Большой, маленький - Джон Кроули

Он оттащил балку, которой пользовался, как ступенькой на место в угол, взял лампу и начал подниматься вверх по лестнице. В кармане его жакета лежал маленький кусочек гашиша столетней давности; Джордж Маус давным-давно решил, что никогда не будет прибегать к его могуществу.

НОВОСТИ ИЗ ДОМУ

Он отпирал дверь подвала, когда кто-то заколотил во входную дверь так неожиданно, что он вскрикнул. Он выждал минуту, надеясь, что это какой-то сумасшедший прохожий и стук больше не повторится. Но в дверь снова застучали. Он подошел к двери, молча прислушался — за дверью кто-то выругался. Затем некто с рычанием ухватился за засов и начал снова трясти дверь.

— Это совершенно бесполезно, — сказал Джордж громким голосом. За дверью остановились.

— Откройте.

— Что? — у Джорджа была привычка делать вид, что он не расслышал вопроса, когда он затруднялся в ответе.

— Откройте дверь.

— Вы знаете, что я не могу сразу открыть вам. Знаете, как это называется?

— Послушайте, вы можете сказать мне, какое из этих заведений имеет номер двадцать два дробь два.

— А кто вы такой?

— Почему в этом городе все на вопрос отвечают вопросом?

— Хм.

— Почему, черт побери, вы не можете открыть дверь и поговорить со мной, как все люди?

За дверью молчали. В голосе за дверью звучала такая неподдельная горечь, что это тронуло сердце Джорджа и он прислушался, не заговорят ли снова; испытывая легкий трепет, он чувствовал себя в безопасности за крепкой дверью.

— Не скажете ли, — снова заговорили за дверью и Джордж услышал, как за вежливостью скрывается ярость, — пожалуйста, не знаете ли вы, где я могу найти дом Мауса, Джорджа Мауса?

— Знаю, — ответил Джордж, — это я. — Конечно, это было довольно рискованно. — Кто вы?

— Меня зовут Оберон Барнейбл. Мой отец…

Но скрежет открывающихся замков и скрип болтов прервали его. Джордж шагнул в темноту и втащил человека, стоящего на пороге, в прихожую. Быстрым движением он захлопнул и запер дверь и поднял лампу, чтобы посмотреть на своего кузена.

— Какой ты еще ребенок, — сказал он, нисколько не заботясь, что это может быть неприятно юноше. Раскачивающаяся лампа отбрасывала блики на его лицо, изменяя черты; лицо его было длинным и узким, да и сам он был длинным и худым, как ручка во внутреннем кармане его собственной рубахи. Как только что из пеленок, подумал Джордж. Он рассмеялся и потряс его руку.

— Ну, и как там, в деревне? Как Элси, Лэйси и Тилли или как там их зовут? Что привело тебя сюда?

— Отец написал, — сказал Оберон, как бы не желая тратить усилия на то, что уже было сделано.

— Да? Ну, ты знаешь, как сейчас ходит почта. Ну, давай, проходи, проходи. Что это мы стоим в прихожей. Здесь чертовски холодно. Кофе или что-нибудь покрепче?

Сын Смоки быстро пожал плечами.

— Осторожней на лестнице, — предупредил Джордж и, светя лампой, повел гостя по пустым помещениям и по маленькому мостику, пока они не остановились на потертом ковре, где впервые встретились родители Оберона. По пути Джордж подобрал старый кухонный табурет на трех ножках.

— Садись, — предложил он. — Ты что, сбежал из дому?

— Отец и мать знают, что я уехал, если тебя это волнует, — ответил Оберон слегка надменным голосом, что впрочем, было вполне объяснимо.

С глухим ворчанием и диким взглядом Джордж поднял над головой сломанный стул — при этом его лицо перекосилось от усилий — швырнул его в камин. Стул разлетелся на кусочки.

— Родители одобрили тебя? — спросил Джордж, подбрасывая обломки в огонь.

— Конечно! — Оберон сидел, скрестив ноги и пощипывал себя за колено сквозь ткань брюк.

— Ну да. Ты шел пешком?

— Нет. — В его голосе прозвучало некоторое презрение.

— И ты приехал в город, чтобы…

— Чтобы устроить свое будущее.

— Ага, — Джордж подвесил над огнем сковородку и достал с полки изящную баночку контрабандного кофе. — Все же, одна деталь: чем ты собираешься заниматься?

— Ну, я точно не знаю. Только…

Похмыкивая, Джордж готовил кофе и доставал чашки.

— Я хотел, я хочу писать, вернее быть писателем.

Джордж удивленно поднял брови. Оберон ерзал на своем стуле, как будто эти признания вырывались у него помимо его воли, и он пытался удержать их в себе.

— Я думал о телевидении.

— Это ошибочный путь.

— Что?

— Почему-то все думают, что телевидение — это золотое дно.

Оберон обхватил правой ногой левую и не собирался отвечать. Джордж, разыскивая что-то на полке и похлопывая себя по карманам, удивлялся, как смогло это вечное желание проникнуть и в Эджвуд. Странно, как быстро молодежь может мечтать о таких безнадежных и бесперспективных занятиях. Когда он был молодым, все двадцатилетние юноши хотели быть поэтами. Наконец, он нашел, что искал: подарочный нож для разрезания писем с гравировкой на эмалированной рукоятке, который он нашел много лет назад в пустой квартире и как следует наточил его.

— Телевидение требует большого честолюбия, разъездов и там слишком много неудачников. — Он налил воды в кофейные чашечки.

— Откуда ты знаешь? — быстро спросил кузен, как будто он не раз уже слышал это от умных взрослых.

— У меня нет необходимых качеств и таланта и я не испытывал неудачу в тех делах, к которым у меня нет способностей. Ах, кофе сбежал.

Оберон не сумел скрыть улыбки. Джордж поставил кофеварку на подставку и достал небольшую коробочку разломанного печенья. Из кармана жакета он извлек коричневый кусочек гашиша.

— Для вкуса, — сказал он. В его голосе не слышалось недовольства, когда показал Оберону наркотик. — Это лучший сорт из Ливана.

— Я не употребляю наркотики.

— О, конечно.

С видом знатока Джордж отрезал кусочек своими флорентийскими щипчиками, подхватил его и бросил в свою чашку. Он сидел, помешивая в чашке кончиком ножа и глядя на своего кузена, который быстрыми глотками глотал свой кофе. Как хорошо быть старым и седым и знать, как спросить, чтобы не сказать слишком много, но и не слишком мало, чтобы прослыть молчуном.

— Итак, — проговорил он, вынимая нож из чашки, чтобы посмотреть, растворился ли кусочек в ароматном напитке, — рассказывай.

Оберон молчал.

— Садись поближе, налей еще чашечку. Давай-ка расскажи, какие новости дома.

Он задавал еще много вопросов. Оберон отвечал короткими фразами, но для Джорджа этого было достаточно. К тому времени, как весь кофе был выпит, из предложений Оберона перед ним раскрылась целая жизнь, которую дополняли мелкие детали и странные совпадения. Он читал в сердце своего кузена, как в открытой книге.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});