Трактат об удаче (воспоминания и размышления) - Евгений Сапиро

Ваш покорный слуга, опередив десять конкурентов, вошел во второй тур, но в финале уступил Петру Латышеву. Однако своим выходом «в свет» (областной, федеральный) обязан именно этим выборам.

Весной 1990 года избирались не только народные депутаты РСФСР. Одновременно с ними получили свои мандаты депутаты городских и областных Советов. Среди них оказались будущие сенаторы первого созыва Виталий Зеленкин и Сергей Левитан, депутаты Государственной думы Владимир Зеленин и Андрей Климов.

Вспоминая об этом периоде, нельзя не сказать хотя бы пару слов о последних днях КПСС. Если в Москве вокруг этого кипели страсти, телегеничный Руцкой долбал невзрачного Полозкова, то в Перми было относительно тихо. Как в популярном анекдоте о перестройке:

Это – как ветер в тайге. Верхушки деревьев раскачиваются, а внизу тихо-тихо.

Последняя областная отчетно-перевыборная партийная конференция прошла в 1991 году чуть энергичнее, чем раньше, но без революций. Хотя несколько выступавших (запомнился, например, профессор университета Орлов) требовали соблюдения чистоты марксизма, призывали вернуться к прежней КПСС, требовали крови изменника Горбачева.

Я как зампред облисполкома удостоился чести не только стать делегатом конференции, но и был включен в список членов обкома. При обсуждении кандидатур выступил рабочий из Березников (фамилию не запомнил). Он посчитал, что присутствие в руководящем партийном органе демократа и рыночника Сапиро, к тому же ратующего за многопартийность, будет ошибочным. И предложил мне поискать место в другой партии.

Мне дали слово. Сказал я примерно следующее:

«Я тридцать лет в партии, и куда-то перебегать не собираюсь – пусть это делают те, кому я не нравлюсь; я хочу, чтобы партия, в которой я состою, была сильной, конкурентоспособной, пользовалась поддержкой большинства народа; если мы пойдем по пути, который предлагают профессор Орлов и мой оппонент из Березников, убежден, что наша партия обречена на поражение».

При голосовании человек 50 проголосовали «против». Что не оказалось рекордным результатом.

И сегодня я не отказываюсь от этих слов. Прекрасно понимаю отсутствие оригинальности в истине, что история не имеет сослагательного наклонения. И, тем не менее, иногда задумываюсь о том, как бы повел себя, если бы КПСС пошла по социал-демократическому пути, повинилась за многое из постыдного прошлого… Наверняка остался бы в ее рядах. Хотя бы по той причине, что почитаю такое качество, как верность. И в личной жизни, и в работе. Да, чувства могут поостыть, но сдавать людей, с которыми много лет работал, дело, которым занимался с полной отдачей всю сознательную жизнь, – для этого нужны особые, форс-мажорные обстоятельства. Нерешительность и непоследовательность М. Горбачева этот форс-мажор создали. И все-таки я не поддался модному тогда соблазну – хлопнуть дверью, выйти из КПСС. Дождался августа 1991 года. И об этом тоже не жалею.

Весной 2002 года ушла из жизни символ английской монархии – королева-мать. Информационные агентства передали: «Умерла во сне». Пермская партийная организация тоже ушла в мир иной «во сне». Как член обкома последнего созыва, я входил в комиссию, возглавляемую вторым секретарем Валерием Суркиным. Собирались мы не часто, но даже эти редкие встречи запомнились как бессодержательные. Особенно это было заметно на фоне перегруженного работой (и реальными проблемами) облисполкома. Дело совсем не в Суркине, которого я знал энергичным, конструктивным первым секретарем Пермского горкома. Просто у обкома к этому времени полностью исчезли рычаги управления. Исчезла власть. Не осталось ни кнута, ни пряника. Так что не правы те, кто утверждает, что кончина КПСС в августе 1991-го произошла в результате катастрофы. Ее сердце остановилось во сне. По крайней мере, у нас, в глубинке.

А как же ГКЧП?

Конечно, это было событие. Но не из разряда «причин». Это было «следствие» явления по имени «перестройка».

Я бы сравнил членов ГКЧП с реанимационной бригадой, которая могла бы продлить жизнь больному по имени КПСС лет за пять до этого. Пока выпущенный М. Горбачевым вирус свободы не распространился по всей стране, пока миллионы людей не попробовали ее на вкус и, главное, еще не ощутили слабости коммунистического режима.

Жесткими мерами, «электрошоком» в 1986 году приступ свободолюбия еще можно было остановить. Больной все равно бы остался инвалидом, но пару десятков лет вполне мог протянуть (например, в северокорейском варианте). Из-за полного отторжения в руководящих рядах собственных дэн сяо пинов вариант рыночного коммунизма нам не грозил, так что рано или поздно нашего больного все равно бы доконала неконкурентная экономика.

В 1986 году реаниматоры приняли инфаркт за насморк и на вызов вообще не поехали. В 1991 бригада приехала пьяной и вместо аппарата искусственного сердца подключила телевизор с танцем маленьких лебедей. Уронив при этом больного.

Я сознательно ухожу от важнейшей причины развала СССР – национальной, парада суверенитетов. Если бы экономические преобразования, либерализация экономики начались сразу после избрания Съезда народных депутатов СССР, если бы в этом руководство страны не боролось с реформаторами (включая прибалтов), а бежало впереди их паровоза, то… Имеется небольшая, но вероятность, что обновленный Союз сохранился бы.

Но все это – «сослагательные наклонения», которые историей в расчет не принимаются.

На практике же после ГКЧП Борис Ельцин, не претендуя на хорошие манеры, отодвинул нерешительного водителя Горбачева, крепко взял руль в руки и, включив прямую передачу, нажал педаль газа до пола.

Начиналась его эпоха.

Эпоха Ельцина

Великая и трагическая. Но об этом позднее, а для начала – немного лично о нем.

Знаю в Перми немало людей, которые в то или иное время общались с Борисом Николаевичем. Среди них однокашники по березниковской школе, по Уральскому политехническому институту (А. Юзефович), соратники по КПСС (Б. Коноплев), по межрегиональной группе (С. Калягин), назначенцы первого президента России (Б. Кузнецов, Г. Игумнов). Кто-то знает его хорошо (с А. Юзефовичем они друзья со студенческих лет), кто-то – чуть-чуть. Для одних он кумир, для других, мягко говоря, отрицательный персонаж. Для каждого – свой. В том числе и для меня.

Первый запомнившийся эпизод с участием БН – заочный. Ранняя весна конца 1980-х. Я выступал официальным оппонентом по защите докторской диссертации в Свердловске. Совпало это событие с очередной борьбой ВАКа с банкетами, так что в целях конспирации успешную защиту отмечали дома у соискателя. Накрытый стол украшала большая ваза с редкими тогда апельсинами. Свежеиспеченный доктор наук перехватил мой взгляд:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});