Я тебя придумала - Анна Шнайдер

угадал посетителя по шагам и характерному стуку.

И действительно — в покои императора шагнул тёмный эльф. Он явно нервничал, что было удивительно для представителя его расы, и даже заламывал руки.

Аравейн, сразу догадавшись, зачем пришёл друг, быстро встал с кресла и, поклонившись Эдигору, попросил соизволения удалиться. Кивнув и дождавшись, пока наставник выйдет из комнаты, император повернулся к Грому.

— Что-то случилось?

— Ваше величество, — склонил голову эльф, и Эдигор едва удержался от желания поморщиться — и этот туда же, начал называть величеством до официальной коронации. — Вы помните об условиях договора между покойным императором и Повелителем Робиаром по поводу меня?

Юноша нахмурился.

— Не слишком, Гром. С тех пор прошло целых восемь лет.

— Завтра я должен вас покинуть. Я могу оставаться при дворе до вечера того дня, когда вас коронуют.

Эдигор едва слышно вздохнул — слова Громдрейка огорчили его куда больше смерти императора, как бы кощунственно это ни прозвучало. Но ведь у него так мало тех, кого он любит и кому может доверять! Эдигору отчаянно не хотелось терять одного из наставников.

— Мне жаль, Гром. Правда, очень жаль. Мне будет тебя не хватать.

— Ваше величество, — прошептал эльф помертвевшими губами, побледнев, как сама смерть, — четыре года назад я взял у вас кольцо, помните? И с тех пор для меня на первом месте — не Повелитель, не мой народ, а вы… И друзья, которые у меня здесь появились.

Эдигор изо всех сил вцепился в подлокотники кресла, стараясь не выдать своего волнения.

— Но дело не только в этом, мой император. Возможно, меня никогда не примет и не поймёт народ, представителем которого я имел честь родиться, но… Ваше величество, я прошу у вас руки Мики Эталь. И… благословения…

Если бы Эдигор мог позволить себе открыть рот и глупо похлопать глазами, он бы так и сделал. Но… к сожалению, император должен всегда держать под контролем выражение лица.

А вот Громдрейк императором не был, поэтому нервно кусал губы, заламывал руки и вообще, нервничал так, что Эдигор ему даже посочувствовал. Всё ещё бледный, как снег, эльф смотрел на него, словно он был его последней надеждой.

Император встал с кресла и, выпрямившись во весь немалый рост, медленно подошёл к Грому. Положил ладони ему на плечи и, заглянув в глаза, тихо сказал:

— Я разрешаю. И благословляю.

И всё. Эльф вздрогнул и неверяще уставился на человека, за которого был готов отдать свою долгую жизнь.

— Ваше величество?.. И вы даже не спросите, уверен ли я… И как я буду…

Эдигор улыбнулся, и его тёмные глаза ласково заблестели. Он понимал, почему Гром настолько обескуражен — браки между эльфами и людьми были редким явлением и осуждались как с той, так и с другой стороны. Хотя дети у таких пар рождались, причем либо люди, либо эльфы, явления «полукровка» как такового не существовало.

Причиной подобного поведения было не только взаимно-презрительное отношение, но ещё и то, что эльфы жили раз в пять дольше. И предпочитали выбирать спутника на всю жизнь, потому что влюблялись, как правило, крепко и навсегда.

А жить ещё несколько столетий после смерти любимого или любимой… На подобные мучения были готовы немногие.

— Гром, я знаю тебя восемь лет, и за эти годы неоднократно убеждался в том, что ты тщательно взвешиваешь и обдумываешь любое принятое решение. Зачем же мне задавать глупые вопросы? Уверен ли ты... Я знаю, что ты уверен. И как ты будешь жить, когда умрёт Мика? — император сделал вид, что не заметил, как вздрогнул эльф. — Я думаю, тебе будет тяжело, но раз ты пришёл ко мне и попросил благословения, значит, готов к этому.

Гром улыбнулся. Тяжело, вымученно, но с облегчением во взгляде. Возможно, просто от того, что его поняли. И понял никто иной, как император. Единственный, кто мог бы благословить этот брак, кроме Повелителя Робиара. Который бы назвал Громдрейка изменником, предателем и отступником за желание жениться на человеческой девушке.

— Иди, обрадуй Мику. Я знаю, что она тоже любит тебя, Гром. Я видел её глаза. Я поженю вас завтра, сразу после коронации. Обещаю.

Эльф, кивнув, низко поклонился, а затем, пробормотав что-то неразборчивое, быстро вышел из комнаты, торопясь к той, которой было суждено умереть намного раньше него, но которую он при этом был готов назвать своей единственной.

После ухода Громдрейка Эдигор подошёл к окну, где медленно догорал закат, и тяжело вздохнул.

Какой длинный день. Нападение заговорщиков из Мирнарии, гибель отца, назначение Люка главой Тайной службы, появление Элли, информация о Тенях, разговор с Громом…

Пожалуй, это был один из самых длинных дней в жизни императора.

Эдигор устал. Он почувствовал это только сейчас, стоя у окна и любуясь на заходящее за купол Центрального храма в Лианоре солнце. Небо было ярко-оранжевым, а у крыш домов — алым, почти как волосы Эллейн. Но чем выше от земли — тем голубее и чище, как глаза Аравейна.

Последний день весны. Последний день его свободы. Впрочем, нет. Глупая мысль. Эдигор никогда не был свободным. С самого раннего детства он был связан по рукам и ногам. Обладая всем, он при этом не обладал ничем, потому что на самом деле не принадлежал самому себе.

…Её руки легли на плечи в самый нужный момент, чуть сжав напряжённые мышцы, лёгкое тёплое дыхание коснулось шеи, и ласковый голос произнёс:

— О чём думаешь?

Эдигор улыбнулся, закрывая глаза и наслаждаясь прикосновениями прохладных пальцев.

— Наверное, о будущем. С завтрашнего дня на мне будет огромная ответственность.

— Ты ведь знал, что когда-нибудь этот день настанет.

— Конечно, знал. Но все мы знаем, что когда-нибудь умрём, однако когда эта неприятность всё же настигает нас, думаем, что она пришла слишком скоро и мы ещё не готовы.

— Ты думаешь, что не готов?

Несколько секунд он молчал.

— Именно об этом я