Малыш: мамино счастье - Ирина Чеснова

Всю свою зарплату Люся честно отдавала супругу. А потом жалостливо выклянчивала у него «на булавки». Но муж был суров и говорил, что им надо «копить на ребенка».

Еще Боря очень любил свою маму (папу, конечно, тоже, но маму больше) и всегда прислушивался к ее мнению. Любимой маминой фразой была: «Мы еще никогда ничего плохого друг другу не посоветовали».

Но это мелочи.

Зато Борис всегда спешил после работы домой, пиво с друзьями пил только на кухне и не мыслил уик-энда без собственноручного мытья полов в квартире. А еще он искренне обожал тещу с тестем и при каждом удобном случае норовил приехать с Люсей к ним в гости.

После рождения сына Степы Люся осела дома. Боря не изменил себе и каждый вечер в шесть сорок пять уже поворачивал ключ в замочной скважине. Делал сыну «козу», помогал его купать и немного баюкать. Все выходные напролет проводил с домочадцами, но жену никуда одну «пошляться» не отпускал.

– Я каждую свободную минуту хочу провести рядом с вами, а ты?.. – пенял он супруге. – Мы семья, мы должны быть вместе.

Люсьена закусывала губу и бежала звонить подружкам, что никак не может встретиться. Семья-с.

К слову, накопленная «на ребенка» денежка по прямому назначению так и не пошла – почти все нужное и дорогостоящее подарили бабушки-дедушки. Зато «все, что было нажито непосильным трудом» Боря с чувством глубокого удовлетворения отнес в банк. С заначкой и капающими процентами зажилось веселее, а сон стал крепче.

Радужное будущее омрачало только одно. С уходом Люси в декрет все их доходы свелись только к Бориной зарплате. Ощутив невероятную финансовую ответственность, Борис понял, на ком держится семья. На нем – трудолюбивом пчеле, который света белого не видит, работает в поте лица, чтобы прокормить два голодных рта (читай, иждивенца), окопавшихся дома.

А что же он, изможденный добытчик, видел в родных стенах, едва переступив порог после офисной каторги? Хаос. Бедлам. Кавардак и разруху!

Люся не протерла пыль!

У Люси разбросаны вещи!

Люся не приготовила утку в яблоках!

Не заутюжила стрелки на брюках!

Не разморозила холодильник!

Не прорыхлила пальму!

Да что там пальма – даже не удосужилась за собой чашку помыть! И это в то время, как Борис из последних сил тащит на себе воз житейских и финансовых проблем! И вообще является живой иконой Люсиного благоденствия.

А то, что Люся весь день крутится вокруг грудного ребенка и иногда даже не успевает чаю попить (не говоря уже о том, чтобы помыть после этого чашку), ему, конечно же, в голову не пришло. Видимо, в понимании Бори уход за младенцем был синонимом отдыха в санатории, временно размещенного в их квартире.

Насмотревшись на гибнущие пальмы и осознав вопиющую несправедливость в распределении прав и обязанностей («Я – все, а Люся – ничего»), Боря стал выдвигать претензии. Поначалу разрозненные и редкие, постепенно они слились в цельную политическую платформу, с которой Борис, словно Ленин в Октябре, стал ежедневно выступать на кухне. «Обращение к нации» всякий раз начиналась одинаково:

– Малыш, ты целый день дома, неужели было трудно… – далее шли вариации – разложить по местам раскиданные вещи, почистить картошку, вынуть белье из стиральной машины, убрать помытые кастрюли в шкафчик, стряхнуть крошки со стола и так далее, и тому подобное.

«Малыш», который за весь день беготни с трехмесячным ребенком (отчего-то переставшим спать и какать) уже ощутил себя ломовой лошадью, начинал мямлить и оправдываться:

– Да вот как-то руки не дошли… Да я закрутилась чего-то…

Дезориентировав и сломив волю противника, Борис «добивал» его риторическим вопросом.

– А как же другие справляются? – вопрошал он и, не дожидаясь ответа, победоносно покидал поле битвы.

Поначалу Люся даже не знала, что ответить. Ход-то на самом деле дешевый – на голубом глазу утверждать, что у других жен и чище, и сытнее. А кто проверял? В гостях были, видели? Вообще-то к приходу гостей люди обычно готовятся, убирают раскиданные вещи, стряхивают крошки и картошку чистят заранее. Так что аргумент, что другие справляются лучше, голословен.

Но, попытавшись образумить мужа и воздействовать на него логически, Люся потерпела фиаско. Любые ее доводы натыкались на «Ты весь день дома», «Нужно правильно планировать свое время» и «А как же другие справляются?», и Люсьена ловила себя на мысли, что хочет заехать мужу нечищеной сковородкой промеж глаз. Любящий, надежный, преданный муж чина (правда, с задатками мозгоклюя) все больше превращался в домашнего деспота. С задатками самодура.

Люсе даже в какой-то момент показалось, что Борис просто изощренно издевается, сознательно вырабатывает у нее комплекс неполноценности, самоутверждаясь за счет временно не работающей и зависящей от него женщины. Но проведя еще несколько сеансов психборьбы, она поняла, что никакого коварного плана по изведению жены у Бори нет. Просто такая у него странная логика.

Он не лукавил, а свято верил в то, что говорил. Он искренне не понимал, как можно за весь день не найти время помыть пол в прихожей. И думал, что в квартире соседки, такой же молодой мамы, стерильно, как в операционной. Хотя бывал там пару раз и то по большим праздникам.

Прорыдав несколько дней в подушку, Люся поняла, что если она не даст решительный отпор необоснованным обвинениям мужа, в его глазах за ней навсегда закрепится реноме лежебоки и никудышной хозяйки. И тогда он точно ее со свету сживет своими придирками.

Организовать Движение Сопротивления – идея, что там говорить, хорошая, но ведь важно не участие. Нужна победа! Сковородка, конечно, аргумент весомый, но в данном случае не сработает. И тогда вместо тефлоновой посудины Люся взяла в руки… лист бумаги. Выкроила время, села и подробно, с точностью до минуты описала свой день....

6.00. – подъем и утренний туалет

6.15. – 6.20. – подготовка к кормлению

6.20. – 6.40. – пробуждение Степы, туалет, смена подгузника

6.40. – 7.00. – кормление…

И так далее.

Написала и сама ужаснулась, до чего ж насыщенные у нее будни. И как тяжела и беспросветна ее жизнь. Кормления, сцеживания, памперсы, ко лики, газоотводные трубки, укладывания спать по 40 минут, ведро с тряпкой, пыль столбом, дым коромыслом… Так что если сюда добавить еще и кулинарные экзерсисы вроде утки в яблоках, можно смело идти и вешаться. На той самой непрорыхленной пальме.

Люся рассчитывала, но в глубине души не особо надеялась, что простенький листик с «отчетом о выполненных мероприятиях» сильно подействует на ее любимого тиранчика. И уж, конечно, совсем не ожидала, что он произведет эффект разорвавшейся бомбы.

Изучением распорядка дня изнывающей от безделья супруги «тиранчик» занялся на работе – в офисе. То, что произошло потом, до конца сможет понять только человек, лично знающий Бориса – этого вечного спорщика, который даже под дулом пистолета не признается в собственной неправоте. А произошло то, что Боря позвонил Люсе и ИЗВИНИЛСЯ. Так и сказал: «Прости дурака, неверно оценивал ситуацию». Он понял, чем конкретно занята его жена сутки напролет. Проникся. Переварил. И ужаснулся.

С тех пор тема «Что ты делала весь день дома?» была почти закрыта. Почти – потому что периодически (когда подзабывалось содержимое листиков с отчетами) она все же поднималась. И снова на время прикрывалась испытанным способом.

Вернув гармонию в семью, Люсьена сделала для себя один важный вывод: если тебе, неглупой и адекватной женщине, кажется, что какие-то вещи понятны и очевидны без слов, не факт, что они так же понятны и очевидны твоему мужчине, тоже, кстати, неглупому и адекватному. А потому свою точку зрения надо разжевать и положить ему в рот. Чтобы вам одинаково было понятно и очевидно.

P.S. Как-то я позвонила Люсе поболтать «за жизнь». Трубка ответила уставшим голосом Бори:

– Люсенька уехала к родственникам в Смоленск. Они давно звали, а у меня тут отпуск как раз… Вот остался «на хозяйстве».

– Ну и как отпуск?

– Ужасно. Просто ужасно. Степа заболел. Температурит, кашляет. Я тут с ним… Ночь не спал… Он капризничает, с рук не слезает. Всю душу вымотал. А ведь еще надо покушать приготовить…

У-у-у, да в нашем полку прибыло.

– Ну что, молодой папаша? Теперь тебе понятно, каково это – сидеть дома с ребенком без выходных и перерывов на обед?

– Ну, я ведь после работы и в выходные Люсеньке помогал…

– А тебе никто не помогает?

– Да нет, мама приходит…

– Ну вот! Что ж ты стонешь? У тебя такая подмога мощная!

– Все равно – жесть!

– Ничего-ничего, держись! Люси-то давно нет?

– Да два дня…

– И ты уже на последнем издыхании?

Тут я совершенно невежливо расхохоталась. И, положив трубку, еще минут пять веселилась. Да, Боре не позавидуешь. В такой водоворот попал, бедолага! Еще получит моральную травму, потом на «вот такой рубец» всю жизнь жаловаться будет.