Пляска в степи - Виктория Богачева

у нее дитя.

Когда потревоженный распахнутым пологом воздух резко погасил маленький огонек и рассеял дым, Иштар подняла голову. Скрестив на груди руки, у полога стоял Барсбек. Неодобрительным взглядом он окинул разложенные вокруг Иштар ветки и травы, втянул носом дым и резко скривился.

Смотреть на него было больно, и потому Иштар отвернулась. Хватит ей на сегодня боли, пусть он уйдет.

— Почему твой отец зол на тебя? Что ты натворила? — спросил он так, словно и не было тысячи лун, когда они делили постель, и он обнимал ее ночами.

Он не дождался от Иштар ответа и потому заговорил сам.

— Багатур-тархан приказал связать тебя, чтобы ты не убежала.

Не выдержав, она вскинула на него яростный взгляд и вытянула перед собой руки.

— Так давай.

Едва ли ему понравилась ее дерзость, но Барсбек не подал вида. Он шагнул вперед, тотчас заняв собой все свободное пространство маленькой палатки, и, подобрав полы широкого кафтана, опустился перед Иштар на корточки. Против воли его взгляд то и дело возвращался к ее опухшей щеке с синяком и царапинами. Утром, стоя у полога в шатер тархана, он слышал глухие звуки ударов. Думал, наказывают ленивого раба, но, войдя, увидел валявшуюся на земле Иштар.

Он ненавидел ее за то, что она сказала тогда. Что она ему не жена, и у него нет права ей приказывать. Ненавидел, но отчаянно тосковал.

— Я хочу мира в своем войске, Иштар. Мне хватит немирья с русами.

Она упрямо мотнула головой, но вытянутые руки все же спрятала. На Барсбека она по-прежнему старалась не смотреть, потому что всякий раз перед глазами возникал образ мертвого мужчины из ее сна. Он сидел к ней вплотную, и его лицо было так близко — она могла увидеть и тонкие светлые шрамы на щеках, и глубокие морщины на лбу и меж бровями, и серые холодные глаза.

Иштар прикрыла глаза. Если не видеть его лица, должно быть легче.

— Уходи, — сказала она глухо и почувствовала, как рядом с ней дернулся, услышав, Барсбек. — Я не хочу с тобой говорить.

Она, как никто, знала, каким гордым был ее полководец. Знала, что, если она прогонит его, тот не станет упрашивать. Так и случилось. Все еще сидя с закрытыми глазами, Иштар почувствовала колыхание воздуха у лица, а после на нее легонько подул свежий ветер, и она услышала, как зашуршал поднятый полог палатки.

Если Барсбек разлюбит ее, то не разозлится, когда придет время отдавать ее тархану русов. А чтобы разлюбить, он будет меньше на нее смотреть. И больше не будет приходить к ней по ночам в палатку, чтобы согреть. Может, тогда у Иштар получится улизнуть. Она сбежит, и отец не сможет продать ее Саркелу.

Когда Барсбек ушел, она свернулась на мягкой шкуре в клубок и укрылась сверху плащом, чтобы заглушить свои всхлипы. Внутри болело так, как не болело еще никогда. Ни один удар отца не причинял ей такую боль, как когда она прогнала Барсбека, и тот молча ушел. Но Иштар знала: так будет лучше. Так она его сбережет от участи, которую увидела во сне.

Если бы маленькая Иштар прилежнее наблюдала за старухой, матерью ее матери, когда та смотрела в дым, чтобы разглядеть будущее, если бы маленькая Иштар прилежнее училась у нее, то сейчас бы она понимала, что тщетно надеется на то, что у Барсбека получится обхитрить судьбу.

Но Иштар так и не научилась заглядывать в дым и потому, выплакав все слезы, заснула в ту ночь с надеждой в сердце.

* * *

Солдаты шептались за его спиной, и не просто так. Обозлившись на Иштар, он высек семерых за незначительнейшие провинности. И велел готовить войско к наступлению, невзирая на последний приказ Багатур-тархана. Жалкую крепость русов они возьмут и без осадных орудий, ни к чему их ждать.

Два юных хазарина помогали Барсбеку облачаться в доспех и возились с ремешками кирасы, и он чувствовал исходивший от них страх. Наверное, боялись быть запоротыми в кровь. Но сейчас он уже остыл, и ярость не застилала глаза тяжелой, багряной пеленой.

Он сам закрепил на воинском поясе ножны с саблей, взял в левую руку кистень и вышел из палатки. Юноши побежали за ним, держа в руках лук, полный стрел колчан и копье. Снаружи Барсбека ждал оседланный жеребец и несколько сотен хазар, которых он поведет сегодня в бой. Багатур-тархан хочет, чтобы они взяли шатер Нишу-хана, и Барсбек исполнит его волю.

Русы уже знали, что они идут. Невозможно спрятать в степи столь огромное войско. Так даже лучше, зло усмехался Барсбек. Пусть знают, что я иду. Тархан русов даже попытался направить гонцов, попросить у соседей подмоги. От хазарской стрелы ускользнул лишь один из пяти, но едва ли он поспеет передать весть от своего тархана до того, как все будет кончено.

Войско снималось с места еще до рассвета, в мрачных утренних сумерках, оставляя позади себя совсем немногое: Иштар и хазар, которые будут ее охранять. Сторожить, чтобы не сбежала. Барсбек хотел бы позабыть ее имя и лицо и никогда больше не вспоминать.

Не смотря по сторонам, он натянул поводья и слегка ударил пятками по бокам жеребца. Страшным, разрушительным оружием была хазарская конница. Она сметала все на своем пути — людей, укрепления, любые преграды. Точные, свистящие стрелы пробивали любую кольчугу и за пару сотен шагов. С запаленным огнем, они играючи поджигали деревянные шатры русов. Острые, тяжелые копья сбивали на землю всадников или же убивали под ними лошадей. Изогнутые сабли рубили головы, кистени в щепки разносили щиты, сминали и дробили кости.

Русам не на что надеяться. Никто не переживет следующую ночь.

Нишу-хан не станет выводить свое войско на открытое место, не пойдет встречать хазар в степи. Нет, он скорее схоронится внутри городища, укроется за крепким и высоким деревянным частоколом и земляной насыпью перед ним. Хазары брали и не такие укрепления. С осадными орудиями они захватывали каменные крепости. Что им жалкий шатер из дерева?..

Они пустят огненные стрелы и подожгут шатер изнутри. Еще издалека убьют русов, охраняющих частокол наверху. Выкурят их всех дымом и огнем. А после вместе со стрелами пустят наверх петли и веревки, по которым самые отважные среди хазар с легкостью вскарабкаются на частокол. Кто-то из них выживет и распахнет ворота изнутри, и тогда жалкое городище русов падет.

Барсбек скакал впереди всего войска, и горячий степной ветер лишь сильнее будоражил его кровь, пока он представлял, как