МОРСКОЙ ЯСТРЕБ - Рафаэль Сабатини

— Конечно, — усмехнулся он, — как ещё вы могли истолковать мой отказ!

— Вы ошибаетесь. Я спрашиваю именно потому, что сомневаюсь.

— Понимаете ли вы, что значит стать добычей Асад ад-Дина?

Розамунда пожала плечами и, не глядя на него, спокойно ответила:

— Неужели это страшнее, чем стать добычей Оливера-рейса, Сакр аль-Бара или как вас там ещё называют!

— Если вы скажете, что вам всё равно, то я больше не стану противиться паше, — холодно проговорил Оливер. — Можете отправляться к нему. Я отказал ему — что, возможно, и глупо — отнюдь не из желания отомстить вам. Просто сама эта мысль привела меня в ужас.

— В таком случае, подумав о себе, вы тоже должны прийти в ужас, — заметила Розамунда.

— Возможно, — едва слышно проговорил Оливер.

Розамунда вздрогнула и хотела что-то сказать, но он взволнованно продолжал:

— О Боже! Чтобы я понял всю низость своего поступка, понадобилось вмешательство Асада! Мы преследуем разные цели. Я хотел наказать вас, а он… Боже мой…

Оливер застонал.

Розамунда медленно поднялась с дивана, но корсар был слишком взволнован и не заметил этого. Вдруг поглотивший его мрак осветил луч надежды: он вспомнил слова Фензиле о той преграде, которую Асад не осмелится преступить из благочестия.

— Есть один выход! — воскликнул Оливер. — Только изобретательность коварной сицилийки могла подсказать его! — Оливер было заколебался, но собрался с духом и коротко закончил: — Вы должны выйти за меня замуж.

Розамунда отшатнулась, как от удара. У неё возникло мгновенное подозрение, которое тут же превратилось в уверенность, что внезапное раскаяние Оливера — просто уловка.

— Замуж… за вас! — повторила она.

— Да, — подтвердил Оливер и принялся объяснять ей, что, только став его женой, она будет неприкосновенна для правоверных мусульман: из опасения нарушить закон Пророка никто и пальцем не посмеет коснуться её, и прежде всего — благочестивый паша. — Только так, — закончил он, — я смогу избавить вас от его преследований.

— Даже в моём ужасном положении этот выход слишком ужасен, — презрительно заявила она.

— А я говорю: вы должны, — настаивал он. — Иначе вас сегодня же доставят в гарем Асада, и не как жену, а как рабыню. Ради собственного блага вы должны верить мне, должны!

— Верить вам! — Розамунда язвительно рассмеялась. — Вам! Вероотступнику, нет, хуже, чем вероотступнику!

Оливер сдержался. Только соблюдая полное спокойствие, он мог надеяться убедить её с помощью логических доводов.

— Вы слишком безжалостны, — с упрёком сказал он. — Вы судите меня, забывая, что в моих страданиях есть и ваша вина. Ведь меня предали именно тот мужчина и та женщина, которых я любил больше всех на свете. Я утратил веру в людей и в Бога. Я стал мусульманином, отступником и корсаром лишь потому, что это был единственный способ избавиться от невыносимых мучений. — Он грустно посмотрел на Розамунду. — Неужели всё это нисколько не извиняет меня в ваших глазах?

Слова Оливера не оставили Розамунду равнодушной. В её ответе сквозила враждебность, но уже не было презрения. Его сменила печаль.

— Никакие лишения не могут оправдать вас в том, что вы опозорили честь дворянина и запятнали мужское достоинство, преследуя беззащитную женщину. Как бы то ни было, вы слишком низко пали, сэр, чтобы я сочла возможным доверять вам.

Оливер опустил голову. Он более чем заслужил это обвинение и чувствовал, что ему нечего возразить.

— Вы правы, — вздохнул он. — Но не ради меня я умоляю вас довериться мне, а ради вас самой.

Под влиянием внезапного порыва Оливер вытащил из ножен тяжёлый кинжал и подал его Розамунде.

— Если вам необходимо доказательство моей искренности, возьмите мой кинжал, которым вы пытались лишить себя жизни. Как только вам покажется, что я изменил данному слову, воспользуйтесь им против меня или против себя.

Удивлённо посмотрев на Оливера, Розамунда приняла от него кинжал.

— А вы не боитесь, — спросила она, — что я сейчас же воспользуюсь им и разом всё покончу?

— О нет, я верю вам, — ответил он. — И вы можете отплатить мне тем же. Более того, я дал вам оружие на самый крайний случай. Если придётся выбирать между смертью и Асадом, будет лучше, если вы предпочтёте смерть. Но позвольте заметить, что пока есть возможность жить, выбирать смерть было бы глупо.

— Возможность? — В голосе Розамунды послышалось презрение. — Возможность жить с вами?

— Нет, — твёрдо ответил Оливер. — Если вы доверитесь мне, то, клянусь, я постараюсь исправить причинённое мною зло. Слушайте. На рассвете мой галеас выходит в море. Я незаметно доставлю вас на борт и найду способ высадить в какой-нибудь христианской стране — Италии или Франции, — оттуда вы сможете вернуться домой.

— А тем временем, — напомнила Розамунда, — я стану вашей женой.

Оливер улыбнулся.

— Вы всё ещё боитесь западни. Христиан мусульманский брак ни к чему не обязывает. Я же не буду настаивать на своих правах. Наш брак — предлог, чтобы оградить вас от посягательств, пока вы находитесь здесь.

— Но как могу я положиться на ваше слово?

— Как? — Оливер растерялся. — У вас есть кинжал.

Розамунда задумчиво взглянула на сверкающий клинок.

— А наш брак? — спросила она. — Каким образом он свершится?

Оливер объяснил, что по мусульманскому закону надо в присутствии свидетелей объявить о браке кади[33] или тому, кто стоит выше него. Не успел он закончить, как внизу послышались голоса и замелькал свет факелов.

— Это Асад со своим отрядом! — воскликнул он срывающимся голосом. — Итак, вы согласны?

— А кади? — спросила Розамунда, из чего Оливер заключил, что она приняла его предложение.

— Я ведь говорил о кади или о том, кто выше его. Сам Асад будет нашим священником, а его стража — свидетелями.

— А если он откажется? Он обязательно откажется! — воскликнула Розамунда и в волнении сжала руки.

— Я и спрашивать его не стану. Поймаю врасплох.

— Но ведь… это разозлит его. Он непременно догадается, что его провели, и отомстит вам.

— Я уже думал об этом, но другого выхода нет. Если мы проиграем, то…

— У меня есть кинжал, — бесстрашно заявила Розамунда.

— Ну а для меня остаётся верёвка или сабля, — добавил Оливер. — Возьмите себя в руки. Они идут.

Дверь распахнулась, и на террасу вбежал испуганный Али.

— Господин мой, господин мой! Асад вернулся с целым отрядом воинов!

— Ничего страшного, — спокойно ответил Сакр аль-Бар, — Всё будет хорошо.