Большой, маленький - Джон Кроули

Она нашла в траве руку Смоки; другой его рукой уже завладела ее сестра и сжимала ее всякий раз, когда в небе вспыхивала догорая звезда.

Дэйли Алис не могла сказать, что она чувствовала — величие или ничтожество. Она не переставала удивляться, неужели ее голова такая большая, что может вместить в себя всю звездную вселенную, а может быть, Вселенная так мала, что может поместиться в человеческой голове. Два этих чувства боролись в ней, попеременно одерживая верх. Так звезды мелькали перед ее глазами, а потом Смоки взял ее руку, она закрыла глаза и показалась сама себе мельчайшей песчинкой, а внутри ее, как будто в крошечной коробочке светили звезды.

Так они лежали довольно долго, не разговаривая, каждый испытывая странное чувство непостоянства, эфемерности Вселенной — парадоксальное, но неоспоримое чувство; и если бы у звезд были лица и они сияли в небе так близко, как казалось, то они бы увидели их троих, как одно созвездие, соединенное в виде колеса на фоне темного, как небо, луга.

НОЧНОЕ СОЛНЦЕСТОЯНИЕ

Окно было закрыто, но в самом углу оставалась небольшая щель и полночный ветер дул, собирая в шероховатые холмики пыль на подоконнике: комната была подходящей для НИХ и ОНИ вошли.

Их было трое в спальне Софи и они стояли, тесно прижавшись друг к другу; они разговаривали, советуясь, склонив головы в коричневых кепках, их бледные лица напоминали маленькую луну каждое.

— Посмотри, она спит.

— Да, и ребенок спит у нее на руках.

— Она крепко его держит.

— Не так уж и крепко.

Все как один, они подошли ближе к высокой кровати. Лайлек лежала на материнских руках, ее головка была прикрыта чепчиком от холода, она согревала своим теплым дыханием щеку Софи.

— Ну, бери ее.

— А почему ты не берешь, если ты так беспокоишься?

— Давайте все вместе.

Шесть длинных белых рук протянулись к Лайлек.

— Подождите, — сказал один из них, — а где другая?

— Ты должен был принести ее.

— Нет, не я.

— Здесь она, здесь.

Они что-то доставали из туго набитого портфеля.

— Конечно, не очень похожа.

— Что делать дальше?

— Дуй.

Они что-то держали, прикрывая своими телами и дули все разом. Один из них все время оглядывался на спящую Лайлек. Они дули до тех пор, пока то, что они держали, не превратилось в другую Лайлек.

— Хватит.

— Теперь очень похоже.

— Теперь бери…

— Подожди пока…

Один из них очень близко подошел к Лайлек и потянул покрывало, которым была укрыта девочка.

— Посмотри, ее ручки запутались в волосах матери.

— Быстрее распутай.

— Бери ребенка, а то мы разбудим мать.

— Возьми это. — Один из вошедших протянул огромные ножницы, которые тускло поблескивали в слабом свете ночника, и открыл их со слабым щелчком.

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь.

Один держал ненастоящую Лайлек, другой приготовился забрать у Софи ее дочь, а третий стоял с ножницами. Они проделали все очень быстро. Ни мать, ни ребенок не проснулись, и они положили то, что они принесли, на грудь Софи.

— Теперь пошли.

— Легко сказать. Придется возвращаться другим путем.

— Если так нужно…

Двигаясь как один и беззвучно /старый дом, казалось, затаил дыхание, пока они проходили, руководствуясь каким-то одному ему известными причинами/, они подошли к входной двери; один из них подошел и открыл ее, все выскользнули в ночь и быстро исчезли вместе с попутным ветром. Лайлек ни разу не проснулась и не издала ни звука, Софи тоже спала, ничего не чувствуя. Ее сон не нарушился, за исключением того, что когда она повернулась на другой бок, окончание сна стало печальным и она почувствовала себя как никогда раньше тяжело.

ВО ВСЕХ НАПРАВЛЕНИЯХ

Смоки проснулся от какого-то болезненного внутреннего толчка; но как только он открыл глаза, он сразу же забыл о причине, разбудившей его. Он проснулся и чувствовал себя так, будто была середина дня, в нем нарастало непонятное раздражение и он считал, что может быть, виной всему принятая вечером пища. Было четыре часа утра, уже час он пролежал без сна. Он крепко закрыл глаза, надеясь, что сон не полностью покинул его. Но это было именно так, теперь он мог наверняка сказать это. Чем крепче он сжимал веки, тем меньше ему хотелось снова заснуть.

Он потихоньку выскользнул из-под высокой горы одеял и нащупал в темноте свой халат. Он знал единственное средство, чтобы избавиться от такого состояния — нужно было встать и бодрствовать, пока нервная система не успокоится и не потянет в сон. Он осторожно прошел по полу, надеясь не наступить на туфли или на что-нибудь другое; он не хотел беспокоить Дэйли Алис, и удовлетворенный тем, что не разбудил ее, взялся за ручку двери. Он прошел по комнатам, спустился по лестнице и включил кое-где свет. Как только он осторожно закрыл за собой дверь, Дэйли Алис тотчас проснулась. Не то, чтобы ее разбудил шум, но мирный ее сон был нарушен именно его отсутствием.

На кухне горел неяркий свет, когда он открыл дверь. Тетушка Клауд сжалась от страха и слегка присела, когда увидела, что дверь открылась, а потом слабо ойкнула при появлении Смоки. У нее в руках был стакан теплого молока, а ее длинные и все еще красивые распущенные волосы, белые, как у Гекаты, рассыпались по плечам.

— Как ты меня испугал, — сказала она.

Они тихонько поговорили о бессоннице, хотя их шепот не мог никого потревожить, кроме разве мышей. Смоки, видя, что Клауд тоже страдает бессонницей, позволил ей согреть для него стакан молока и добавил в свой стакан немного бренди.

— Послушай, какой ветер, — сказала Клауд.

Наверху, над головой они услышали длинный скрип и тихий шум воды в туалете.

— Что такое? — сказала Клауд. — Совершенно бессонная ночь, и луны сегодня нет.

Она поежилась.

— Никто не спит, похоже на ночь перед катастрофой или перед какими-то событиями. Ну, может быть, это случайность.

Она сказала это таким тоном, как если бы говорила «Господи, помоги нам».

Смоки немного согрелся. Клауд перелистывала страницы поваренной книги. Он надеялся, что она не останется сидеть и ждать рассвета, он также надеялся, что и к нему придет сон.

Поднявшись на лестницу, Смоки не пошел в свою спальню, где, как он знал, сон еще не ждал его. Он пошел к комнате Софи, не имея другой цели, чем просто взглянуть на нее. Ее спокойствие благотворно влияло на него и он тоже успокаивался — это было все равно, что гладить кошку. Когда он открыл дверь в ее спальню, он увидел в бледном лунном свете, что кто-то сидит на краю постели Софи.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});