Песнь серебра, пламя, подобное ночи - Амели Вэнь Чжао

class="p1">«Не может быть», – подумал Цзэнь, переместив взгляд на девушку рядом с ним. Лань тоже стояла совершенно неподвижно. Он мог видеть ее в тусклом свете печатей: губы приоткрыты, шкатулка с окариной прижата к груди, как игрушка, которую ребенок сжимает, чтобы успокоиться.

Чем дольше он наблюдал за ней, тем сильнее его обжигали скопившиеся внутри вопросы. Кем была ее мать? Как она заполучила подобное знание? Со временем тропы, ведущие к Четырем Богам-Демонам, были потеряны, стали секретом, поскольку могущественные практики по всему Последнему царству боролись за право обладать ими, а Императорский двор и вовсе пытался контролировать их. Последний из четверки, Черная Черепаха, исчез со смертью Ночного убийцы – человека, к которому был привязан.

– Здесь ничего нет, Эрасциус, – наконец сказала Лизабет. Ее голос был приглушенным, как если бы она стояла в углу комнаты. – Возможно, глупый призрак расшевелил старую печать.

Совсем рядом раздался стук сапог по гравию.

– Я редко ошибаюсь, – донесся голос Эрасциуса менее чем в двух шагах от потайной комнаты. Казалось, его все время притягивало к этому месту. – Но возможно, на этот раз я признаю свой промах.

– Конечно, – поспешно отозвалась Лизабет. – Я тоже это почувствовала. Здесь что-то сработало, что-то магическое.

– Они снова ускользнули у меня из рук. В следующий раз им так не повезет. – Слова Эрасциуса были обещанием, приправленным ядом. – Давайте не тратить больше время на эти руины. Двенадцать циклов прошло, а зловоние хинов так и не выветрилось.

Их шаги растворились в пустоте. Цзэнь не сдвинулся с места, так и стоял, прислонившись к стене. Шок последних минут ревел в его сознании, растекался по его крови. Уже долгое время сердце практика не колотилось так быстро.

– Цзэнь?

Он моргнул, возвращаясь к реальности. Лань стояла напротив него. В бледном сиянии окружающих их печатей ее лицо казалось белым, как у призрака. Он уставился на нее, на певичку, которую нашел в обычном чайном домике Хаак Гуна, и впервые почувствовал, как натягиваются нити судьбы, двигающие его в непредвиденном направлении.

Все знаки были налицо. Следы инь, которые он почувствовал еще в лавке старого торговца. Выброс энергии, когда она, даже не моргнув глазом, убила элантийского солдата. Шрам на ее запястье, не по годам развитый навык создания печатей всего после нескольких недель тренировок.

И окарина… таинственная окарина, которая пела только для нее.

Мать Лань дала ей ключ к местонахождению исчезнувших Богов-Демонов.

– Цзэнь? – снова позвала Лань.

Он уставился на нее, на шкатулку с окариной, которую она прижимала к груди. Девушка, которая скорее всего хранила ключ к неизмеримой силе.

Та, что могла изменить ход истории.

Цзэнь точно знал, что Дэцзы и Ешина Норо Улара думают о Богах-Демонах, об использовании их силы в борьбе с элантийцами.

«Четверка – это боги, – сказал Дэцзы несколько циклов назад, когда Цзэнь предложил ему эту идею. – Ты изучил историю нашей земли, историю воюющих кланов, расцвета Первого царства, строгий режим Срединного царства и вымощенный кровью путь Последнего. Тебе известно, какую цену люди платили, чтобы достичь власти. Силы богов должны оставаться с богами, нам же, людям, никогда не предназначалось ими быть».

И все же Цзэнь подумал о Старшем мастере, которого они видели во дворе. В отчаянной попытке защитить свою школу он превратился в дикого мо. О Шэньай и учениках Школы Сжатых Кулаков, которые вынуждены были оставить свои души в подвешенном состоянии между жизнью и смертью. О некогда великом символе цивилизации, превращенном в руины элантийскими завоевателями, что издевались над непогребенными телами ее защитников.

Порочный круг, который он видел в Последнем царстве, в своем народе.

Все это стало следствием отказа от власти. Отказа от идеи стать богами. Теперь ими правили новые, более жестокие и беспощадные боги.

В эпоху Первого, Срединного и Последнего царств народ Хин был свидетелем взлетов и падений кланов, императоров, династий. Элементы находились в постоянном движении, один побеждал другого в цикле разрушения и возрождения.

Возможно, в этом и заключалась истина Пути.

Возможно, всему этому было суждено случиться.

Новая мысль пришла к Цзэню, как пламя среди темноты.

Долг тех, у кого есть сила, – защищать тех, у кого ее нет.

Если бы у хинов была сила Богов-Демонов… если бы они могли использовать эту силу против элантийцев…

Нет. Всю свою жизнь он жил в тени ошибки Ночного убийцы, той, которая подарила Девяноста девяти кланам их репутацию и уничтожила их шансы на возрождение. Той ошибки, что превратила демоническую практику в позорное пятно на истории Хин.

Он знал, как это опасно.

Цзэнь протянул руку и сказал:

– Позволь мне оберегать окарину для тебя.

Лань метнула в его сторону взгляд. Она заколебалась всего на долю секунды, но он все же почувствовал это.

Цзэнь похлопал по висевшему у него на поясе черному шелковому мешочку, украшенному эмблемой красного огня.

– Эта сумка предназначена для хранения вещей практика. При необходимости она может приобретать любые размеры. – Он заставил себя улыбнуться: – Я обещаю сохранить окарину в целости и сохранности. Разве я когда-нибудь нарушал обещание?

На мгновение ему показалось, что Лань откажется. Однако вместо этого девушка наклонилась вперед и прищурилась.

– Почему ты улыбаешься? Я начинаю нервничать, когда ты такой ласковый и красноречивый.

Цзэнь нахмурился:

– Значит, ты хочешь, чтобы я ворчал день напролет?

Лань ухмыльнулась.

– Именно так, – сказала она и просто протянула ему шкатулку с окариной. Вещица была не тяжелее камня, но, когда он держал ее, она, казалось, вмещала в себя вес всех миров. Такова была тяжесть доверия Лань.

Цзэнь осторожно засунул шкатулку в свой мешочек.

– Тогда давай возвращаться, – сказал он и прижал пальцы к каменной двери. От его прикосновения ци печатей закружилась, и Цзэнь потянул за нити, которые должны были образовать Ключ.

Когда дверь со скрипом открылась и они вышли, Лань закричала.

Чувства Цзэня обострились. Он едва заметил сдвиг ци вокруг них, когда по его венам пронесся разрывающий изнутри огонь.

Отстраненно практик почувствовал, как его тело ударилось об пол. Он был парализован: ци в его плоти и крови вывело из равновесия вторжение холодного, твердого металла, вросшего в его кости. Рот наполнился теплом, резкий привкус крови смешался с присутствием металла повсюду вокруг них.

– Привет, маленькая певичка, – донесся откуда-то поблизости голос, холоднее, чем зимний лед. Постепенно в глазах Цзэня начало темнеть. – Ты действительно думала, что я позволю тебе снова ускользнуть?

21

Сила без ограничений и сила без равновесия сродни путешествию во тьме без света.

Дао цзы, «Книга Пути» Классика добродетелей, 1.7