Я тебя придумала - Анна Шнайдер

маленькая. Только так.

И почему-то я ему сразу поверила.

— Нам, кажется, пора, — вдруг сказал Олег, осматриваясь.

— Почему? И вообще, где мы?

— Какая разница? — он улыбнулся. — Мы просто без сознания. Но скоро придём в себя. Иди сюда, Полиша. Возвращение точно не будет безболезненным.

Я вновь прильнула к нему, спрятавшись на широкой груди. Брат обнял меня и чмокнул в макушку.

Мы уже начали таять, когда я вдруг спросила:

— Ты будешь… держать меня?

— Конечно, маленькая, — его тихий голос был полон нежности. — Всегда. Вечно.

И впервые в жизни я подумала, что вечность — очень красивое слово.

.

Возвращение в реальность действительно оказалось не лишённым неприятных ощущений. Точнее, оно состояло почти сплошь из них. Конечно, если учитывать только состояние тела, потому что душа моя пела такие радостные песни, что, клянусь, будь рядом хоть немного алкоголя — напилась бы от счастья впервые в жизни.

В голове стучало, в горле пересохло, а во рту поселился настолько неприятный привкус, как будто я только что съела дохлую мышь. Всё тело ломило и крутило, в ране на груди неприятно пульсировало, а к животу будто раскалённый утюг приложили.

В общем, препакостное состояние. И оно бы, несомненно, огорчило меня, если бы не факт возвращения… хм… кое-кого с того света. Причём во всех смыслах кое-кого…

— Как мне теперь тебя называть? — это был первый вопрос, который я выдавила из себя, когда смогла наконец собраться с мыслями и разлепить склеившиеся губы.

— В этом мире, пожалуй, Рым, — прошептал брат. Мне показалось, что ему сейчас в тысячу раз хуже, чем мне. Ещё бы, я всё-таки просто делилась силами, а у него была такая рана здоровая. И пусть она заросла, но наверняка ещё не перестала болеть.

— Хорошо… Рым, — я кивнула и улыбнулась. Глаза брата (теперь у него были самые обычные зрачки — видимо, это последствия ритуала Слияния) вспыхнули нежностью.

— А я… тебя?

— Как хочешь.

— Хорошо, — он слегка улыбнулся. Улыбка была очень слабой, но всё же — она была!

Я вздохнула и, протянув руку, прикоснулась к щеке брата.

Тёплый. Живой.

— Как ты себя чувствуешь?

— Бывало и получше. Но это пройдёт полностью примерно через полчаса-час. А пока нам с тобой надо подумать, как сбежать от этих придурочных реформаторов.

Я хихикнула.

— Кажется, вместе с прошлой жизнью ты вспомнил кучу словечек из нашего мира.

Рым хмыкнул.

— Думаю, я их и не забывал никогда. Просто ритуал Слияния заставил меня… то есть, нас… вспомнить всё и взглянуть друг на друга по-новому. Помнишь, когда ты только появилась в Эрамире, Браш пытался прощупать тебя, и не смог? А потом попытался я, и ты упала в обморок, испытав дикую боль? Да и мне, признаться, было не слишком приятно.

— Помню, — я кивнула. — Кстати, действительно интересно, что тогда случилось.

— Я уже говорил тебе — я коснулся твоей души. И наши души узнали друг друга. В тебе вновь всколыхнулась вся та боль, которую ты испытывала после моей смерти. Я же ощутил и твою боль, и свою собственную — мне ведь тоже было плохо, когда я понял, что больше не смогу обнять тебя, поговорить с тобой, утешить. Но того краткого касания было недостаточно для того, чтобы узнать друг друга окончательно, мы просто начали испытывать необъяснимую симпатию, потому что наши души притягивались между собой.

Я смутилась.

— Да уж, какие-то не совсем братские нас одолевали чувства.

Рым, улыбаясь, смотрел на мои покрасневшие щёки, и в этой улыбке было так много от прежнего Олега, что я чуть не набросилась на него с объятиями опять, но вовремя сдержалась — сейчас ему было не до них.

— Это нормально, маленькая. Души испытывали друг к другу влечение — в совсем ином смысле этого слова — а тела, не состоящие в родстве, приняли его в том самом смысле. Я считал, что желаю тебя как женщину, тогда как пробудившиеся чувства были любовью к сестре. И… знаешь, маленькая, мне почему-то кажется, что если бы мы сорвались и переспали друг с другом, то уже никогда не вспомнили бы прежние чувства и отношения.

«Верно», — шепнул у меня в голове тихий голос Хранителя. Я вздрогнула.

— Боже… Как хорошо, что мы всё-таки вспомнили.

Рым рассмеялся.

— Видишь, даже в появлении этой стервы Эллейн есть кое-что положительное. Если бы не она со своей мега-магией, мы бы так и пребывали в заблуждении, что испытываем друг к другу физическое влечение, тогда как это было лишь влечение душ.

— Лишь?!

Я даже обиделась.

А Рым взял и подмигнул мне. Хм, этому бессовестному… орку… явно стало лучше.

— Самое лучшее «лишь» в моей жизни, Полиша.

И я тут же его простила.

— И всё-таки… Как ты собираешься сбежать отсюда, братик? Эта мегера Эллейн очень сильный маг. Вряд ли она не предусмотрела абсолютно все варианты.

— Это невозможно, сестрёнка. Абсолютно все варианты не может просчитать никто.

А мне почему-то вспомнились слова Эллейн: «Запомни, орк: нет ничего невозможного. Это только вопрос фантазии и изобретательности, а ещё — веры в себя».

Видимо, у нашей рыжей знакомой этой веры в себя было хоть отбавляй.

Но теперь её хватало и у меня тоже. Ведь рядом был брат.

.

Я лежала на груди Рыма, он обнимал меня сильными руками, и мы молчали. Времени до того, как нас решат побеспокоить, было предостаточно — ритуал проводится на рассвете, а сейчас вечер был в самом разгаре. Кормить нас — точнее, меня, поскольку реформаторы думали, что орк умер — явно не собирались. А зачем? Всё равно завтра помру, чего на драгоценную меня еду переводить?

В принципе, логично. Вот