вечер «Фиалку Монмартра» не нюхал Михаил Водяной, но неплохо играли артисты Крупник и Меламед.

2 июня

В последний день в Одессе лично я пытался отгадать, откуда в городе так много сдобных тётей Есь? Они не просто полные и толстые женщины, они именно тёти Еси. С двойными и тройными подбородками, туго набитым бюстом и округлыми бёдрами, напоминающие цистерны из-под кваса. И каждая тётя Еся непременно на талии, или на том месте, где она должна быть, носит ремешок, который делит фигуру на две округлые сферы. О, тётя Еся! Миндалевидные глаза, пухло-розовые щёки и пробивающиеся усики над верхней губой делают таких тёть абсолютно неотразимыми.

В ресторане Морского вокзала я наблюдал, как кушали две дебелые мамочки, всех прелестей которых не в состоянии были скрыть сарафаны. Мамочки сидели с деточками, и одна деточка говорила мамочке:

– Я хочу съесть селёдочку, салатик из помидорчиков с яичком, уточку с жареной картошечкой и ещё пельмени.

– Всё нельзя, надо выбрать что-то одно, – степенно возражала мамочка.

– А если я хочу всё вместе?! – не унималась одесская пышечка, жалобно блестя глазками.

– Ну, ладно, – сдалась мамочка.

И вскоре на соседнем столике активно заработали ложки и вилки. После лицезрения обедающих можно смело идти в музей и рассматривать полотно Альбани «Триумф Афродиты». Афродиты в три охвата. В музей, однако, мы не пошли, а вечером поехали в одесский аэропорт. В половине десятого вечера Ту-104 мягко приземлил нас во Внуково. Короткая одесская одиссея закончилась. Но в ушах ещё долго эхом отзывались слова из песни Аркадия Северного:

Город Вена – красивый хоть куда!

Говорят, красивей не бывает,

Но Одессу-маму никогда, да!

Я на эту Вену не сменяю!..

26 октября

И опять провал в дневнике, то ли хош пропал, то ли некогда. Вчера «событие»: очередной субботник. Нас привезли и забросили на крышу строящегося телецентра в Останкино. Убирали мусор. Не столько убирали, сколько веселились. Ещё бы! – без начальства, без летучек, без прослушивания радиопередач, без молотьбы на машинках, без бумаг и плёнок…

Комментарий спустя десятилетия. От того субботника осталась фотография. Молодые 30-летние лица. Смеющиеся. Эдик Пушко с развевающимся флагом. Ещё никто не знал своей будущей судьбы (Пушко рано уйдёт из жизни). «Нам не дано предугадать…» А разве мы могли догадаться, наводя марафет, во что превратится ТВ? В «Улицу разбитых фонарей» с вампирами, маньяками и ментами. Весь экран затянет гламуром, и телевидение станет неким зомбиящиком… (19 апреля 2010 г.)

Мой дневник на октябрьской записи вновь обрывается. Но другие писатели (и представители других профессий) продолжали вести личные записи. 1969-й – последний год знаменитого дневника Корнея Ивановича Чуковского (мой любимый дневник!). Приведу две записи:

31 марта

Корней Иванович обрушился на газеты, радио, журналы, «которые не только навязывают своим потребителям дурное искусство, но скрывают от них хорошее. Выдвинув на первое место таких оголтело-бездарных и ничтожных людей, как Серафимович, Гладков, Ник. Островский, правительство упорно скрывает от населения стихи Ахматовой, Мандельштама, Гумилёва, романы Солженицына. Оно окружило тайной имена Сологуба, Мережковского, Белого, Гиппиус, принуждая любить худшие стихи Маяковского… Во главе ТВ и радио стоят цербера, не разрешающие пропустить ни одного крамольного имени.

Словом, в её лице я вижу обокраденную большую душу…»

16 октября

«Слабость как у малого ребёнка…»

Корней Иванович Чуковский умер 28 октября 1969 года в Кунцево, в возрасте 87 лет. Первая книга его дневников была издана лишь в 1991 году.

Ремарка спустя 50 лет.

Какой ужас! Я дожил до возраста Корнея Ивановича Чуковского – 87 лет! Вроде недавно с ребятами гонял мяч на поле, бегал и финтил, а ныне еле-еле завязываю шнурки на ботинках – трудно сгибаться… Но если отбросить все недуги и болячки, то я ещё о-го-го! Как гласит афоризм из польского журнала «Пшекруй»:

«Старик – это человек, который на 10 лет старше меня».

Лев Троцкий предупреждал: «Старость – самое неожиданное, что поджидает нас в жизни».

А когда ЭТО приходит, то, как заметил канадско-американский педагог XIX века Лоренс Питер: «Старость – это когда знаешь все ответы, но никто тебя не спрашивает».

Не дожидаясь вопросов, я и написал книгу «Плач по возрасту» (2013) – увы, самиздатовский вариант.

Молодой читатель, вам ещё рано читать этот «Плач по возрасту». Наслаждайтесь жизнью. Живите на полную катушку. Но не забывайте при этом читать книги, а не отдельные строчки