Украинский национализм. Факты и исследования - Джон Армстронг

Это обстоятельство осложняет изучение событий на юге. Хотя бандеровцы активно расписывают свои подвиги с самого начала войны, они никогда, даже в первые месяцы, не участвовали в крупномасштабных открытых военных действиях, что делает трудным сверку их заявлений с журналистскими сообщениями того времени. Например, в сообщениях немецкой полиции говорится, что в начале октября 1941 года группа из пятнадцати западноукраинцев, все или большинство которых были сторонниками Бандеры, попыталась установить контроль над администрацией и газетой в Запорожье[767]. Очевидно, эти люди были расстреляны немцами; никаких более поздних сведений о националистической деятельности в Запорожье нет. Отношения между активистами ОУН-Б и местными группами активистов покрыты туманом неясности. В Кривом Роге городской голова Шерстюк, редакторы Пронченко и Потапенко, множество других местных деятелей были убежденными националистами, но являлись ли они когда-либо сторонниками бандеровцев или были втянуты в его организацию – предмет спора между уцелевшими националистами из криворожской группы и членами ОУН-Б, знающими этот район[768]. Наиболее вероятно, что за начальным «медовым месяцем» сотрудничества последовала борьба, возникшая из-за того, что ОУН-Б жестко требовала от других придерживаться линии интегрального национализма.[769]

Информация, представленная в отчетах послевоенных лет, касающаяся Днепропетровска, некотором образом совпадает с рапортом германской полиции. Одна группа ОУН-Б пришла в город вскоре после вступления немецких войск. Регей из Галиции при помощи командира вермахта создал новую областную администрацию вместо сформированной ранее городской администрации[770]. Очевидно, местная группа сначала равнодушно относилась к русско-украинскому вопросу, но фанатичные требования ОУН-Б и ее старания создать в противовес собственную организацию побудили местную группу сотрудничать с прорусскими элементами, немецкая полиция после разгона бандеровской группы не возражала против этого. По крайней мере один из видных деятелей присоединился к НТС – Национальному трудовому союзу (скорее всего, имеется в виду Народно-трудовой союз. – Примеч. пер), российскому аналогу ОУН. Когда оуновские фракции, включая относительно важную мельниковскую группу, которая особенно активно действовала среди работников сферы образования, стали работать нелегально, они получили или восстановили некоторую поддержку, частично обусловленную работой, которую вовсю развернули русофильские элементы, особенно автономная церковь, и частично умеренностью их собственной идеологии.[771]

Невозможно сделать простой вывод на основе анализа сложной ситуации. Картину еще более усложняют случаи, когда русские, живущие на Украине, принимали умеренную украинскую националистическую позицию, если не подвергались давлению крайних националистов и ярко выраженной антирусской идеологии. Один убежденный сторонник украинской этнической националистической позиции был весьма впечатлен, обнаружив в Новомиргороде, под Кировоградом, молодого учителя и его жену, которые чувствовали себя украинцами, хотя родились в России, и которые «ненавидели большевиков так же, как и мы»[772]. В другом маленьком городке этого региона (Новоукраинке) националистический активист обнаружил, что большинство учителей «все еще находятся под влиянием коммунистической идеологии», это, вероятно, подразумевало, в частности, что они не придавали большого значения «чистоте» украинской культуры[773]. Похоже, многие украинцы и русские, жившие на Украине, были склонны отвергать любое этническое национальное кредо в пользу некой идеологии, основанной на территориальной самоидентификации. Кроме того, украинский язык культивировался, особенно в приходах автокефальной церкви к северо-западу от Кировограда[774], а отдельные городки, подобно Павлограду, являлись настоящими центрами преданности всему украинскому. Даже в таком крупном центре, как Днепропетровск, городской голова и редактор газеты были националистами.[775]

Крайний юг – прибрежная полоса вдоль Черного и Азовского морей, от Одессы до Осипенко (Бердянска), – был заселен еще быстрее, чем область к северу. Из всех украинских районов эта область больше всего подходила для крупномасштабного производства пшеницы при использовании малых людских ресурсов, плотность сельского населения области была мала, оно было этнически смешанным, существовали немецкие деревни и некоторые районы, где жили в основном русские. Население городов было еще более этнически смешанным, в городах покрупнее, согласно переписи 1926 года, в незначительной степени преобладали украинцы.

Изучение условий в этом регионе серьезно затруднено потому, что западная треть территории – оккупированная румынами Трансистрия. Чтобы подготовиться к аннексии Трансистрии и удовлетворить желание высоких чиновников награбить и нажиться, румыны направили туда множество своих администраторов[776]. Так как довольно отсталые молдаване составляли лишь малую часть всего населения, к славянам относились терпимо. Веря, что победа Германии приведет в конечном счете к созданию независимой Украины, которая неизбежно потребует присоединения земель к западу от Днестра, румыны благоволили к русским; положение русских националистических элементов в Одессе походило на положение группы Мельника в Киеве и Житомире до прихода немцев. Русский был официальным языком наряду с румынским и немецким; был открыт русский театр, начали выходить несколько русских изданий[777]. Ведущей русской организацией была группа под названием Союз русских офицеров, эмблемой которой был крест Святого Георгия, члены организации, очевидно, были убежденными монархистами[778]. Организация, как считают, поддерживала контакты с эмигрантскими группами в Сербии и в других странах и отказывалась от сотрудничества с власовским движением[779]. Во всяком случае, румыны одобряли их ярко выраженную антиукраинскую позицию и лозунг: «Украины никогда не было, нет и никогда не будет».[780]

Так как эта группа и ее румынские покровители контролировали все аспекты культурной и общественной жизни, любая открытая украинская националистическая деятельность, даже культурного рода, подавлялась. Подпольная публикация и значительное количество послевоенных свидетельств указывают, что ОУН-Б имела там сильную подпольную организацию, которая зародилась при разделении южной «походной группы» еще до начала румынской оккупации, а позже получила подкрепление из штаба в Днепропетровске[781]. Члены организации, по некоторым сведениям, имели возможность выпускать подпольные издания в Одессе и держать там базовую ячейку[782]. Большое внимание они уделяли оккупированным румынами сельским районам к северу от этого региона, особенно южному Подолью, где вели пропагандистскую кампанию, целью которой было заставить украинских сельских жителей сопротивляться молдаванской колонизации.[783]

Восточнее находилась южная часть николаевского генеральбецирка, которая больше подходила для украинской националистической деятельности. Николаевским головой был сторонник Мельника[784]. Во втором по величине городе региона, Херсоне, бандеровцы создали значительную организацию, она включала помощника головы и начальника полиции, но была, очевидно, ликвидирована немецкой полицией к концу 1941 года[785]. Тем не менее городской голова, очевидно этнический немец, помогал украинским интеллектуалам в организации культурной жизни через много месяцев после того, как ОУН-Б была репрессирована[786]. Редактором газеты тоже был, как считают, журналист из националистов[787]. Здесь и в главном городе бецирка автономная церковь действовала активно, рано создала херсонскую епархию[788]. Как был сказано выше, генерал-комиссар с подозрением относился к автокефальной церкви и настаивал принять определенные меры, когда влияние ее усилилось в северной части области. Позже епископ Кировограда Михаил (Хороший) должен был переехать в Николаев в сане архиепископа и был признан генерал-комиссаром[789], но прорусская церковная группа, похоже, сохраняла прочное положение. Перепись городского населения в Херсоне продемонстрировала увеличение числа лиц, назвавших себя украинцами, что указывало: здесь, как и на севере, Украину воспринимали как территориальную единицу[790]. Еще далее к востоку вдоль морского побережья, в генеральбецирке «Таврия» с центром в Мелитополе, наблюдались лишь незначительные проявления национализма: газеты, полиция и другие ведомства были украинскими, но, видимо, находились под пятой немцев.[791]