Пелопоннесская война - Дональд Каган

успокоились, полагая, что дело о гермах получило удовлетворительное разъяснение, а сами они избавились от «многих бед и опасностей» (Андокид, О мистериях, 66)[31]. Преступниками, как выяснилось, была лишь небольшая группа людей, члены одной-единственной гетерии, среди которых было мало заметных политиков. Крупного заговора не наблюдалось. Однако дело о профанации священных мистерий еще ожидало своего разрешения, поэтому расследование продолжилось.

Новое обвинение прозвучало из высших слоев афинского общества в лице Агаристы, жены Алкмеонида. Оба имени были связаны с одним из знатнейших городских родов, к которому принадлежал основатель афинской демократии Клисфен, а также Перикл. Агариста сообщила об осквернении мистерий, состоявшемся в доме одного аристократа. В этом якобы участвовали Алкивиад, его дядя Аксиох, а также его друг Адимант. И вновь враги Алкивиада использовали это свидетельство в своих политических целях, заявив, что кощунство над священными обрядами было частью «заговора против демократии» (VI.61.1). Перемещения вражеских войск, обвинения в совершении того или иного святотатства, выдвинутые против почти ста человек накануне масштабной экспедиции в далекие земли, возможная причастность к этим святотатствам политиков, аристократов и в особенности самого Алкивиада – все это в совокупности лишь вызвало новые опасения относительно заговора, измены и угрозы государственному строю. «Все возбуждало подозрение против Алкивиада» (VI.61.4). Формальным обвинителем Алкивиада выступил Фессал, сын великого Кимона. Его происхождение и благородство семьи, а также изложенные им подробности придавали вес предъявленным обвинениям. Дело приняло настолько серьезный оборот, что Совет послал государственную трирему «Саламиния», чтобы доставить Алкивиада и еще нескольких обвиняемых участников похода обратно в Афины для проведения суда.

Здесь стоит задаться вопросом, кто на самом деле совершил эти святотатства и с какой целью. Осмеяния мистерий, без сомнения, были делом рук одной из гетерий – клубов, в которых молодые и состоятельные аристократы Афин, как тогда было принято, собиралась для совместных трапез и попоек. Но в пародиях 415 г. до н. э. не было никакого политического подтекста, ведь их проводили за закрытыми дверями, а их участники не имели ни возможности, ни намерения повлиять на кого-либо за пределами своего круга.

Нападение на гермы представляло собой куда более серьезное дело и уж точно не было обычной пьяной выходкой. Чтобы осуществить такой амбициозный план, каким было обезображивание статуй бога по всей территории Афин, требовался определенный уровень организации, планирования и гораздо более многочисленная группа участников. Андокид, сведения которого подтверждаются другими источниками, дает случившемуся самое правдоподобное объяснение, сообщая, что виновными были члены его собственной гетерии во главе с Эвфилетом и Мелетом. Однако нет никаких причин полагать, что этот акт вандализма был частью заговора по изменению государственного строя в целях установления олигархии или же тирании. Никто из доносчиков – вне зависимости от правдивости их слов – не утверждал ничего подобного, и нет ни одного свидетельства древних, которое бы подкрепляло эту версию.

И все же тот факт, что преступление было совершено накануне отплытия экспедиции на Сицилию, вряд ли является случайным совпадением, и не стоит сомневаться в том, что оно было политически мотивировано. Некоторые афиняне подозревали в нем коринфян, полагая, что те таким образом пытались предотвратить нападение на Сицилию. Независимо от того, участвовал в святотатстве кто-либо из чужеземцев или нет, вполне вероятно, что у замешанных в нем афинян на уме была именно такая цель. Они знали, что одним из командующих походом уже назначен Никий, который не только считался самым набожным человеком в Афинах, верил в предзнаменования и содержал собственного провидца, но и был известен своей осторожностью и отрицательным отношением к кампании. Подобно большинству греков, афиняне были суеверны и часто прерывали общественные собрания из-за природных явлений, таких как бури и землетрясения. Какого еще результата могли ожидать участники заговора, как не того, что Никий придет в смятение от столь страшного надругательства над богом путешественников накануне величайшего из совместных странствий?

Заговорщики никак не могли предвидеть той неразберихи, которая возникла после разоблачения дела о мистериях. Вместо этого они надеялись создать атмосферу сильного страха и оцепенения, в которой все станут вопрошать о том, что означают нападения на гермы и как они могут сказаться на походе. Одним из побочных следствий всеобщей истерии, вызванной двойным святотатством, стало то, что Никий лишился возможности действовать ожидаемым образом, будучи связанным по рукам и ногам. В списках подозреваемых значились двое из его братьев, и один из них, по-видимому, действительно был виновен. После того как их имена стали достоянием публики, Никий уже не мог использовать повреждение статуй как повод для отмены похода, ведь тогда его самого сразу же заподозрили бы в участии в заговоре – после провала всех предыдущих попыток добиться того же. Прочие бесчинства, которых никто не мог предвидеть, окончательно уничтожили все шансы на успех, которые только могли быть у этого причудливого заговора.

Подозрения, павшие на Алкивиада в связи с делом о мистериях, также имели совершенно неожиданные последствия. Хотя он никоим образом не был причастен к нападениям на гермы, его политические противники воспользовались всеобщей паникой для его дискредитации в тот самый момент, когда он готовился к отплытию. Позднее его многочисленные враги вызвали его в Афины на суд, который должен был состояться в отсутствие самых решительных его сторонников и на котором он не мог рассчитывать на оправдание. Нельзя было предугадать, что противники сицилийского похода, оказавшись не в силах предотвратить сам поход, в итоге внесут своими действиями весомейший вклад в ту гибельную катастрофу, которой он закончился.

СТРАТЕГИЯ АФИНЯН

Вышедший из Пирея афинский флот состоял из 134 боевых трирем, из которых 60 были собственно афинскими, а также неизвестного количества судов для перевозки воинов. На них находилось 5100 гоплитов, из них 1500 афинян – на тот момент это было самое крупное гоплитское войско, выставленное Афинами за всю войну, если не считать тех, кого отправляли на опустошение земель Мегар. Афины также снарядили 700 фетов в качестве корабельных воинов, большая же часть остальных бойцов происходила из подвластных афинянам городов. Некоторое количество воинов предоставили вольные союзники Афин, такие как Аргос и Мантинея. Также насчитывалось около 1300 легковооруженных воинов разного типа. Имелось одно судно для перевозки лошадей, на котором, помимо лошадей, следовало 30 человек – вся конница экспедиции. Еще 30 грузовых судов везли продовольствие, припасы, пекарей, каменщиков, плотников и инструменты для возведения стен.

На Керкире каждый из стратегов взял на себя командование третьей частью от всего флота, что должно было дать им возможность действовать независимо и облегчить задачу снабжения. Затем весь флот пересек море по направлению к южному побережью Италии, где афиняне столкнулись с неожиданным препятствием: города, которые они планировали использовать в качестве опорных баз и для пополнения припасов, отказывались пускать их к себе. Ключевые из них – Тарент и Локры – не позволили афинским кораблям даже бросить якорь и запастись питьевой водой. Важнейшим городом из всех был Регий, который занимал удачное стратегическое положение для высадки на северном и восточном побережье Сицилии и для атаки на Мессину – главный сицилийский порт, расположенный на другой стороне пролива. И хотя во время прошлой экспедиции на остров с 427 по 424 г. до н. э. регийские союзники афинян охотно шли на сотрудничество, в этот раз они заявили о нейтралитете и не допустили афинян в свой город, разрешив им лишь вытащить корабли на берег, разбить лагерь вне городских стен и купить необходимые товары. Что изменило настрой регийцев? Вероятнее всего, то была реакция на громадные размеры второй экспедиции, которые заставляли думать, что афиняне пришли на запад с целью завоеваний, так же как ранее они приходили на восток. Казалось, они прибыли вовсе не для того, чтобы, как они сами заявляли, оказать помощь своим союзникам в их локальных спорах и умерить амбиции Сиракуз. Флот из шестидесяти кораблей, за который собрание проголосовало в самом начале, пожалуй, не произвел бы подобного впечатления. Как бы то ни было, великая армада не смогла воспользоваться базой, на которую афиняне так рассчитывали, что стало ощутимым ударом по перспективам всего похода.

Новости из Эгесты лишь усугубили уныние афинян. Никий не сильно удивился, когда узнал, что для обеспечения военной кампании эгестийцы в состоянии предложить всего тридцать талантов, но его товарищи по командованию были потрясены. Все эти события вынудили военачальников пересмотреть цели и стратегию похода, и тогда Никий выдвинул программу-минимум: афинянам следует