Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но к западу от Харькова конфликт проявлялся острее, чем вблизи Харькова. Полтава, второй город рассматриваемого региона, была одним из наиболее ярко выраженных украинских городов значительного размера. Она располагалась слишком далеко к востоку, чтобы быть местом крупного сосредоточения еврейского населения, так что удаленность этой группы и резкое сокращение численности русских сделали этот город более чем на 90 процентов украинским, согласно городской переписи. Там быстро образовались националистические группы; в значительной степени с помощью активистов ОУН-М, под их контроль в ноябре 1941 года попала газета, а восточноукраинец из мельниковской группы, бывший офицер республиканской армии, стал городским головой[750]. Быстро оживилась культурная жизнь, открылись два украинских театра[751]. Однако церковную организацию раздирали споры священников, вести ли службу на украинском языке или сохранить церковнославянский, на котором в основном велись службы в городских храмах[752]. Первая группа с шестьюдесятью приходами в сельской местности присоединилась к автокефальной церкви, и Игорь из Белой Церкви был назначен их епископом[753]. Феофил, однако, продолжал требовать от них подчинения.
В 1942 году украинская редакция газеты и городской голова были расстреляны немецкой полицией, головой города стал русский, а новый украинский редактор не мог проявить себя из-за жесткого немецкого контроля[754]. Ранее за несоблюдение немецких требований были расстреляны несколько других националистических редакторов в области[755]. Некоторые из газет перешли под управление ничтожных людей, полностью зависимых от немецкой власти. Иногда, например, в таких важных городах, как Любны и Ахтырка, редакторы продолжали попытки стимулировать национальное чувство[756]. Примечательно, что редактор в первом из этих городов был русским, который, после того как в результате своей проукраинской деятельности оказался на грани ареста, сумел перевестись на новый пост – в русскоязычной газете в Курской области[757]. Наиболее активным из всей этой группы был, однако, молодой редактор миргородской газеты Мыхайло Воскобийнык, который вел линию независимую от националистов, напоминающую работу группы «Нова Украина».[758]
Вообще в Левобережье при немецкой оккупации на национализм в большей степени влияли местные церковные и политические формирования, чем в области к западу от Днепра. Кроме того, здесь было замечено меньше трений между украинцами и русскими, среди которых кто-то был готов помочь возрождению украинского национализма. Вероятно, различия обусловлены тем, что оуновские группировки были подавлены в этом регионе, не успев стать достаточно влиятельными, а националистическая структура, которая была создана после, состояла из лиц, которые боялись экстремистской программы интегрального национализма. Может быть также, что история региона, не оставив в памяти людям сравнительно свежих воспоминаний о гнете польских панов и относительной независимости, при которой могла развиваться националистическая жизнь, породила атмосферу самоуверенности, при которой более радикальные составляющие националистического эгоизма были неприемлемы.
Южнее лесостепного пояса, о котором только что говорилось, находится более открытая обширная степь; в целом плотность сельского населения здесь значительно меньше, чем в вышеупомянутом регионе. Открытая равнина с ее чрезвычайно плодородной черноземной почвой и меньшее количество осадков, выпадающих в регионе, дают возможность возделывать зерновые культуры, требующие меньших затрат людской силы, в отличие от более северных районов, где практиковалось смешанное сельское хозяйство – возделывание сахарной свеклы, картофеля, зерновых культур, развитие молочного животноводства. Но причины того, что здесь было меньше крестьянского населения, скорее исторические, чем чисто экономические. Большая часть области была заселена на много поколений позже, чем более северные области, поскольку это был основной район, где оседали славянские поселенцы, двигавшиеся с севера, и воинственные крымские татары. Главным орудием колонизации было основание казацкой крепости, или сечи. В середине XVII столетия казаки приняли сюзеренитет православного царя, но только в конце XVIII века, после покорения Россией крымских татар, началось полное освоение степи. На эти новые земли, часто называемые Южной Россией, пришло много неукраинских поселенцев, главным образом русских, а также много немцев и сербов. В 1917 году Временное правительство в Петрограде твердо отвергло притязания украинской Рады на Харьковскую, Екатеринославскую, Херсонскую и Таврическую губернии – последние три относились в основном к южному степному региону, – так как считало, что они не были украинскими по сути.[759]
Север степного края, включая северную часть николаевского и днепропетровского генеральбецирков, был заселен преимущественно украинскими крестьянами. Наличие двух очень важных природных ресурсов – железнорудных шахт Кривого Рога и водной мощи днепровских порогов – вело к быстрой индустриализации этой области в период советских пятилеток и соответствующему росту городского населения. Согласно переписи 1939 года, пять из пятнадцати украинских городов с населением более 100 тысяч человек находились в этом регионе[760]. В начале периода индустриализации, в 1926 году, среди городского населения было мало украинцев. Например, украинцы составляли менее половины населения Кировограда (тогда Зиновьевска), следующей по величине этнической группой были евреи, затем следовали русские[761]. В Днепропетровске и Запорожье процент евреев был несколько ниже, но украинцев было даже меньше, едва ли больше чем третья часть населения.[762]
Данные по Кировограду 1942 года едва ли достаточны, чтобы, опираясь на них, делать общие выводы[763]. Очевидно, однако, что украинизация этих мест была намного большей, чем в среднем северном городе. Как в случае с другими данными, нет уверенности, что речь идет о реальных изменениях, хотя, вероятно, рост населения в период между войнами произошел в основном благодаря притоку украинских крестьян. Ряд обстоятельств, однако, позволяет предположить, что новые данные отчасти обусловлены изменением осознания своей национальной принадлежности многими русскими, что было вызвано не столько ожиданием, будто положение лиц, причисляющих себя к украинцам, будет прочным в новом украинском государстве, сколько искренним чувством принадлежности к Украине скорее в географическом, чем этническом понимании слова. Готовность технических специалистов, игравших ведущую роль в Кривом Роге, с энтузиазмом принять украинскую символику, уделяя особое внимание экономической реконструкции, указывает, что, возможно, сыграло роль принятие территориального основания национальной самоидентификации, в то время как поддержка русских культурных и политических тенденций группой в Днепропетровске является признаком неустойчивости этого выбора. Очевидно, ситуация выглядела приблизительно так: пока украинское государство, к которому немцы, казалось, относились благосклонно, представлялось орудием ниспровержения коммунизма и восстановления новой жизни, оно приветствовалось; когда же оно превратилось в романтическое кредо этноцентризма, то стало восприниматься как препятствие для удовлетворения практических нужд и развития спокойных человеческих отношений.
Существуют, однако, другие концепции. И первоначальный импульс, и последующий отход от националистической идеологии многих лиц в регионе был обусловлен, согласно многочисленным убедительным свидетельствам, действиями бандеровцев. Серьезное преобладание мельниковцев в Северной Украине совпало с усилением влияния более молодой фракции на юге. Отчасти это было случайным. Обе оуновские фракции планировали направить агитационные группы во все области Украины. Группа Мельника должна была идти на юг, однако ее направили на север, где историческая традиция и опыт революционного времени с большей вероятностью, по мнению людей старшего поколения, гарантировали успех[764]. Бандеровские группы на севере были по большей части разгромлены немецкой полицией, в то время как их эмиссары на юге начали действовать загодя и успели как следует укрепить позиции к приходу в регион медленно раскачивавшихся сторонников Мельника[765]. Хотя известный уровень противостояния сохранялся, в самых больших городах обеих частей – Киеве и Днепропетровске, – после того как группа Мельника была также запрещена немцами, на большей части территорий установился молчаливый раздел сфер влияния, который существовал в ранние месяцы.[766]
- Падение царского режима. Том 7 - Павел Щёголев - Прочая документальная литература
- Большая Охота. Разгром УПА - Георгий Санников - Прочая документальная литература
- Военно-воздушные силы Великобритании во Второй мировой войне (1939-1945) - Денис Ричардс - Прочая документальная литература
- Венгрия-1956: другой взгляд - Артем Кирпиченок - Прочая документальная литература / История / Политика
- Венгрия-1956: другой взгляд - Артём Иванович Кирпичёнок - Прочая документальная литература / История / Политика
- Дневник Майдана - Андрей Курков - Прочая документальная литература
- Карательная медицина - Александр Подрабинек - Прочая документальная литература
- Бунтующий флот России. От Екатерины II до Брежнева - Игорь Хмельнов - Прочая документальная литература
- Феномен украинского «голода» 1932-1933 - Иван Иванович Чигирин - Прочая документальная литература / Исторические приключения
- Власть Путина. Зачем Европе Россия? - Хуберт Зайпель - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Политика / Публицистика