Охотники на фазанов - Юсси Адлер-Ольсен

— Кимми, ты же знаешь Кристиана! От него так просто не отделаешься. Он говорит, что у тебя даже нет адвоката. А значит, ты никому не могла передать твою коробку. А еще он сказал, что переменил свое мнение и теперь верит, что у тебя действительно есть эти вещи. Что это вполне в твоем духе. Он даже улыбался, когда сказал мне это.

Бьярне попытался изобразить нечто похожее на смех Кристиана, но попытка не удалась, и Кимми ему не поверила. Кристиан никогда не смеялся над тем, что представляло для него угрозу.

— А на кого еще ты могла опереться, если у тебя даже нет адвоката? Друзей у тебя нет, никого, кроме нас, и мы все это знаем. — Бьярне дотронулся до ее локтя, но она отстранилась. — Мне кажется, лучше бы ты сказала, где коробка. Она у тебя в доме?

— Ты что, считаешь меня за слабоумную? — Она резко обернулась к нему.

Было видно, что он поверил.

— Скажи Кристиану, что если он от меня отстанет, вы можете спокойно продолжать заниматься чем хотите, меня это не волнует. Я беременна, Бьярне. Неужели же вы до сих пор не сообразили? Пойми, если вещи из коробки выплывут на свет, для меня и ребенка в этом тоже не будет ничего хорошего. Коробка у меня лежит на самый крайний случай, когда не будет другого выхода.

Вот последнего, наверное, лучше было не говорить — про крайний случай и безвыходное положение. Для Кристиана это была самая большая угроза.

После визита Бьярне она перестала спать по ночам. Всю ночь держалась настороже, прикрыв одной рукой живот, а другой сжимая шнурок срочного вызова.

В ночь на второе августа он явился, одетый в белый халат.

Кимми задремала буквально на секунду, а проснулась, когда он уже зажал ей рот ладонью, а грудь придавил коленом.

— Кто знает, куда ты скроешься, когда тебя выпишут? — прямо сказал он. — Мы хоть и приглядываем за тобой, но кто ж тебя знает! Скажи, где эта коробка, и тебя не тронут.

Она ничего не ответила.

Он сильно ударил ее в низ живота. Кимми по-прежнему молчала, и он стал бить снова и снова, пока у нее не начались схватки, ноги задергались и затряслась кровать.

Он убил бы ее, если бы не повалился стул, стоявший рядом с кроватью. В глухой ночной тишине грохот показался чудовищно громким. Если бы палату не осветили вдруг фары кареты «скорой помощи» и он не очутился бы, как голый, во всем своем подлом убожестве. Если бы она вдруг не запрокинула голову и не лишилась чувств.

Если бы он не подумал, что она уже умерла.

Кимми не стала сообщать портье, что покидает отель насовсем. Оставив чемодан, взяла с собой только сумку, где лежали сверток и еще несколько вещей, и пешком дошла до Центрального вокзала. Было без нескольких минут два. Сейчас она, как обещала, съездит за мишкой для Милле. А затем доведет до конца начатое дело.

Стоял ясный осенний день, и электричка, была битком набита радостной малышней с воспитательницами. Может быть, они возвращаются после похода в музей, а может, направляются в парк Дюрехавен. Вечером малыши вернутся к родителям разрумянившиеся и полные впечатлений от осенней листвы и оленьего стада, пасущегося в окрестностях охотничьего замка Эрмитаж.

Когда они с Милле по-настоящему заживут вместе, у них все будет еще лучше, чем здесь. Там, на небесах, в царстве божьем, среди вечной красоты, они будут глядеть друг на друга и улыбаться.

Во веки веков.

Кимми несколько раз кивнула сама себе, устремив взгляд через казарменную постройку станции «Сванемёллен» в направлении больницы «Биспебьерг».

Двенадцать лет назад она встала с больничной койки, взяла ребеночка, который лежал, прикрытый простынкой, на стальном столике в изножье кровати. Только на минутку ее оставили одну в палате: у какой-то женщины начались роды и протекали с тяжелыми осложнениями.

Кимми оделась и завернула ребеночка в пеленку. Побывав в гостинице «Англетер» у отца, подвергшего ее такому унижению, уже через час она направлялась в Ордруп, тем же путем, что и сейчас. Тогда она хорошо понимала, что дома ей нельзя оставаться. Эти люди явятся за ней туда, и в следующий раз все кончится совсем плохо.

Но она также понимала, что ей крайне необходима помощь, потому что кровотечение продолжалось и боль внизу живота была странной и очень страшной.

Она хотела попросить у Кассандры еще денег.

В тот день она в очередной раз почувствовала, что могут с ней сделать люди, у которых имя начинается на букву К.

Со злобным выражением на лице Кассандра сунула ей в руку две тысячи. Две тысячи от нее и десять от отца — вот что получила Кимми от Кассандры и Вилли К. Лассена, своего так называемого отца. А этого было совсем недостаточно.

А потом ей было сказано убираться из дома. Истекая кровью и прижимая к себе сверток, Кимми вышла на улицу и сказала себе: настанет день, когда все, кто над нею глумился и втаптывал в грязь, за это заплатят.

Сперва Кристиан и Бьярне. Затем Торстен, и Дитлев, и Ульрик, и Кассандра, и отец.

И вот она впервые за много лет подошла к дому на Киркевей. Здесь все оставалось как всегда. Наверное, по воскресеньям колокола на холме, как и прежде, созывают добропорядочную зажиточную публику на церковную службу, здания на улице всем своим видом кичливо кричат о богатстве хозяев. Дверь, как и раньше, закрыта для непрошеных гостей.

Когда Кассандра отворила, Кимми сразу вспомнила не только это законсервированное лицо, но и выражение, которое привычно появилось на нем при виде падчерицы.

Кимми не могла вспомнить, когда возникла между ними эта вражда. Наверное, еще тогда, когда Кассандра, применяя на практике свои несуразные понятия о педагогике, начала наказывать Кимми, запирая ее в темных шкафах, и читать ребенку длинные строгие нотации, половину слов в которых Кимми не понимала. Другое дело, что Кассандра и сама страдала от царившей в доме атмосферы холода и равнодушия. Это вызывало некоторое сочувствие, но не извиняло ее. Нет, Кассандра все-таки была сущая ведьма.

— Тебе сюда нет хода! — прошипела Кассандра, пытаясь закрыть дверь.

Точно так же, как двенадцать лет назад, когда Кимми стояла на пороге совсем раздавленная, убитая отчаянием, будто нищая, со свертком на руках.

В тот раз ей было сказано, чтобы она убиралась ко всем чертям, и впереди ее действительно ждал ад. После жестоких побоев Кристиана и выкидыша Кимми находилась в ужасном состоянии; несколько дней она, вся скрюченная, бродила по улицам, но ни одна живая душа не попыталась прийти ей на помощь; наоборот, люди от нее шарахались.

Потрескавшиеся губы, растрепанные волосы, сверток неприятного и подозрительного вида на руках, измазанных засохшей кровью, — при виде всего этого встречные старались обходить ее подальше. Люди не замечали, что перед ними больной человек, попавший в беду. Не понимали, что перед ними погибающая женщина.

Она же принимала это как кару. Адские муки, через которые она должна пройти за свои злодеяния.

Спасла ее наркоманка из Вестербро. Одну только высохшую до костей Тину не оттолкнуло зловоние, исходившее от свертка, и мокрота, засохшая в углах рта. Тина повидала много чего и похуже. Она привела Кимми в каморку на одной из улочек Южной Гавани, в которой жил такой же наркоман, когда-то бывший врачом.

Благодаря таблеткам и выскабливанию удалось победить инфекцию и остановить кровотечение. Но после этого месячные уже никогда больше не приходили.

Приблизительно через неделю, когда сверток перестал вонять, Кимми была в состоянии начать новую жизнь. На улице. Все прочее кануло в прошлое.

Все в комнатах было пропитано тяжелыми духами Кассандры, из каждого угла выглядывали насмехающиеся призраки, вызывая ощущение застывшего кошмара.

Кассандра взяла сигарету и зажала ее в губах; множество предыдущих сигарет уже стерли всю помаду. Рука у нее немного дрожала, но глаза сквозь дым внимательно следили за Кимми. Сразу было заметно, что мачеха чувствует себя неуверенно. Что в следующую секунду глаза у нее забегают. Что этой встречи она никак не ожидала.

— Чего тебе тут надо? — спросила Кассандра.

Те же самые слова Кимми услышала от нее и двенадцать лет назад.

— Ты хочешь и дальше жить в этом доме? — вопросом на вопрос ответила Кимми, поставив сумку на пол.

Откинув голову назад, мачеха немного подумала, руки расслабленно свесились, клубы дыма вьются над поседевшей головой.

— Так ты за этим пришла? Чтобы вышвырнуть меня из дома, да?

Кимми испытывала что-то похожее на моральное удовлетворение, наблюдая за тем, как эта женщина с трудом заставляет себя сохранять спокойствие. Ведь когда-то в ее власти было взять маленькую девочку за руку и вывести из мрачной тени равнодушной, холодной матери. Эта жалкая, ненавидящая себя, эгоцентричная женщина своим появлением внесла в жизнь Кимми страдания, постепенно убивая ее детскую доверчивость. Эта женщина наделила Кимми качествами, которые сделали ее такой, какой она стала: эмоциональной холодностью, злобностью, неспособностью сопереживать и сочувствовать.