Пляска в степи - Виктория Богачева

сторон.

Одернувший Гостивита Гориславича старик остановился подле Ярослава и заговорил с ним, и тот кивнул, приложив к груди раскрытую ладонь, а напоследок и вовсе склонил перед старцем голову.

Не задержавшись подле брата, ушел и Святополк.

— Когда мальцом был, все никак в толк взять не мог, отчего отец вече бранит всякий раз, — Ярослав откинул с лица выбившиеся из-под кожаного шнурка волосы и с невеселой усмешкой посмотрел на воеводу. — Что скажешь, дядька Крут?

В гриднице остались они вдвоем да сотник Стемид — князь велел ему подойти кивком головы. Воевода же замахал руками на сунувшихся было вовнутрь холопов: рано, мол, еще, снаружи обождите.

— Коли уж батюшку твоего вспоминать, то и вполовину так худо у него не бывало, — забрюзжал дядька Крут, все поглаживая густые седые усы.

— Да что тут думать, батька, коли б ты дозволил, мы б давно толстосума этого угомонили! — не выдержав, в сердцах бросил Стемид.

Был он еще молод для сотника по зимам, так размышлял воевода. Молод да горяч, но за князя был готов и в костер, и в ледяную воду — куда велят. Потому его Ярослав и приблизил, хоть и стоило, может, обождать. Ему нужны были такие люди.

Вот и нынче у сотника Стемида пламенным гневом горели голубые глаза, а медные волосы были всколочены оттого, что все вече напролет тот зарывался в них ладонями, ярясь.

— Каждого не угомонишь, — Ярослав поглядел на сотника. — Чую, что худое замышляет супротив меня Гостивит Гориславич. Чую. Но токмо на поклепе судить его не могу. Отец его привечал…

— Знамо, мутит воду боярин, — дядька Крут покачал головой, разочарованный.

Упрямства князя он не понимал, да и не хотел. — Княгиня Мальфрида уж все пороги его терема стесала, в гости денно захаживая.

— Воевода! — Ярослав вскинул руку, предостерегая. — Довольно. Не будем о княгине.

Вспылив, он вздохнул и посмотрел по очереди на обоих. И сотник его, и воевода нынче были едины. Их несогласие князь легко мог прочесть в яростном взгляде Стемида, в нахмуренности дядьки Крута.

— Засиделись мы нынче, — уже спокойнее заговорил князь и первым зашагал к дверям.

Нагнав его уже в сенях, воевода придержал за локоть и все же сказал:

— Ты хоть княгиню свою от старой ведьмы отвадь! Чему еще старуха девку… Звениславу Вышатовну научит!

* * *

Был ясный, солнечный день. Последние теплые седмицы остались, считай, а после уж окончательно придет на Ладогу осень. Возвращаться в избу да слушать причитания жены воеводе не хотелось. Да и было у него одно дельце на княжьем подворье, коли уж он оказался на нем нынче. Поймав мальчишку из детских, он вызнал у того, где поселились сопровождавшие новую княгиню люди и направился туда. Мыслил, повидаться перед отъездом с воеводой Храбром да узнать у него кой-чего.

Гостей князь приветил, как должно. Выделил им избы неподалеку от терема, приставил всякую прислугу — и девок, и холопов. На все трапезы звал к себе в терем за стол. Не каждого заморского гостя так на Ладоге привечали.

На крыльце избы воевода повстречал Чеславу и едва не крякнул вслух! Эта-то зачем тут взялась? По мужам принялась шастать, эдакая дрянь?! Девка в мужицких портах! Да он до последнего своего вздоха с таким не смирится и не привыкнет!

Заметив его, Чеслава принялась расправлять рубаху, выбившуюся из-под воинского пояса. Неосознанно она потянулась к повязке, закрывавшей глаз, и поправила и ее тоже.

— Что избу без дела подпираешь? Али в тереме заняться нечем? — недружелюбно пробурчал воевода, поднявшись на крыльцо.

Ему дерзить Чеслава не смела. Перевела взгляд на свои руки и раздраженно пожала плечами, отчего жиденькая косица соскользнула за спину.

— Княгиня восхотела с ними свидеться. А меня к ней князь приставил.

Вот, стало быть, как. Не медля ни мгновения, дядька Крут толкнул дверь сперва в сени, а после — в горницу. Он и сам не ведал, что хотел застать да чего добиться такой спешкой. Но, оказавшись внутри, увидал, что молодая княгиня сидела на лавке, а напротив нее через стол — воевода Храбр с сыном Баженом. В воздухе еще слышался ее смех, когда дядька Крут вломился в избу.

По уму следовало, конечно, постучать. Раздосадованный на самого себя, он засунул пятерню в волосы на затылке и разворошил их.

— Здрав будь, воевода, — Храбр Турворович поднялся ему на встречу, а следом за отцом — Бажен. Оба приложили к груди раскрытые ладони и слегка наклонили головы.

— Мир твоему дому, воевода, — отозвался в ответ дядька Крут.

Молоденькая княгиня в новенькой кике смотрела на него со сдержанным любопытством.

Старый дурак, выругал себя он. Нашто вломился, заслышав, что и она тоже тут? При ней-то как спросить о том, что волнует?! Ушел бы да вернулся опосля. Вот уж велика беда — княгиня пришла с дядькиным воеводой попрощаться перед отъездом. Но после Рогнеды, конечно, все самое дурное в голову и лезло…

— Раздели с нами трапезу, — пригласил Храбр Турворович, указав рукой на стол с кувшинами, кубками да подносом с пирогом, и тут уж дядьке Круту было некуда деваться.

Отказаться от такого приглашения — значило обидеть.

Нехотя он уселся за стол со стороны княгини, поодаль от нее да покосился в другую сторону. На самом краю лавки лежал огромный, небрежно сложенный сверток. Внутри воевода разглядел пару шерстяных безрукавок да иную одежу.

— Это нам с батькой Звенислава Вышатовна передала, — беспечно рассказал Бажен, заметив косой взгляд воеводы, и потянулся здоровой рукой к чарке.

На раненном плече он все еще носил тугую повязку: трудно заживал удар меча берсерка.

Отрок болтал, не думая. Вот и отец его нахмурился.

— И пирог еще!

Воевода Храбр как раз поднялся на ноги и взял в руки нож, чтобы его разрезать.

Дядька Крут поглядел на княгиню: та смущенно улыбалась, опустив взгляд на сложенные на коленях руки. На запястьях у нее были защелкнуты новенькие наручи: втрое краше тех, что носила, будучи княжьей невестой.

— Недолго вы у нас погостили. Остались бы хоть до торга, когда норманны приедут! Знатный будет торг! — дядька Крут вновь повернулся к Храбру Турворовичу.

Тот откинул с лица темные, как и у сына, волосы и покачал головой.

— Благодарю за гостеприимство, воевода, но пора и честь знать. Домой хочется — к семье, — его глаза улыбались.

И вовсе не зазорно было ему признаться, что соскучился по водимой жене да по детишкам. А коли кто в храбрости да доблести его сомневаться станет — так воеводе Храбру найдется, что ответить.

— Когда собираетесь?

— Да через