Песнь серебра, пламя, подобное ночи - Амели Вэнь Чжао

пепел. Перевернутые стулья и столы, и повсюду трупы учеников Школы Сжатых Кулаков, теперь превратившиеся в пустые скелеты.

Когда в комнате снова воцарилась тишина, правда о судьбе Школы Сжатых Кулаков лежала прямо перед Лань: еще одна веха народа Хин, павшего жертвой завоевателей.

– Лань. Лань, посмотри на меня.

Она встретилась взглядом с Цзэнем. Застывшее выражение на его лице напоминало девушке о том, что она видела в ту ночь, когда он забрал ее из Хаак Гуна. На его лице не было жалости, только жесткое сочувствие.

Не позволяй им победить.

Лань подумала о мастере Шэне, чья душа целых двенадцать циклов была привязана к этой комнате, чтобы защищать окарину. О Старшем мастере, превратившемся в рычащего, бесчувственного демона. Об учениках, чьи души остались в бессмертной вечности гуй.

О маме, которой пришлось пожертвовать собой, чтобы ее дочь выжила.

И для чего?

Когда придет время, эта окарина будет петь о гибели Богов.

Гибель Богов… Она понятия не имела, что это значит.

Лань знала только то, что окарина решила спеть для нее. Двенадцать циклов бесплодных поисков значения печати, которую мать оставила у нее на запястье, привели Лань сюда. Целая школа – мастера, Старшие мастера, ученики – отдали свои жизни ради этого момента.

Она крепче сжала гладкую поверхность окарины. Она не смогла спасти их, как двенадцать циклов назад, так и сегодня.

Она не позволит подобному случиться вновь.

Лань стиснула зубы и смахнула слезы со щек. Она резко встала на ноги, вырвав при этом свою ладонь из рук Цзэня, и сказала:

– Спасибо, что пришел сюда со мной.

Его черные ресницы затрепетали, когда он посмотрел на нее, слегка наклонив голову.

– Ты догадываешься, что может быть спрятано в этой окарине? – спросил Цзэнь.

Лань не знала, но необходимость отвечать отпала сама собой.

Энергии сдвинулись, почувствовалось подавляющее присутствие металла.

Затем послышался слабый отдаленный разговор с длинными и раскатистыми словами.

Стук сапог по двору снаружи.

Элантийцы.

20

Каждая школа практики обладает

Последним искусством – уникальным мастерством,

Которое Старший мастер дарует своим ученикам в знак высшего признания

«Путь практика», Приложение: Сто Школ

Цзэнь схватил Лань за руку.

– Сюда, – сказал он и потянул ее ко все еще открытым дверям Комнаты Запретных Грез – единственному месту, которое, казалось, избежало разрушения во время элантийского завоевания.

– Так мы окажемся в ловушке, – сопротивляясь, прошептала девушка.

– Нас не найдут, – поправил Цзэнь. Когда печать иллюзий Шэньай была сломана, стал виден истинный облик помещения, включая Комнату Запретных Грез и оставшуюся сеть печатей над ней. – Печати, скрывающие комнату Последнего искусства, встроены в сами кирпичи и камни этих стен. Даже элантийцы не нашли ее во время вторжения.

Лань, казалось, обдумала это утверждение, прежде чем сдаться. Помещение было тесным, едва ли больше уборной, так что в нее входил только стол с окариной, но Цзэню, который никогда раньше не бывал в комнате Последнего искусства, не было с чем сравнивать.

Закрыв двери, он наблюдал за тем, как начинают вращаться печати, за мягким свечением линий, из которых состояли их символы. Эти печати оказались слишком сложны даже для него. Приложив руку к дереву, он почувствовал печать, которая маскировала двери, создавая иллюзию камня с другой стороны. Ей помогали еще несколько, наложенных слоями для защиты и сокрытия. Затем, к удивлению Цзэня, было что-то, напоминающее печать Врат. Изучив печати еще несколько мгновений, он выдохнул и пробормотал:

– Это просто гениально. Они создали усовершенствованную печать Врат, чтобы перенести эту комнату в другое пространство. Когда двери открываются, печать Врат переворачивается, возвращая комнату обратно. Поэтому-то узнать о существовании этих дверей практически невозможно, не говоря уже о том, чтобы найти их и открыть.

Он понятия не имел, как Лань удалось не только найти, но и разблокировать эту скрытую ото всех комнату Последнего искусства. Одно стало ясно – в окарине скрывались ответы на все вопросы: присутствие инь в ее ци, скорость ее обучения, музыка, которую могла слышать только она.

Темнота в комнате постепенно рассеивалась, наполняясь тусклым мерцанием активированных печатей. Плетения ци были настолько старыми, что проникли в фундамент сооружения, отчего даже кирпичи, казалось, мерцали. Лань стояла напротив Цзэня с широко раскрытыми глазами. Ее зрачки расширились, магия печати касалась щек, как отражения в воде. Держась за рукав его халата, девушка находилась достаточно близко, чтобы он мог почувствовать, как ткань ее платья касается его.

– Я думала, печати исчезают, когда душа создавшего их практика уходит, – пробормотала Лань.

– Верно. Тем не менее во многих случаях плетение ци проникает так глубоко, что печать сохраняется в самом объекте. Как, например, выгребная яма, из которой сформировался тот бамбуковый яо. В данном случае стены и корни этой школы сохранили печати как часть себя, как если бы… имели разум. Что-то вроде мышечной памяти.

Лань прикоснулась пальцем к мерцающей стене, и на ее лице отразилось что-то похожее на удивление. Но оно быстро исчезло.

– Я слышу их, – прошептала она, когда шаги и голоса стали громче. – Я его чувствую. – Девушка прижала окарину к груди, но Цзэнь заметил, как она прикоснулась большим пальцем к левому запястью. – Думаю… Думаю, они нашли меня с помощью заклинания отслеживания.

Вина холодком пробежала по спине Цзэня. Выходить за пределы Пограничной печати было ошибкой. Улара предполагала, что заклинание в руке Лань будет действовать до тех пор, пока его не уничтожат. Печать, наложенная мастерами, наряду с Пограничной печатью, просто препятствовала его силе. Покинув Край Небес, они сняли один из защитных слоев.

Он протянул руку, осторожно положив ее на запястье Лань.

– Печати на этой камере похожи на зеркало, что прозрачно только с одной стороны. Мы слышим их, но, разрушив эту стену, они не найдут ничего, кроме травы и деревьев.

– Из-за печати Врат, – добавила она.

Цзэнь кивнул, а затем прижал палец к губам. Элантийцы вошли в комнату.

– …магия пришла отсюда, – послышался пронзительный женский голос, говорящий с военной выправкой. Цзэнь навострил уши. Магия. Так элантийцы называли ци. Эта женщина явно была магом.

Звуки элантийского языка никогда не переставали вызывать в нем тошноту и страх. Эти чувства усугублялись маленькой комнатой, в которой он стоял без возможности выйти, без возможности защититься, поскольку большая часть его сил была потрачена на печать Призыва. Цзэнь закрыл глаза и постарался дышать ровнее, сосредоточив свой разум на пространстве небытия, как учил его Дэцзы, когда старые воспоминания угрожали перерасти в панику.

– Здесь пусто, – заметил