Украинский национализм. Факты и исследования - Джон Армстронг

Религия проникала в наименее образованные слои общества, а национализм на востоке Украины пользовался серьезной поддержкой интеллектуалов, которые вместе с техническими специалистами играли ведущую роль в реорганизации жизни при германской оккупации. Хотя немцы позволили многим советским административным служащим низшего звена сохранить должность, поскольку эти люди были, по-видимому, управляемы, даже если и симпатизировали коммунистам, все те, кто занимал при советской власти заметный пост, от управления были отстранены. Их заменили учителя, инженеры, университетские профессора и другие специалисты, которым не хватало способностей, чтобы стать успешными организаторами новой администрации; трудно сказать, в какой мере они смогли бы успешно поддерживать порядок и обеспечивать работу необходимых служб без немецкого контроля. Конечно, трудности, с которыми они сталкивались в организации сил безопасности, боровшихся с коммунистическим проникновением, и в использовании прессы показывают, что восточные украинцы сами по себе, не имея поддержки административных структур, встали бы перед неразрешимыми проблемами. В той ситуации при ценной помощи западноукраинских организаторов в решении ключевых задач типа развертывания полицейских единиц восточноукраинская администрация справилась с обязанностями, возложенными на нее немцами.

После обескураживающего опыта общения с ОУН многие интеллектуалы стали враждебно относиться к украинскому национализму как политическому движению, а подавляющее большинство было безразлично к нему. Во многих областях, однако, интеллектуалы были вовлечены в националистическое дело и придали новый стимул движению, а в некоторых городах националисты доминировали. Приверженность национализму имеет ряд причин. В Восточной Украине национализм находил большинство своих активных сторонников среди интеллектуалов; многие представители старшего поколения с ностальгией вспоминали краткий период национальной независимости во время революции либо были детьми тех, кто был в гуще событий того времени. При советской власти интеллектуалов вдохновлял «национальный коммунизм» периода Скрипника, а поощрение украинской культуры стимулировало националистические настроения многих людей, получавших образование в то время. Интеллектуалы особенно пострадали в период последовавших сталинских репрессий, и многие были готовы примкнуть к любому антисоветскому движению.

Националистическое движение получило колоссальную помощь оттого, что немцы разрешили ему вести пропаганду сразу после ухода советских войск. Кроме того, даже после запрета немцами деятельности ОУН украинский язык и культура культивировались. К концу оккупации многие восточные украинцы считали, что немцы в конце концов поддержат идею украинской государственности хоть в какой-то форме, и поэтому охотно относили себя к украинцам. Некоторые украинцы предпринимали определенные действия, говорившие о желании продолжать отношения с Россией, и немцы не препятствовали этому, поскольку нуждались в противовесе националистическому движению, но открытая пропаганда такой альтернативы независимости была запрещена почти до конца оккупации. Интеллектуалы привыкли за годы советской власти действовать в соответствии не только с линией официальной политики, но и той, что, по их представлениям, будет проводиться в будущем, поэтому украинскому национализму помогла даже небольшая поддержка немцев. Многие украинские интеллектуалы, занимавшие административные посты в Киеве и в других населенных пунктах, присоединились к власовскому движению, когда оно было наконец санкционировано; это доказывает, что во время оккупации многие проявили чисто поверхностную приверженность идее украинской независимости. С другой стороны, следует заметить, что многие интеллектуалы остались убежденными националистами даже после того, как разочаровались в ОУН из-за ее эксцессов и узнали, что организация не имеет немецкой поддержки в той степени, о которой заявлялось.

Иногда, как в Харькове, они создавали энергичные и успешные местные националистические организации, независимые от ОУН и даже настроенные враждебно к ней. Значительное число членов этих организаций, как и восточноукраинские сторонники ОУН, доказали преданность националистическому делу, подвергаясь риску, так как немцы жестоко наказывали всех заподозренных в несанкционированной политической деятельности. Уход от политической жизни, нежелание брать на себя инициативу – все это, похоже, было следствием жизни при советской власти, но как только восточноукраинский интеллектуал действительно убеждался в ценностях националистического движения, он часто становился таким же преданным последователем национализма, как и западноукраинец, хотя намного более осторожным.

Равнодушие к общественным делам было намного более распространено среди представителей менее образованных слоев населения, особенно крестьян. Если такие группы и принимали участие в каких-либо акциях, то только в тех, что напрямую затрагивали личные или узкогрупповые интересы – как, например, раздел колхозной земли. Однако многие сообщают, что общество ждало положительных программ и ликвидации вакуума в управлении, оставшегося после ухода коммунистов. Люди отвергали коммунистический режим как таковой, однако годы пропаганды и инструкций от вышестоящих приучили их к полностью сформулированной программе, которая предлагала дальнюю цель, объяснение хода событий и содержала ряд наставлений. Неразъясненные распоряжения, туманные лозунги националистов были недостаточной заменой программ советского режима. Люди ждали решения проблем, перечисленных ранее в этой главе.

Немецкие власти были не способны представить такую программу, так как нацистское руководство решило превратить Украину в эксплуатируемую колонию. Русские антикоммунистические организации оказались в невыгодном положении, после того как украинские националисты заручились поддержкой немцев, в любом случае у них не было ни энергии, ни организаторов для серьезных действий на территории Украины. Украинский национализм имел все преимущества, чтобы действовать как гальванизирующая сила для преодоления пассивности населения, освобожденного от диктата советского правления. Получив поддержку большей части восточноукраинской интеллигенции, украинский национализм смог усилить влияние. Интеллигенция являлась единственной элитной группой, которая в своем подавляющем большинстве не желала возвращения коммунизма и имела возможность донести националистические идеи до простых людей.

Западноукраинские и эмигрантские активисты, пропагандируя национализм, опирались на этнические и культурные особенности украинцев, что находило понимание у большинства представителей восточноукраинской интеллигенции. Безусловно, восточные украинцы занимали более умеренную позицию, признавали ценность и права других культур и стремились сделать украинскую культуру доминирующей, но не единственной на Украине. Представители обеих групп говорили на украинском с детства, не прилагая усилий. Большинство людей, даже имевших определенное образование, было мало озабочено проблемой доминирования украинского языка и культуры, хотя, как показывает усиление влияния автокефальной церкви, многим, по крайней мере в сельских районах, нравилось, что службы ведутся на украинском. Кажется, однако, бытовала реальная, хотя и неопределенная, привязанность к Украине как территориальной сущности в пределах границ, установленных Украинской ССР. Это чувство иногда заставляло даже людей русского происхождения считать себя украинцами. Смутное предпочтение, отдаваемое местной администрации, похоже, явилось следствием десятилетий сверхцентрализованного давления из Москвы.

Народные массы привлекала идея территориально децентрализованного управления, в то время как интеллектуальная элита была озабочена прежде всего идеей независимости Украины, основанной на культурном своеобразии нации, что указывает на пропасть, разделявшую эти две социальные группы. Если националистическая идея и содержала умеренный элемент культивирования украинского языка и искусств, но была подкреплена серьезной программой социальной и экономической реформ, если идею пропагандировали реалисты, хорошо знающие местную специфику, она находила значительную народную поддержку. Успех группы «Просвита» в Харькове – хороший пример популярности националистической идеи, но следует помнить, что эта группа занималась экономически привлекательной организацией кооперативов или культурной деятельностью.

Украинский национализм был единственным динамичным антикоммунистическим движением, которое при немецкой оккупации было способно продолжать широкую пропагандистскую деятельность на востоке Украины. Оно обладало преданными последователями, которые служили пропагандистами; было способно пробуждать в людях энтузиазм и желание приносить себя в жертву. Отсутствие опыта и хладнокровия дорого обошлось его сторонникам. Движение показало, однако, гибкость политики, добавив в программу социальные меры, в которых нуждалось восточноукраинское население, имевшее опыт жизни при советской власти. Оно привлекло большую часть интеллектуалов и технических специалистов, которые являлись единственной группой, способной к реорганизации жизни при немецкой оккупации, но было не способно по-настоящему увлечь идеей национализма менее образованные слои населения.