Сто тысяч Королевств - Н Джеймисин

А потом всё ушло. Он ушёл. Исчез.

И я распахнула глаза.

И рухнула ничком на пол ванной. Все члены мои слабо дрожали. Стены вокруг вновь подёрнуло мерцающим сиянием. От воды, до краёв заполнявшей прогревшуюся лохань, медленно шёл густой пар; и всё краны были закрыты, завёрнуты. Я вновь осталась в одиночестве.

Встав, я тщательно искупалась, а после вернулась в постель. Т'иврел, смутно бормочущий что-то в глубокой дрёме, сонно закинул на меня руку. Прижавшись к нему как можно теснее, весь остаток ночи я твердила самой себе, что дрожу от одного лишь страха, — и более ничего.

18. Зиндан

Ныне мне ведомо куда более знаний, чем прежде.

Истинно: что явлённый на свет Итемпас Пресветлый обрушился в ярости на Владыку Ночи. Столь противуположной казалась природа их, что было есмь поначалу это противуборство предначертанным и неотвратимым. И бились они бессчисленную вечность, одерживая каждый попеременно верх, но лишь токмо бысть самому поверженным. И бились они дотоле, пока не зарождалось в душах их знание, что пусто и бессмысленно сражение их, и в великом ничто есть извечный порочный круг.

Но бесконечное действо это меж тем возжгло всякое множество всея. И породил Ньяхдох бесформенную пустоту, а Итемпас вложил тяготу, движение, деяние и время. А из праха и пепла великих звёзд, что рушились в огне и пламени, схлестнувшихся друг с другом, каждый из богов сотворил нечто небывалое — и стало много больше и звёзд, и планет, больших и малых, и сверкающих разноцветьем облаков, и прочих чудес и див, соткавшихся спиралью и трепетавших, и пульсирующих. И так меж божественной пары рождалась и ширилась и крепла вселенная. И когда осела пыль их сражений, и рассеялся воинственный пыл, то взглянули боги на дела рук своих и остались довольны тем.

И кто из них был первым на пути к миру? Думаю, началось всё скороспелым, необдуманным, обманным движеньем — разорванные перемирья и тому прочее. Как долго тлела ненависть, прежде чем обернуться снисхожденьем, а после — уважением, и позже — доверием… и чем же ещё в конце? И когда тот настал таки, были ли они также страстны и горячи в любви, как в предшествовавшей затяжной войне?

Прям всамделишный легендарный роман выходит, верно? то ли сказка, то ли преданье, то ли история… А самое обворожительное, самое прекрасное, самое пугающее… самое кошмарное, что нет ей ещё ни конца и ни края.

***

Т'иврел ушёл (на работу) с рассветом. Несколько коротких слов, и меж нами установилось молчаливое понимание: прошлая ночь была лишь приятным дружеским времяпрепровождением. Вышло не так уж неловко, как могло бы быть; похоже, ничего другого он и не ожидал. Жизнь в Небесах не поощряет более щедрые ожидания.

После его ухода я задремала вновь, а, проснувшись, долго ещё лежала в постели, не вставая, поглощённая раздумиями.

По словам бабушки, менчийские войска готовы выступать в самое ближайшее время. Так мало времени… меня хватало лишь на пару-тройку стратегий, имевших хоть какой-то призрачный шанс сберечь Дарр. Лучшее, что приходило в голову и было в моих силах, это отсрочить атаку. Но как? Конечно, можно было поискать союзников средь делегатов Консорциума. Рас Анчи говорила от имени доброй половины Крайнего Севера, может, она знает… нет. Я уже видела, как оба моих родителя и весь даррийский совет воинов, в прошлом, долгие годы посвящали себя поиску союзников, бессмысленному поиску; будь у нас и в самом деле некие друзья, они бы уже заявили о себе, рано или поздно. Лучшее, на что приходилось надеяться, кой-какие сочувствующие, навроде Анчи, — спасибо, конечно, и на этом, но толку-то от них…

Должно было быть что-то ещё. Хватило бы малейшей передышки, буквально нескольких дней; придержи я нападение до церемонии правопреемства, с которой вступит в силу моя сделка с Энэфадех, и Дарре получат защиту аж четырёх божественных покровителей.

В том расчёте, что эту-то битву те не проиграют.

Итак: всё или ничего. Рискованный, но шанс был лучше, чем пресловутое ничего; и я не собиралась выпускать его из рук. Всё или ничего, так? Значит, стоит рискнуть всем. Встав, я отправилась на поиски Вирейна.

В мастерской его не было. Одна молоденькая, тонкая как прут, служаночка, занятая уборкой. "Он в зиндане", — пояснила она мне. Будучи без понятия, что это и где, оставалось довериться девушке, и я направилась согласно её указаниям вниз, на самый низкий из небесных уровней. Что и тревожило мысли (смутным интересом) на пути туда, так отвращение, крупными буквами выписаное на лице служанки под конец разговора.

Подъёмник выплюнул меня на пересечении странно тусклых коридоров. Что-то диковинным образом приглушало привычное мерцание стен — блеклое, оно почти ласкало уставший от сияния взгляд. Ни окон, ни, что любопытнее всего, дверей. Очевидно, на этакой глубине не живёт даже прислуга. Я двинулась коридором, и шаги мои отзывались впереди гулкии эхом, так что я без удивления вынырнула из узкого пространства туннеля на широкую площадку: перед глазами предстала огромная, продолговатая зала, с слегка наклонным полом, с дырой, забранной необычной формы металлической решёткой нескольких футов в поперечнике. Ещё меньше удивляло наличие с этой решёткой искомого мной Вирейна, сверлящего меня взглядом, похоже, с того самого момента, когда я вошла. Вероятно, от его слуха не укрылось, как спустился тот подъёмник, вместе со мною.

— Леди Йин. — Он отпустил лёгкий поклон, на сей раз без малейших признаков улыбки на лице. — Разве вы не должны быть в Салоне?

Я ни то что не посещала его, я даже забросила все дела с отчётами по находящимся под моим покровительствами странами. В нынешних обстоятельствах мне было просто тяжело заниматься ещё и этими, повисшими на шее обязанностями.

— Сомневаюсь, что мир рухнет из-за моего отсутствия этим днём или последующими пятью.

— Понятно. Так что же вас привело сюда?

— Вы. Я как раз искала вас. — Глаза сами собой притягивались в зияющей в полу решётке. Она напоминала канализационную, поставленную разве что с декоративной целью, и очевидно вела к какой-то камере, скрытой под полом. Оттуда лился свет, более блеклый, чем в комнате, где стояли мы с Вирейном, — странное чувство, витавшее вокруг, усилилось… странность какая-то, ровность, гладкость… серость. Свет темнил блеклое лицо Вирейна под резким углом, — но не затенял, даже не заострял черты, не терял в сумраке, наоборот, словно лишал последнего, беспощадно срывая все потаённые покровы.

— Что это за место? — спросила я.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});