Охотники на фазанов - Юсси Адлер-Ольсен

Эту смерть называли необъяснимой.

Но мальчики из школы-пансиона на таком ответе не успокоились.

Как раз в это время Бьярне сам явился в полицию с повинной.

Быть может, он догадывался, что станет следующим, а может, вступил в соглашение с остальными — Кимми это было безразлично.

Она следила за процессом по газетам и знала, что Бьярне взял на себя вину за рёрвигские убийства, так что впредь она могла жить спокойно, не волнуясь о прошлом.

Она позвонила Дитлеву Праму и сказала, что если они тоже хотят жить спокойно, то должны заплатить ей определенную сумму денег.

Они условились о способе передачи денег, и группа сдержала слово.

Это было разумно. Таким образом они выиграли по крайней мере два-три года передышки, прежде чем их постигнет та же судьба.

Взглянув на тело Кассандры, Кимми подивилась про себя, что не испытывает особого удовлетворения.

«Это потому, что ты еще не все довела до конца», — подсказал один из голосов. «На полпути к райскому блаженству радоваться рано», — подхватил второй.

Третий промолчал.

Она кивнула, вынула сверток из сумки и поплелась наверх по лестнице, рассказывая малютке, как когда-то играла на этих ступенях и съезжала вниз по перилам, если никого не было поблизости. Как она все время, снова и снова, напевала одну и ту же песенку, когда ее не слышали отец и Кассандра.

Отдельные эпизоды из жизни ребенка.

— Полежи тут, деточка, пока мама пойдет и достанет мишку, — сказала она, бережно уложив сверток на подушку.

Ее комната осталась прежней. Тут она лежала несколько месяцев, чувствуя, как растет живот. Сегодня она пришла сюда в последний раз.

Открыв балконную дверь, Кимми в полутьме ощупью поискала расшатанную черепицу. Ага, вот она! Все там же, где ей помнилось. Черепица вынулась как-то уж очень легко — с той легкостью, с какой открывается недавно смазанная дверь. Кимми овладело недоброе предчувствие, мороз прошел по коже. Засунув руку в тайник, обнаружила, что он пуст, и озноб сменился внезапно нахлынувшим жаром.

Взгляд Кимми лихорадочно метался по стене вокруг нужного места, хотя она уже поняла, что дальнейшие поиски бесполезны.

Тайник был тот самый, но ящика в нем не оказалось.

Все мерзкие «К» выстроились перед ней вереницей, голоса завыли и захохотали истерическим хохотом, осыпая ее бранью. Кюле, Вилли К. Лассен, Кассандра, Коре, Кристиан, Клаус и все остальные, с кем ей приходилось сталкиваться на жизненном пути. Кто теперь перешел ей дорогу и унес ящик? Неужели те, кому она собиралась заткнуть глотку этими доказательствами? Те, что еще остались в живых, — Дитлев, Ульрик и Торстен?

Сотрясаемая дрожью, она услышала, как все голоса слились в один. Как сильно, прямо на глазах, забились вздувшиеся на руках вены.

Такого с ней не случалось уже несколько лет — чтобы голоса объединились. В виде исключения все дружно твердили одно и то же.

Эти трое должны умереть!

В изнеможении Кимми прилегла на кровать рядом со сверточком. Все прошлые унижения и обиды разом нахлынули на нее — первые жестокие побои, которые нанес ей отец, дышащий перегаром ярко-красный рот матери, острые ногти, тычки, щипки, дерганье за тонкие детские волосенки.

Когда ей случалось быть сильно побитой, она забивалась в угол, зажав в дрожащей руке игрушечного медвежонка. С ним можно было поговорить, и это давало ей утешение. Медвежонок был маленьким, но разговаривал как взрослый.

— Кимми, не переживай. Просто они злые люди. В один прекрасный день они исчезнут. Вдруг раз — и нету.

Когда она стала постарше, его тон изменился. Теперь мишка говорил ей, чтобы она никогда не смирялась с битьем. Уж коли дело дойдет до драки, то бей сама! Ни с чем не мирись.

И вот медвежонок пропал. Пропало единственное напоминание о хотя бы кратких проблесках счастья, которые она видела в детстве.

Кимми повернулась к сверточку и, снедаемая горьким раскаянием, стала его гладить, приговаривая:

— Бедняжечка моя! Так и осталась ты без медвежонка. Прости меня, мне так жаль!

34

Как всегда, Ульрик обладал наиболее полной информацией о последних событиях: уж он, поди, не в пример Дитлеву, не потратил все выходные на упражнения в стрельбе из арбалета. В этом они никогда не походили друг на друга: Ульрик всю жизнь норовил выбрать путь полегче.

Стоя лицом к морю, Дитлев посылал арбалетные болты в мишень. Вначале они улетали мимо, в морской простор, но в последние два дня редкая стрела не попадала точно туда, куда он метил. Сегодня был уже понедельник, и он только что всадил четыре стрелы в крест по центру мишени. Но тут зазвонил мобильник и отвлек его от этой забавы.

— Кимми убила Ольбека, — сказал Ульрик. — Я услышал об этом в новостях, и уверен, что это она.

На долю секунды эта новость ошеломила Дитлева. Это было словно последний звоночек.

Он напряженно выслушал короткий и довольно бессвязный рассказ о падении Ольбека с балкона. Как следовало из туманных объяснений полиции, эту смерть нельзя было однозначно признать самоубийством. В переводе на человеческий язык это означало, что нельзя также полностью исключить версию об убийстве.

Это была очень серьезная новость.

— Мы должны встретиться все трое, ты согласен? — говорил Ульрик шепотом, словно Кимми уже выследила его и вот-вот окажется рядом. — Если мы не будем держаться вместе, она прикончит нас одного за другим.

Дитлев взглянул на арбалет, который держал на весу за ремень. Ульрик прав. Отныне все изменилось.

— Хорошо, — сказал он. — Пока что будем действовать, как договаривались. Завтра с утра едем на охоту к Торстену, а затем посовещаемся. Не забудь, что за десять с лишним лет она предприняла только два покушения. Я думаю, у нас еще есть время.

Он повернулся к Эресунну и задумался, устремив взгляд в пространство. Не стоит прятать голову в песок. Сейчас решается, кто кого.

— Ульрик, послушай, — сказал Дитлев. — Я позвоню Торстену и расскажу ему, а ты обзвони знакомых и разузнай, что сможешь. Свяжись, например, с мачехой Кимми и поставь ее в известность. Попроси, чтобы тебе сообщили, если кто-то что-то узнает. Любую мелочь. А сам, пока мы не встретимся, старайся лишний раз не выходить из дома, — добавил он, прежде чем положить трубку.

Но не успел Дитлев сунуть мобильник в карман, как тот зазвонил снова.

— Это Херберт, — произнес бесцветный голос.

Старший брат Дитлева никогда ему не звонил. Когда полиция занималась расследованием рёрвигского убийства, Херберт с первого взгляда на братца обо всем догадался, но промолчал. Ни слова не сказал о своих подозрениях и не пытался вмешиваться, однако этот случай не улучшил отношений между братьями. Впрочем, особой любви между ними никогда и не водилось. Чувства в семействе Прам были не приняты.

Но тем не менее в трудный момент Херберт не отвернулся от Дитлева. Скорее всего, боялся, что скандал очернит и погубит все, что составляло смысл его жизни, и страх победил все остальные соображения.

Поэтому, стремясь приостановить начатое отделом «Q» расследование, Дитлев действовал через Херберта. По этому поводу тот ему и звонил.

— Расследование в отделе «Q» снова идет полным ходом. Более детальной информации я не имею, так как мой знакомый из управления залег на дно. Но руководитель расследования Карл Мёрк уже знает, что я пытался повлиять на ход его работы. Сожалею. И постарайся без нужды не высовываться.

Тут даже на Дитлева накатила паника.

Торстена Флорина его звонок застал, когда тот выезжал со стоянки перед зданием «Брэнд нейшнз». Торстен только что узнал новость об Ольбеке и так же, как двое других, сразу подумал, что это дело рук Кимми. О том же, что Карл Мёрк и отдел «Q» снова работают на полных оборотах, ему еще было неизвестно.

— Вот черт! Дело оборачивается все хуже и хуже, — прозвучал в трубке голос Флорина, полный досады.

— Ты будешь отменять охоту? — спросил Дитлев.

На другом конце последовало продолжительное молчание — красноречивее всяких слов.

— Так не годится! Тогда лисица сдохнет сама по себе, — произнес наконец Торстен.

Дитлев представил себе эту картину: наверняка Торстен все выходные наслаждался зрелищем мучений обезумевшего животного.

— Ты бы видел ее вчера, — добавил тот. — Она окончательно взбесилась. Погоди-ка минутку и дай мне подумать.

Дитлев хорошо знал Торстена. Сейчас в его душе идет борьба между инстинктом убийцы и здравым смыслом, благодаря которому он с двадцати лет управлял работой своего предприятия и постепенно разрастающейся империей. Скоро в трубке послышится тихое бормотание. Это была другая особенность Торстена: когда он сам не мог решить ту или иную задачу, про запас всегда оставался бог, к которому он обращался за помощью.